Сны Тома Сойера

Том потянулся и протер глаза.

— Очень страшный сон, дорогая, аж сердце колет. Джим, как живой, помнишь его? И Гекльберри…

— Сон тебе в руку, дурак! — Ребекка помахала перед его носом листом бумаги, который держала в руке. — Это телеграмма. Молния. И от кого бы ты думал?

— Не может быть! — встрепенулся Том. — Дай-ка мои очки… Надо же! Нет, лучше прочти вслух.

Ребекка развернула лист и торжественно, смехотворно, улыбкой на миг напомнив прежнюю Бекки, продекламировала:

— Санкт-Петербург, Мизура, Томасу Сойеру. Еду домой. Буду в середине месяца. Точнее сообщу позже. Обнимаю. Гекльберри Финн. Санкт-Петербург.

В ожидании нежданного гостя

Перетащив мужа из кресла-качалки в кресло с колесами, Ребекка взялась готовить ужин. Она стояла посреди кухни, по неистребимой привычке, засунув палец в рот, и быстро оглядывалась по сторонам, отчего ее широкая юбка взлетала и падала. В корзине лежало лишь несколько некрупных проросших картофелин, запас кукурузной муки также подходил к концу… Но главное, это была, конечно, соль. Ее оставалось совсем немного, на самом донышке банки, всего лишь одну солонку засыпать. Надо было завтра же идти в лавку, просить опять в долг, хоть полфунта соли… Ибо без соли Том не мог ничего есть.

Ребекка принялась чистить картофель, ясно представляя на месте каждой картофелины голову мужа, столь же шишковатую и лысую. Она думала о Геке Финне: как он теперь выглядит, не срезал ли свою сумасшедшую бороду, красиво ли состарился?

Том также думал о Геке Финне. Он медленно двигался вокруг стола, притормаживая левое колесо, и налегая на правое. Гек был самым верным и преданным, лучшим и единственным его другом.

Они дружили с детства. Геку нравилось его настоящее имя, данное ему покойным родителем, а Том придумал себе прозвище — Чинганчгук — в честь широко известного в те времена бандита-индейца из племени апачей. Однако, произнести по-английски это мудреное слово было нелегко, поэтому в просторечии Чинганчгук сократили до Чук.

Чук и Гек были неразлучными друзьями и всегда ходили вместе. Гек, будучи намного сильнее, всегда выручал Чука в уличных боях. Гек был шафером на свадьбе Чука. Чук и Гек пережили множество приключений, но самым главным стал, конечно, клад — 12 тысяч долларов золотом, в старом гнилом сундучке, который они нашли в пещере за городом. Эти деньги и стали начальным капиталом для их общего дела.

Идея пришла, разумеется, в светлую голову Чука, а Гек, привыкший доверять ему во всем, что касается головы, охотно ее поддержал. В те времена только что входили в моду самодвижущиеся экипажи, так называемые автомобили — грязные, вонючие, чадящие и тихоходные. Изучив проблему, Чук заглянул в будущее и вскоре придумал, куда вложить деньги: без лишних разговоров друзья зарегистрировали в мэрии города фирму «Стальной конь».

Дело в том, что автомобили не могли сравниться с конной повозкой по скорости передвижения, зато запросто обставляли ее по грузоподъемности. Фирма «Стальной конь» была ничем иным, как фермой по производству тяжеловозов, которые, будучи запряженными в экипаж вместо обычных лошадей, могли бы составить здоровую конкуренцию этим грязным монстрам, пожирающим нефть.

Ферма была построена, молодые тяжеловозы, выписанные из России, успешно размножались, на первые прибыли была закуплена партия новых жеребят, через год фирма «Стальной конь» взяла крупный кредит на постройку коневодческих ферм по всем северным штатам, но внезапно все кончилось…

Мир как будто бы сошел с ума: всюду начали строиться механические мастерские, производящие автомобили, с каждым годом они становились все легче и быстрее, в довершение всего, тяжеловозы фирмы «Стальной конь» заболели ящуром и умерли… И тут нагрянули рэкетиры из Чикаго, требующие возвращения кредита.

