Собирай и властвуй

– Ах, ты же, курва, - рычит Рута, - отпусти!..

Проксимы встают, как если бы за спиной покрутили ключик, к Таю не бегут, но шаг быстрый. По экрану катятся белёсые волны, будто там, на реке, разразилась метель, затем ледяной прямоугольник вспыхивает, угасает. Точно так же вспыхивает и угасает Тай.

[3]

Двенадцатый день месяца Стрекозы, день её рождения, начался неожиданно. После смерти Тая Рута в основном и делала, что спала, а тут пробуждение, и Лурия такая серьёзная.

– К тебе посетитель, - сказала проксима, помогая выбраться из камеры сна. От камеры восстановления та отличалась мало, разве что игл и трубочек меньше, да устлана изнутри чем-то мягким и пористым.

– Да, - сонно пролепетала Рута, - хорошо.

Лурия успела облачить в пижаму, усадить в кресло-каталку, прежде чем наконец-то дошло: посетитель? Какой ещё такой посетитель? Нет, они, конечно, бывают, но исключительно у магнатов, которые эвтаназиум себе могут позволить, которые не прекращают дел даже здесь. При таких всегда свита - и проксимы, и големы, и члены семьи. А Рута? Она же совсем из другой категории, в "Ковчеге" только потому и оказалась, что цверги с ней всё никак не расстанутся.

– Кто это?
– спросила у проксимы, не на шутку разволновавшись.

– Капитан корабля, - ответила Лурия, вкатывая кресло на телепортационный диск, - до времени попросил себя не называть.

Колёса кресла шелестят по плитам Зелёной аллеи, с деревьев облетают последние листья, Руте не понадобилось много времени, чтобы понять, кто её ждёт. Другое дело, чтобы поверить...

– Тарнум!..

Он отворачивается от ледяного прямоугольника с видом излучины, смотрит на неё, смотрит. "Не смотри, - хочется выкрикнуть Руте, - не смотри на меня такую!" Однако же не выкрикивает и обезображенного лица руками не закрывает. Куртка на Тарнуме со шнуровкой, штаны со вставками из булатика, сапоги с отворотами. Очень похож на капитана Брана, только без усов, без повязки через глаз, но с бритой наголо головой.

– Ну, вот я тебя и нашёл...

Потом он на скамье, она по-прежнему в кресле, друг против друга, глаза в глаза.

– Знала бы ты, что со мной было, когда и тебя Горячая у меня забрала, - рассказывает Тарнум, - обезумел, как есть обезумел!

– Неужели не сплю, - шепчет Рута, - неужели ты и правда не сон?

– А потом и с лесопилкой простился, и с починком, - продолжает он, - на баржу сел. А знаешь, с чем проститься было сложнее всего? С нашим Гнездом.

– Нет нашего Гнезда больше, - тихо говорит Рута, - разрушила я его, уничтожила...

– Ошибаешься, - качает головой Тарнум, - его не разрушить.

– Не знаю, быть может, - голос Руты дрожит, - прости меня, если можешь, за всё прости...

– Глупая, - Тарнум осторожно касается её щеки, - какая же ты у меня глупая...

Молчат, долго молчат, Рута вздыхает:

– Столько вопросов - и о семье, и о том, как искал, что и не знаю, с какого начать.

– О семье много рассказать не получится, - отзывается Тарнум, - ведь за тобой отправился почти сразу же. Знал, что в Тёплой Гавани непременно задержишься, и настиг бы, но вышла с нашей баржей неприятность - напали пираты. Меня, как и ещё нескольких мужчин, взяли живыми, рабами на их треклятое судно. Там и сгнили бы, если бы эти выродки не попали в облаву.

– Банда Лукана, - догадывается Рута, - пираты ничтожные, пантеону противные...

Память послушно переносит на площадь Правосудия: три грязных человека на эшафоте, а к ним направляется смерть в образе палача с ледяной булавой.

– Так ты слышала о той банде?
– удивлённо спрашивает Тарнум, - и до сих пор помнишь?

– Да, - смущённо улыбается Рута, - помню. Так что было дальше, когда попал в Тёплую Гавань?

