Соблазн быть счастливым

Тем не менее, когда мы отрываемся друг от друга, Эмма выглядит довольной, я же, наоборот, весь взмок от пота. Попробуй-ка представить в моем возрасте, что нужно добавить еще одного человека к крохотному списку людей, до которых мне есть дело. Я всегда старался держать этот список под контролем – так, чтобы он не разрастался. Чем больше людей ты любишь, тем труднее тебе потом будет избежать страданий. В частности, именно поэтому я никогда и не заводил собаку – я уверен, что она сразу же скакнула бы на одно из первых мест списка.

– Теперь будет лучше, если я пойду домой, – произносит она.

Я провожаю ее взглядом, пока она идет по коридору к двери. Когда она уходит, вокруг меня снова воцаряется молчание, и квартира мне кажется еще более пустой, чем прежде. Я осторожно беру распашонки, висящие на спинке стула, и направляюсь ко все еще открытой кладовке.

– Ты хранишь столько воспоминаний, можешь заодно поберечь и мечту одной девушки, в доме которой нет места мечтам! – заявляю я и складываю одежки в одну из больших старых коробок.

Потом закрываю за собой дверь и отправляюсь звонить Россане.

Колокольчики над ухом

В непростой ситуации всегда можно вести себя по-разному. Я, например, решил появиться в доме моего сына вместе с Россаной. Данте готовит мне сюрприз – ну и я приду к нему с сюрпризом. Россана сказала, что она свободна, да по-другому и быть не могло: на днях я сообщил ей, что у ее сына есть хорошие шансы снова получить работу. По правде говоря, в этом нет большой моей заслуги, я просто пошел к Звеве и – так, словно между нами ничего не произошло, – описал ей проблему. Она поддержала игру и выслушала меня, как сделала бы с обычным клиентом, и затем завершила нашу беседу в точности такими словами:

– Не беспокойся, этот мошенник выложит из карманов все вплоть до последнего чентезимо!

Короче, я использовал Россану как предлог для того, чтобы пойти на контакт с дочерью. Мне было нужно что-нибудь, с чем я мог бы появиться у нее без необходимости непременно возвращаться к нашим разговорам. И я оказался прав – Звева с таким воодушевлением отнеслась к этому делу, что даже забыла подробнее расспросить у меня, кто такая Россана. В любом случае, она узнает об этом вечером.

– Волнуешься? – спрашивает моя спутница перед тем, как мы нажимаем на кнопку домофона.

– Немного, – коротко отвечаю я.

На самом деле я весь как на иголках – и не потому что, по всей вероятности, мой сын сегодня вечером посвятит меня в то, что вся остальная семья знает уже добрый десяток лет, но потому, что мне предстоит притворяться и изображать того, кем я не являюсь, то есть милого и приятного человека. Люди слишком переоценивают умение быть приятным в общении, которое иногда служит, чтобы спрятать за ним целую кучу гнусностей, и все же так устроен этот мир, и если ты поспешил завести двоих детей, то тебе быстро придется научиться скрывать в их присутствии скуку, боль и подавленность. Если только ты не хочешь, чтобы они от этого страдали.

Данте купил себе жилье в Кьяйе [16] , на крошечной площади, к которой ведет узенькая кривая улочка; у него стильная квартира в одном из старинных зданий с толстыми стенами, скрывающими – здесь-то да! – его от соседей. Однако при всем этом его квартира, к сожалению, находится еще и на четвертом этаже, а лифта в доме нет. По правде говоря, внутри многих таких небольших старых зданьиц просто нет места для кабины. И поэтому мне вдобавок нужно еще вскарабкаться наверх и пролить, как говорится, семь потов – и все для того, чтобы услышать от моего сына прямо в лицо, что он не такой, как все.

16

Кьяйя (итал. Chiaia от средневек. лат. plaga и от исп. playa, «пляж») – квартал в историческом центре Неаполя, расположенный между холмом Вомеро и морем. Считается одним из самых красивых и респектабельных районов города: в нем сосредоточено множество старинных дворцов, церквей, архитектурных памятников, а также магазинов высокой моды, ресторанов, стильных баров. Кьяйя является центром ночной жизни Неаполя (прим. перев.).

