Собачьи дни
Шрифт:
— В загоне. Большом сооружении из дерева и проволоки, собственноручно сколоченном соседями.
— Отлично, — сказал он, подбирая мертвого кролика с пола. — Можно повалить загон, словно строение снесло ветром. Неси лампу. Где у тебя кухня?
Мы пошли на кухню, я — впереди, освещая путь масляной лампой и чувствуя себя одновременно персонажем фильма об Уорхолле и Анной Нигл в роли Флоренс Найтингейл[39].
— Это просто смешно, — повторяла я, — глупо и нелепо. Никто не поверит. Они все равно узнают.
— Что ж, — сказал Роланд, положив Булстрода на сушилку для посуды и пустив воду, —
— Я не удивлюсь, — мрачно сообщила я.
— Вряд ли они зайдут так далеко. Свети сюда…
Я поставила лампу рядом с трупом. Брайан, притащившись за нами, заполз в свою корзину с проворством земляного червя. Как умудрился пес настолько вернуться к жизни, чтобы натворить подобных дел? Если Брайана затребуют в суд в качестве доказательства, вдруг пришло мне в голову, никто не поверит, что это полуживое существо на что-то способно. Эта мысль меня обрадовала.
— Жидкость для мытья посуды, — скомандовал последователь Бёрка и Хара[41].
Я вручила ему бутылочку с моющим средством.
Гость отлично справился с задачей. Тщательный осмотр погибшего не выявил никаких повреждений, кроме помятой шерсти. Пока Роланд осматривал труп кролика, я, признаюсь со стыдом, пристально разглядывала его собственное тело. Леди меньше всего подобает испытывать возбуждение при виде человека, занятого патологоанатомическими процедурами. Похоже, я окончательно перестала быть леди.
— Фен, — сказал Роланд тоном оперирующего хирурга. — Возьми фонарик.
Я побежала наверх, в спальню и, с Божьей помощью отыскав необходимое, оглядела свою в данный момент холостяцкую обитель хозяйским взглядом, расправила одеяло, выкинула в корзину использованные носовые платки, ногой отправила майку под кровать и в довершение всего наскоро пшикнула «Живанши» за ушами. Что это я намереваюсь делать? Сбросив пальто, я кинулась вниз, внутренне холодея от собственной моральной неустойчивости.
— Ты надушилась? — удивился Роланд, когда я сунула ему фен, одновременно вставляя вилку в розетку.
— Нужно же перебить запах тления, — отпарировала я, радуясь розовому сиянию лампы, надеюсь, скрывшему румянец.
Фен, естественно, не работал — электричества не было. Роланду пришлось насухо вытереть кролика полотенцем, что он сделал очень осторожно, учитывая обстоятельства. По завершении процедуры Булстрод выглядел прекрасно. Мертвый, но прекрасный, если такое можно себе представить. Роланд даже закрыл бедняге глаза. Затем он пригладил мех щеткой, поднял кролика и сказал:
— Вуаля, мадам. Естественная смерть.
— Может, нам немного подкрепиться перед тем, как нести его назад? — предложила я. Меня все-таки пугала мысль о том, что придется довести дело до логического конца.
Роланд снова положил кролика на сушилку для посуды.
— Ну, кофе выпить не получится — света нет.
— А бренди?
— Весьма подходящая альтернатива. — Роланд изящно стянул мои розовые резиновые перчатки. Получилось настолько похоже на хирурга после операции, что я не удержалась и сказала об этом. Роланд взял мое лицо в свои ладони и сказал: — Можно обойтись без бренди и поиграть в доктора и медсестру…
Вновь ощутив волну слабости и дрожь в членах,
я еще раз икнула и схватила лампу, выставив ее перед собой в качестве защиты, словно распятие перед вампиром. Я не хотела этого делать, все получилось само собой. Полагаю, виноваты несколько лет одиночества, черт бы все побрал.— Лучше бренди, — твердо сказала я, вспомнив о Рут и ее крошечном, размером с горошину, плоде.
Вернувшись в столовую, мы уселись друг против друга. Мне стало легче, хотя я по-прежнему плавилась от возбуждения.
— Нам понадобятся резиновые сапоги, — сказал Роланд, невольно вернув меня на землю (я размышляла о вещах, никак не связанных с возвращением кролика в загон).
— Как хорошо, что ты предложил такой отличный выход, — похвалила я, смакуя бренди. — Скажи, а та история произошла на самом деле? Где ты ее слышал?
— Наверное, Рут рассказала.
Как он может с такой легкостью упоминать имя жены, учитывая все обстоятельства? Я посуровела сердцем и другими частями тела, опасно смягчившимися от присутствия Роланда.
— Вот как? — уточнила я, отмахнувшись от опасных фантазий.
— Но это вымысел, сказка. И кончается все очень смешно.
— Расскажи, — попросила я, сжав зубами край бокала.
— Ну, в той истории — только не переноси это на наш случай…
— Я не собираюсь ничего переносить, — откровенно высказалась я, подумав, что выдерживаю свою роль довольно прилично. — Продолжай.
— Мы остановились на том, как хозяйка дома подложила приведенного в божеский вид кролика назад в клетку, верно?
Я кивнула.
— А на следующее утро, снимая с веревки высохшее белье…
— Прелестная домашняя сценка.
— Да, прелестная домашняя сценка… Леди не удивилась, услышав вопль соседского ребенка, увидевшего, что его кролик мертв…
— Ну?..
— Леди в ожерелье из бельевых прищепок просовывает голову сквозь изгородь, готовясь решительно отрицать свою причастность к преступлению, и осведомляется: «Что случилось, малыш?» На это растерянное дитя, сжимая в ручонках свежеотмытый труп, с рыданиями отвечает: «Мой кролик вчера умер, и я похоронил его в углу сада, а сейчас он с-с-снова в своей к-к-клетке!»
Роланд захохотал, держась за живот. Я старалась сохранять серьезность, но не сдержавшись, расхохоталась столь дико и зловеще, что зрители, если бы они присутствовали при этой сцене, могли бы зарыдать. Заходясь от смеха, словно кудахчущая курица, вылетевшая из ада, я вдруг вспомнила, что этот анекдот рассказала ему жена. И мне стало не смешно.
— Нам лучше побыстрее с этим покончить, — решительно сказала я и подняла лампу, чтобы осветить путь в кухню.
Как ни стыдно в этом признаться, мои резиновые сапоги оказались Роланду впору, разве что немного тесноваты. Правда, я не удержалась и сказала, что мне они были велики и я надевала их на две пары шерстяных носков. С трудом натянув сапожки Рейчел, купленные на вырост, в чем я также почувствовала себя обязанной признаться (нельзя же дать Роланду повод заподозрить, что с моей дочерью что-то не так), я скорее семенила, нежели шагала по тропинке, освещаемой лучом карманного фонарика. С отмытым до стерильной чистоты мертвым Булстродом мы прошли через сад до дыры в заборе (доски снова оторвались из-за чудовищного ветра, продемонстрировав качество работы кустаря-одиночки, которого я нанимала для починки изгороди) и проникли в сад Уэббов.