То, что осталось от фирмы, удалось сбыть по дешевке, Чук купил себе заброшенную хижину на окраине города и вместе с потрясенной Ребеккой перебрался туда, а Гек, не обремененный семьей, подался искать счастья на Аляску. Чук был полностью деморализован: ему постоянно снился сундучок индейца Джо, и он никак не мог взять в толк, просыпаясь, куда делись его деньги. Он стал сильно налегать на виски, и в течение пяти лет превратился в хронического пьяницу. Глядя на себя со стороны, в минуты просветления, он не мог понять, как это могло с ним случиться — ведь он так смеялся в свое время над папашей Финном, и клялся себе, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет таким же как он… Казалось бы, подобная судьба ожидала не его, а как раз Гека, по неумолимому закону преемственности, но всё случилось наоборот, будто бы они поменялись местами, будто бы Гек пришел к нему ночью, во сне, распорол его, как Страшилу, и выпотрошил, и сам потом влез в его шкуру, и зашил изнутри…

Однажды Том (после отъезда Гека его уже никто не называл Чуком) хлебнул не только лишку, но и хлебнул какого-то фальшивого, у цыган по дешевке взятого виски. Его еле откачали тогда, и, хотя сама жизнь была спасена, ноги так и остались неподвижны, навсегда подружившись теперь с креслом-качалкой, с креслом-каталкой…

— Ты кого ищешь, коза? — спросило кресло-каталка, подкатив к креслу-качалке.

— Тебя, — застенчиво отвечало кресло-качалка.

Это уже был, соответственно, сон…

Новые известия

Следующая телеграмма пришла через три дня. Рассыльный вручил ее Ребекке с обычным почтением: все мальчишки знали об удивительных приключениях дяди Тома в детстве, гордились, что такой человек живет городе, и водили сюда малышей, чтобы показать его хижину.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, МИЗУРА, ТОМАСУ СОЙЕРУ. ПРИОБРЕЛ ЗНАЧИТЕЛЬНУЮ ВЕЩЬ. ЗАДЕРЖИВАЮСЬ ПЕРЕПРАВКОЙ ЧЕРЕЗ АТЛАНТИКУ. ОБНИМАЮ ОБОИХ. ГЕКЛЬБЕРРИ ФИНН. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

Эту телеграмму Том прочитал сам, укрепив на носу черепаховые очки с толстыми стеклами. Зрение его село не просто от старости — в этом повинна была все та же злополучная бутылка виски.

— Хотел бы я знать, что это за крупную вещь мог взять Гек в России? Там разве, вообще, водятся крупные вещи, которые стоило бы перевозить через океан?

— Может быть, это лошадь? — предположила Ребекка.

— Лошадь он бы не назвал вещью. И с чего бы ему покупать именно русскую лошадь?

— Уж не знаю. Может, тяжеловоз какой-нибудь…

На слове тяжеловоз Том вздрогнул всем телом, изогнувшись на кресле-качалке, словно на электрическом стуле. Однако, Ребекка, похоже, говорила без всякой иронии: так, сорвалось…

— Нет, — вздохнул Том. — Это не лошадь, как пить дать. Может, какая-нибудь большая и ценная статуя? Я слышал, у них там всюду в полях большие каменные статуи стоят, бабы называются.

— Том, ты в своем уме? Зачем ему эта баба?

— А ты хорошо слышишь, старушка Бекки? Я же сказал: большая и ценная. Как вложение капитала, естественно. Впрочем, что зря гадать? Я бы сейчас поспал немножко…

— Спишь все и спишь только. Спишь и ссышься. И больше никакого толку…

Сон Тома Сойера

Ему приснилось, что судно, на котором возвращался Гек, столкнулось с айсбергом. Сам он там тоже присутствовал, но находился вне событий, так как его задача была честно и качественно снять об этом грандиозном событии документальную фильму. Подобная увлекательная фильма, пущенная в оборот по всему миру, должна была принести Тому очень большие деньги. В руках у него была портативная кинематографическая камера, и он энергично крутил ее ручку, за несколько часов до катастрофы снимая общие и крупные планы пассажиров. Непосредственно перед столкновением ему пришлось забраться на мачту, чтобы запечатлеть момент, когда впередсмотрящие заметят, наконец, приближающийся айсберг, а затем что есть мочи бежать в рулевую рубку, чтобы снять первые впечатления штурмана и капитана. Рискуя здоровьем, а порой даже жизнью, Том пробирался в самые опасные уголки огромного лайнера, снимал, как вода затопляет машинное отделение, как мечутся по каютам люди, пытаясь спасти свой жалкий скарб…