– В столице непросто пришлось, - Тарнум хмурится, потирает заросшую щетиной щёку, - город очень большой. Блуждал, блуждал, пока будто не толкнуло что-то в "Красные сапожки" заглянуть. Там посчастливилось разговориться с Розамундой, она тебя вспомнила.

– Мы с ней дружили, - кивает Рута, - чуточку.

– Хорошая девушка, - говорит Тарнум слегка изменившимся голосом, - она же и о Натале рассказала. Да лучше бы не рассказывала, потому что из-за Наталы и сбился. До Синглии добраться труда не составило, там не составило труда разузнать, куда она отправилась. Я и подумал, что ты тоже с ней...

– Я хотела, - грустно говорит Рута, - мне с Наталой нравилось, но она не взяла.

– И правильно сделала, - заверяет Тарнум.
– Если бы знал, что Беллкор собой представляет, тысячу раз подумал бы, стоит ли совать туда нос. Ну, да ладно, не о том речь. За Наталой долго гонялся, догнал, но только для того, чтобы выяснить - гнался за миражом. И всё же она помогла: переговорила с капитаном, чтобы взяли в команду, а собирались они в Играгуд. Даже если сейчас там нашей вертихвосточки нет, сказала, скоро будет, верь мне.

– А где Натала сейчас, не знаешь?
– спрашивает, улыбнувшись, Рута.

– После Играгуда собиралась в Хладу - на покой, как говорила, да только сложно такую, как она, в покое представить.

– Это уж точно. Но кто же помог тебе с розысками здесь? Кроме цвергов, никто на ум не приходит...

– Помогло вот это, - Тарнум достаёт из кармана куртки до боли знакомый осколок артефакта, с продетой в дырочку тесёмкой, - в соединении с чарами поиска. Кстати, надень.

– Нет, ты что, - трясёт головой Рута, - я не могу!

– Надень-надень, иначе я сам, - взгляд суровый, решимость в голосе, потому упирается Рута недолго.

– Вообще, мне здесь нравится, - говорит Тарнум.
– Пока тебя искал, неожиданно разбогател - и кораблик хватило приобрести, и команду нанять. Жаль, в это ваше волшебное окошко галеру мою не видать, она тебе понравилась бы.

– А как назвал?

– "Стрекозой", по твоему знаку в круге. Ты же не забыла, какой сегодня день? Так подгадать и старался, чтобы сегодня встретились.

– Нет, не забыла, и я счастлива, правда счастлива.

– Всё хорошо будет, слышишь?
– Тарнум берёт её за руку, целует.
– Как исцелишься, сразу же заберу, и уплывем, и всегда будем вместе.

– Да, - Рута накрывает его руку своей, - так и будет.

Проксима, застывшая на соседней скамье, внимательно слушает, уголки губ приподняла улыбка.

[

Симбиоз, стадия носителя

]

Интерлюдия первая

[1]

О скором начале выброса говорит молочно-белая пелена, заполнившая сферу соединителя-разделителя. Мысли Аваллаха, растянутого на распорках силовых полей, и без того медленные, словно бы тонут в белом, теряются. Края Раны дрожат, и дрожат все миры Определённого - от Сущего до Ментала. Аваллах чувствует линию, по которой прошло Разделение, обрубки нитей, ведущих к высшему телу, взрываются пиковым выбросом боли. Эта боль притягивает другую - боль новорождённой души. Пойманной в сачок бабочкой, та попадает в область действия соединителя-разделителя, к обрубкам кадавра тянутся яркие нити, пробуют соединиться, но соединиться не получается. Тогда нити тянутся к области Сопряжения, к астральным узлам. Вокруг высшего астрального тела Аваллаха формируется венок из семи энергетических шаров: первым рождается оранжевый, затем голубой, затем жёлтый, красный с зелёным, синий, и, наконец, фиолетовый. Руки энергий мнут ком лавы, придают человеческие очертания, шары раскручиваются радужным колесом, разделяют силовой кокон на две части, как если бы по тому прошлась дисковая пила. Последнего Аваллах вынести уже не в силах, проваливается в спасительную пустоту.