Снежное забвение

– Твой папа же из полиции, Джесс! – Она говорила так громко, что все люди в вагоне могли ее услышать. – Они уже поймали убийцу? – Остальные пассажиры пораженно уставились на них, чего она, видимо, и добивалась.

Девочка по имени Джесс выглядела младше остальных. Худенькая, неуверенная в себе. Ей явно хотелось им нравиться. Малкольм знал это чувство.

– Я была там, – с ноткой гордости сказала она. – Это я нашла тело.

Малкольм окинул взглядом ряды сидений в вагоне. Отовсюду на девочку смотрели любопытные, хищные глаза. В своей голове он буквально кричал ей: «Не надо было тебе этого говорить. Никому не обязательно это знать». Это усложняло дело.

Всю дорогу до города он настороженно, подобно охотничьему псу, глядел в окна вагона. Он изучал каждого пассажира, волнуясь, что не сможет выловить из толпы того, кто ему нужен.

Он решил, что, похоже, сошел с ума. Из-за недостатка сна. Или сорока лет стресса. Но еще подумал, что ему уже наплевать. Что он мертв, как образцы организмов, которые профессор собирал в своей лаборатории в Каллеркоутсе. Такие свежие и блестящие снаружи, но застывшие и окаменевшие внутри. Он действительно был ничем не лучше мертвеца. Ни чувств, ни души. Но теперь он видел, что выход есть. Новая жизнь с ощущением собственной полноценности. Тут в нем проснулась надежда. Все зависело от него: нужно дождаться, когда группа разделится, и выхватить отдельного человека. Он почувствовал прилив возбуждения – того же деструктивного восторга, что и сорок лет назад.

Он читал экземпляр бесплатной газеты, которую взял на станции Партингтон, и поглядывал из-за нее на происходящее. Видела ли его цель? Он не мог быть уверен и не хотел рисковать. Он снова забился в угол, и его сознание вернулось назад, перемотало время, и лист газеты превратился в экран между настоящим и прошлым.

День рождения его отца. Пятьдесят лет. Вся улица собралась в «Коубле» в ожидании, когда они с Билли сойдут с лодки. Стоило им открыть дверь – и тут же они были встречены громкими поздравлениями. Билли Керр всегда был героем Харбор-стрит. Валери где-то раздобыла торт, но когда пришло время его резать, большинство уже напилось в стельку. А потом они вышли на улицу сделать фотографию. Не все, конечно. Кто-то остался внутри. Некоторые люди на Харбор-стрит предпочитали не появляться на фотографиях.

Он в подробностях помнил, что было надето на Маргарет в тот день. Легкая длинная юбка из индийского хлопка, белая сетчатая блузка. Сандалии. Тонкие кожаные ремешки завязаны на щиколотках бантиком. Не рабочая одежда. Для работы она одевалась так, будто собиралась в офис. Черное нижнее белье и черный пояс с подвязками. Тонкие чулки и остроносые туфли на таком каблуке, что было непонятно, как она держится на ногах. Кожа и шелк. Однажды он видел, как она одевается перед работой. Он как-то отправился ловить рыбу на лодке, кинул якорь в небольшой бухте и заглянул к ней в окна с помощью бинокля профессора. Она думала, что никто не подглядывает – что никто не может ее увидеть, потому что окна выходили в море. Ее темный силуэт резко выделялся на фоне бледного искусственного освещения комнаты. Она стояла на одной ноге в позе балерины и поправляла чулок на другой. Абсолютно спокойная и абсолютно расслабленная. «Для кого ты наряжаешься, Маргарет?» Он увидел, как она обернулась, и представил, как она сейчас откроет дверь спальни и впустит клиента. Но угол был слишком неудобный, чтобы увидеть вошедшего или проследить, что будет дальше. Но он догадывался. Он проигрывал эти сцены в голове тысячи раз.

В тот вечер, когда отмечали день рождения отца Малкольма, Маргарет не работала. Она ясно дала всем это понять. Поэтому – длинная юбка, свободная блуза и сандалии на плоской подошве. А еще она пила, а он знал, что она никогда не пьет на работе. В выходные она могла себе это позволить. Он брал ее на остров Коке, и они устраивали пикники. В такие дни она обычно надевала джинсы, полосатые жилеты и плетеную обувь. Они распивали вдвоем бутылку вина, и она приносила сэндвичи и самодельные пироги. Малкольм знал, что отец пришел бы в ярость, если бы узнал – Билли не одобрял барский образ жизни Маргарет, – но почему-то ему было все равно. Ему было достаточно просто лежать рядом с ней на берегу и разговаривать. «Сегодня я не работаю. Я никогда не пью на работе». Когда они возвращались по тропинке к лодке, она брала его за руку.

