Снова хочу быть твоей

Сева смотрит на меня так, будто пытается увидеть мою душу. В глаза смотрит на каждом толчке. Взглядом держит, не позволяя отвернуться или закрыть глаза.

Я отвечаю ему не словами, а прикосновениями. В этом моменте нет места объяснениям — только нашему желанию быть ближе друг к другу, быть частью чего-то большего, чем просто физическое единение.

Наши тела движутся в ритме, который мы давно забыли, и я чувствую, как всё, что было между нами, распадается на части с каждым мощным толчком. Я больше не думаю о боли, о предательстве, о прошлом. Я думаю только о нас.

Когда всё заканчивается, мы остаёмся лежать рядом, наши тела всё ещё касаются друг друга, дыхание медленно возвращается в норму. Я открываю глаза и смотрю на него. В его взгляде — смесь эмоций, которые я не могу разгадать. Но я вижу в них то, что меня успокаивает. Это не просто страсть — это и нежность.

Мы лежим молча, наши тела переплетаются, и на какое-то мгновение я позволяю себе поверить, что, возможно, всё может быть иначе. Возможно, этот момент — не просто вспышка страсти, а начало чего-то нового.

Но сначала я должна сказать… должна ему признаться, что Ромка — его.

Мне страшно.

Кажется, я уже потратила всю смелость на ту слабую попытку перед тем, как всё случилось между нами.

Сева дышит глубже, его рука всё ещё обвивает меня, но я чувствую, как его тело расслабляется, и он постепенно засыпает. Я лежу рядом с ним, слушая его размеренное дыхание, и мои мысли постепенно возвращаются к реальности.

Что теперь? — это главный вопрос, который сверлит мне голову.

Я всё ещё нежусь в тепле его тела, но чувствую себя странно. Впервые за долгое время ощущаю лёгкость и даже какое-то успокоение, но это спокойствие всё равно замешано на страхе. Страхе того, что когда Сева проснётся, всё это может снова испариться, как и многие другие вещи между нами.

Я поворачиваюсь к нему и осторожно, чтобы не разбудить, провожу рукой по его волосам. Он выглядит таким спокойным, таким уязвимым в этот момент. Я знаю, что он не позволит себе быть таким при свете дня, не позволит себе показать, насколько ему было больно. Но здесь, в темноте спальни, я чувствую, что у меня есть возможность увидеть его настоящего, того Севу, который скрывается за всей этой бронёй.

Я не могу потерять его снова.

Эта мысль настолько ясна и резка, что я чуть не вздрагиваю. Это не просто желание быть рядом — это отчаянная потребность сохранить то, что мы имеем, каким бы хрупким оно ни казалось.

Я лежу и смотрю на него, и слёзы медленно подступают к глазам. Я боюсь нарушить этот момент, боюсь снова сделать что-то не так.

Мне хочется спросить его, что будет дальше, сказать, как сильно я жалею обо всём, но я не могу. Я чувствую, что сейчас не время для слов.

Сева… — мысленно произношу я его имя, как будто надеюсь, что он услышит меня даже во сне. Я хочу, чтобы он знал, как много для меня значит. Как сильно я хочу вернуть нас.

Его рука всё ещё на моём плече, и я прижимаюсь к нему ближе, надеясь, что этот момент — не последний, что у нас действительно есть шанс. Я чувствую его тепло, его дыхание рядом, и это даёт мне надежду.

Я закрываю глаза и стараюсь запомнить каждое мгновение этой ночи…

22

Сева

Раннее утро. Я в офисе с шести часов, но ни работа, ни цифры на экране не задерживаются в голове.

После той ночи мы с Лизой почти не общаемся всю неделю. Разговоры стали короткими, без эмоций, как холодные текстовые сообщения. Я знаю, что она избегает меня. И я тоже не настаиваю. Всё, что нужно было сказать, мы сказали, но что-то остаётся в тени, как всегда. Ощущение, будто мы оба застыли в этом безвременье, не зная, куда двигаться дальше.

Только телефон на столе неожиданно начинает вибрировать, и я сразу вижу имя Лизы на экране. Странно — она редко звонит в такое время. Я поднимаю трубку.

— Сева… — голос у неё взволнованный. — Рома заболел. Температура высокая. Я не знаю, что делать... У меня через час срочный приём в клинике. Мне не с кем его оставить — наша временная няня уехала, няня Шевцовых заболела.

Она говорит быстро, сбивчиво, и я слышу её растерянность. Мгновенно представляю её стоящей в коридоре своей квартиры, с телефоном в руках, бессильно озирающейся. Лиза всегда сильная, всегда контролирует ситуацию, но сейчас её голос дрожит.

— Я останусь с ним, — говорю твёрдо.

Секунда молчания с её стороны.

— Ты? — в её словах слышится удивление. — Сева, я не могу так тебя напрягать...

— Лиза, — перебиваю, — я с ним справлюсь. Можешь ехать на работу, всё будет в порядке. Сегодня у меня ничего срочного, так что сейчас же выезжаю.

Через двадцать минут я дома.

Лиза выходит из детской с Ромкиными тёплыми носками в руках, и в её глазах — смесь тревоги и облегчения.

— Спасибо, — тихо говорит она.

Ромка лежит на диване в гостиной, кутаясь в плед, глаза блестят от температуры. Он едва приподнимает голову, когда я захожу, но всё равно пытается изобразить улыбку.

— Привет, пацан, — киваю ему, и он слабо машет в ответ. — Ты как, боец?

— Голова болит... — шепчет он, сморщившись.

— Ну, мы это исправим, — я разворачиваюсь к Лизе. — Ты не опоздаешь?

Она кивает, бросив быстрый взгляд на Рому, затем снова на меня. В её глазах столько благодарности, что мне самому становится неловко.

— Я дала ему жаропонижающее. Температура должна вот-вот упасть. Пои его, пожалуйста. Есть он не хочет, пусть если что хотя бы мороженое съест, — говорит она, задержав на мне взгляд. — Я позвоню, как только освобожусь. У меня сегодня только два пациента.

— Не волнуйся, ладно? — пытаюсь её немного успокоить. — Мы справимся.

— Хорошо, — вздыхает. — Спасибо тебе, Сева.

Потом Лиза торопливо уходит, закрывая за собой дверь.

Я остаюсь с Ромой, который прикрывает глаза и тяжело дышит, то ли от температуры, то ли от усталости.

Час проходит спокойно. Я сижу рядом, проверяю его температуру, даю воду. Постепенно он расслабляется, начинает дремать. Но вскоре его дыхание меняется — оно становится каким-то рваным, частым. Я сразу настораживаюсь, и тут Рома резко садится, хватает себя за грудь и начинает кашлять, короткими, резкими вдохами ловит воздух, а на выдохе напрягается.