Он ждет нас на площадке с широкой улыбкой. Я спрашиваю себя, от кого он унаследовал всегда преувеличенно хорошее расположение духа и не я ли случайно передал ему все резервы, бывшие в моем распоряжении, но в следующее мгновение он уже с большим воодушевлением представляется Россане – несмотря на то, что это первый раз с тех пор как нет Катерины, когда он видит рядом со мной женщину. Как и Звева, кстати говоря. Я долго раздумывал, прежде чем решиться на этот шаг, но в конце концов в последнее время меня мало заботило, что думают обо мне другие. Я не должен позволять миру портить мне последние сладкие денечки.

Итак, вот мы и оказались здесь, в квартире моего сына, которая кажется мне чужой не меньше, чем он сам; мы сидим в обставленной со вкусом гостиной, где каждая вещь на своем месте – даже диван высотой с таксу, на который если бы я и сел по ошибке, то потом пришлось бы заказывать автокран, чтобы меня вызволить. Одного этого уже хватило бы понять, что Данте очень мало взял от меня. У меня никогда не было дома, в котором все находилось бы на своем месте, а может, не было даже и обставленной со вкусом гостиной. Такие вещи я всегда оставлял другим – вплоть до того, что это жена решала за меня, что мне нравится, а что нет.

Из стереосистемы звучит легкий джаз, воздух пропитан ароматами благовоний, и я бы ничуть не удивился, если бы где-нибудь здесь посреди квартиры оказался еще и ручей. По стенам развешаны картины, репродукции, произведения цифрового искусства, вокруг стоят статуи и инсталляции. Одна из них помещается в центре комнаты: это алюминиевые нити, свисающие с потолка до самого пола. На каждом проводке есть по белому человечку из папье-маше. Я как зачарованный рассматриваю все эти переплетения, пока мой сын не берет меня под руку и не отводит на кухню, наполненную запахами имбиря и миндаля, а также присутствием Звевы и Лео Перотти – общительного художника, приветствующего меня так, будто мы с ним лучшие друзья, которые встретились после долгой разлуки.

Россана улыбчива и предупредительна, пожимает всем руки, смотрит на все с восхищением и выглядит очень довольной происходящим. В самом деле, в какой-то момент у нее вдруг вырывается:

– Ну уж и шикарный дом, что твой отель!

Я украдкой оглядываюсь и замечаю Звеву, которая стоит, прислонившись к холодильнику, и бросает, мягко говоря, очень удивленные взгляды в сторону моей спутницы. Переключив внимание, я сосредоточиваюсь ужине: он просто не мог не быть таким, каким я себе его представлял: полба с шафраном и морковью, темпура [17] из сардин, кростата [18] из горошка и анчоусов, подаваемая с красной икрой. Я пытаюсь найти хотя бы обычный кусок хлеба, но единственное самое близкое к нему – это рисовые галеты. К счастью, на столе есть бутылка красного вина. Я наливаю себе лишь на донышко, чтобы не получить головомойку, и одновременно поглядываю на Россану, которая, кажется, не заметила не слишком ласкового взгляда Звевы и внимательно слушает художника-гея, объясняющего ей сокровенные секреты своих блюд. Данте подходит ко мне и шепчет мне на ухо:

17

Темпура – категория блюд японской кухни из рыбы, морепродуктов и овощей, приготовленных в кляре и обжаренных во фритюре (прим. перев.).

18

Кростата – открытый пирог из песочного теста с разными начинками (прим. перев.).

– Очень милая эта Россана.

– Ну да, – только и отвечаю я, и тут же доблестный Лео втягивает и меня в беседу о макробиотической кухне и средиземноморской диете: две темы, в отношении которых у меня вряд ли найдется что сказать. По правде говоря, все, что связано со здоровьем и здоровым образом жизни, навевает на меня ужасную скуку, и поэтому, пока Перотти пускается в разъяснения всяких тонкостей, я начинаю зевать. Я уже позабыл о хороших манерах, о приличествующих случаю улыбках и разговорах ни о чем. Годы, проведенные среди самых незначительных и одиноких людей на земле, оставили на мне отпечаток: я знаю, о чем говорить с проституткой, но не в состоянии дискутировать с блестящим светским человеком. Иногда я думаю, что если ты рождаешься одним, ты не можешь умереть другим. Ты всю жизнь строишь иллюзии, что пошел по другой дороге, но потом вдруг замечаешь, что под конец твоя новая дорога вывела тебя к той же самой, с которой ты свернул.