Вагон метро остановился на станции. Малкольм выглянул из-за газеты. Они пока не доехали до Ньюкасла, и он не думал, что подростки выйдут раньше. Зачем? Какая еще у них может быть цель, кроме как доехать до города и закупиться, чтобы повеселиться напоследок? И они действительно оставались на месте, крутились на поручне в центре вагона и вели себя как трехлетки. Внутрь заходило все больше людей, но его цель все еще была в поле зрения.

Он посмотрел в окно на плоскую прибрежную равнину, но в мыслях вновь вернулся в день пятидесятилетия отца. Солнечный вечер, теплый – как будто долгий день оставил весь свой зной на Харбор-стрит. Середина семидесятых принесла с собой засушливое лето и мельчающие и иссякающие реки. Водоросли лежали на камнях и воняли под палящим солнцем. И в ту ночь Маргарет попросила его об одолжении:

– Разберись с ним, Малкольм, ладно? Поговори с ним, будь так добр.

И, конечно, Малкольм сделал то, что она хотела. Как он и сказал той толстой женщине-детективу, он бы трижды проплыл голышом вокруг острова Коке, если бы она его попросила.

Остаток вечера был как в тумане. Слишком много алкоголя. От напряжения кожу покалывало, как от статического электричества. Картинки чередой вспыхивали у него в мозгу, как аналоговые слайды, которые профессор Краггс использовал на своих лекциях, закидывая их по очереди в проектор. Слайд-шоу заканчивалось пламенем, облизывающим полы отцовского офиса, как ярко-оранжевый, обжигающе горячий змеиный язык. Они стояли, облокотившись на ограду, и наблюдали, как пузырится лак на деревянных стенах, черный и лоснящийся, как подгоревшее мясо. А потом огонь поднялся так высоко, что они испуганно отступили и запрокинули голову, глядя на искры, с ревом взмывающие в чистое небо.

Не это ли была его первая бессонная ночь? Они с отцом точно оставались в той же одежде, когда на следующее утро пришла разнюхивать полиция и пожарный инспектор. Еще один жаркий день.

– Поджог, – сказал инспектор. – Никаких сомнений. – Он взглянул на них. – У кого-нибудь есть причины устроить пожар? – Он смотрел на них осуждающим взглядом, но дальше этого заходить не хотел. Это явно не стоило всех хлопот, к тому же он сам был рабочим человеком. Он прекрасно понимал, что люди могут позариться на страховку, если дела идут неважно.

– Нет, – сказал Билли. – Если только это не сделал один из парней с вечеринки. Может, решил так подшутить. – Этой версии они и стали придерживаться. У кого-то из гостей на вечеринке то ли началась паранойя, то ли крыша поехала, и он решил, что было бы весело поджечь офис. Керры не стали бы поднимать особого шума, потому что им все равно полагалась страховка, а на Харбор-стрит все были друзьями, правда? Билли пришел в «Коубл» к обеду, сразу после открытия, и со всеми поделился их историей. А Билли был уважаемым в городе человеком, так что все завсегдатаи слушали его и качали головами, осуждая горячность юности. Вэл Батт тоже кивнула, уперев руки в необъятные бока. Она знала, как это бывает. «Иногда молодежь выходит из-под контроля».

Тем утром Малкольм, у которого в ноздрях все еще стоял запах дыма, наблюдал за всем издалека, предоставив разбираться с проблемами своему отцу, как и обычно. Малкольм никогда не умел хранить секреты. Осознавал ли он тогда, что знание причин произошедшего пожара ляжет на его сердце тяжким грузом, будет якорем тянуть его ко дну и топить весь остаток жизни?

Поезд остановился на станции «Хеймаркет». Малкольм внимательно следил за пассажирами. Никто из них его не замечал. Он подумал, что они просто не умеют видеть людей средних лет и пожилых. Он не знал – может, девчонки выйдут здесь, на этом конце Нортумберленд-стрит? Эти подростки, столпившиеся у двери, порхали как мотыльки, вертелись и не замирали ни на секунду, но остались в вагоне. А вышли они только на Монументе. Малкольм сложил газету, вышел вслед, поднялся вместе с ними на эскалаторе, а затем оказался на многолюдной улице.

Глава 38

Вера винила себя в исчезновении Малкольма. Стоило отправить его под стражу, когда они обыскивали мастерскую, – неважно, были против него улики или нет. А теперь ей казалось, что в своем отчаянном положении он может быть опасен. В своем кабинете в Киммерстоне она чувствовала себя как в ловушке. Она бы предпочла оказаться на месте преступления в мастерской Керра, нависая над Полом Китингом и Билли Уэйнрайтом в ожидании информации. Или быть в городе, искать убийцу.