Соблазн быть счастливым
Шрифт:
В следующее мгновение остальные присутствующие уже наполняют гостиную с новыми блюдами в руках и улыбками на сияющих лицах. Я пораженно смотрю на них и занимаю место во главе стола. Моей спутнице хватило всего пяти минут, чтобы завоевать расположение Данте и его друга, а что касается меня, то за тот же короткий отрезок времени я добился того, что моя дочь стала еще больше меня презирать. Забавно: чем дольше я живу, тем больше стараюсь сделать все побыстрее: как марафонец, который соревнуется сам с собой, так и я всегда стремлюсь улучшить свои прошлые результаты. На пороге смерти мне будет достаточно уже одного взгляда, чтобы заслужить презрение.
Лео Перотти,
– Тебе понравился подарок? – спрашивает Данте, едва усевшись за стол. – Представь себе, Лео сомневался – он боялся, что ты его не примешь. Но я хорошо тебя знаю: если вещь тебе нравится, то ты не заставишь себя долго упрашивать!
Что сказать, ты и правда хорошо меня знаешь, дорогой мой Данте, – примерно так же, как я знаю тебя. Это странно, но у меня ощущение, что из всех сидящих за столом единственная, кто действительно меня знает – это Россана. Я снова улыбаюсь Перотти, и он отвечает мне не слишком уверенной улыбкой. Какая жалость, он уже потерял охоту к сражению. В таком случае придется обратиться к моему постоянному противнику, самому крепкому из всех орешку.
– А что это Диего сегодня нет? Снова непредвиденное совещание на работе? – восклицаю я, расправляя на коленях салфетку.
Однако Звева даже не смотрит в мою сторону и передает свою тарелку Россане, чтобы та ее наполнила, и сразу же вслед за этим Россана отпускает очередное замечание:
– Ммм, ну и вкуснятина же это ризотто.
Данте и Лео с улыбкой переглядываются между собой, я же оборачиваюсь к дочери в ожидании очередного негодующего взгляда и, однако, его не дожидаюсь. И правда – она решает удивить меня и отвечает Россане со всей вежливостью:
– Это полба: она похожа на рис, но это не рис.
Не знаю, подействовала ли это моя отповедь, но Звева кажется сейчас более спокойной и любезной. Да и все остальные выглядят безмятежными и изо всех сил стараются, чтобы вечер был приятным. Все, кроме меня.
– Ну так что, скажите нам… – начинает Данте. – Как вы познакомились?
Я так и знал, мой сын – что твоя кумушка, обожающая сплетни и сующая нос не в свои дела.
– Россана пришла ко мне как медсестра, пару лет назад… – объясняю я.
– А, так вот где вы встретились! – замечает моя дочь, и я сомневаюсь, нет ли за этим ее высказыванием какого-то скрытого интереса и желания тем или иным образом испортить мне ужин. Но этот вечер устраивает Данте, мы собрались здесь ради него, и я не думаю, что она поступила бы так с братом. Несмотря на это, я чувствую, что обязан вмешаться, чтобы избавить мою спутницу от неловкого положения, и поэтому я решаю перейти прямо к делу.
– Так что же такое важное ты должен был мне сказать? – обращаюсь я к сыну.
Данте в изумлении смотрит на меня. Может, он думал, что я удовольствуюсь и тем, что сам догадаюсь, что ему будет достаточно просто предъявить мне своего художника. Нет, дорогой Данте, хотя бы раз в жизни наберись немного мужества и поговори начистоту со своим стариком, который к тому же этим вечером и так уже достаточно взвинчен.
И все же он ничего не говорит. Как всегда, вмешивается Звева и помогает брату выйти из неловкой ситуации:
– Да ладно, если на то пошло, он потом тебе все скажет, наедине.
– Нет уж, я предлагаю поступить по-другому, – возражаю я, пристально глядя на Данте. – Я облегчу тебе задачу. Говорить буду я!
Для начала я делаю большой глоток вина
и бросаю на стол салфетку, не обращая внимания на – который уже за этот вечер – укоризненный взгляд дочери. Россана пинает меня ногой под столом, но меня уже понесло:– Данте, ты – не такой, как все! Это все знают, ты всем об этом рассказал, даже матери. Только меня одного ты решил в это не посвящать – может, потому, что ты думал подождать моей смерти. Ну что ж, у меня для тебя сегодня две новости: первая – это что умирать я вовсе не собираюсь, а вторая – что до твоих сексуальных предпочтений мне ни вот столечко нету дела. Я люблю тебя и всегда буду любить, даже если я тебе этого никогда не говорил, даже если я слишком часто ошибался по отношению к тебе и даже если иногда может показаться, что мне абсолютно на тебя наплевать. Я восхищаюсь тобой как человеком и как сыном. Я восхищаюсь тобой и люблю тебя и Звеву одинаково, можешь быть в этом уверен. Ну вот, это я и хотел тебе сказать, сказать вам, – я бросаю взгляд на дочь, – и наконец набрался смелости. А теперь, если хотите, мы можем весь вечер продолжать объедаться, а если нет, то я могу встать, взять под ручку мою синьору и удалиться.
Я склоняюсь над тарелкой и принимаюсь за еду, хотя дрожащие руки не позволяют мне крепко держать вилку. Иногда даже роль бирюка и нелюдима стоит мне невероятных усилий. Когда я поднимаю голову, я замечаю, что у Данте блестят глаза, Звева смахивает слезу, Россана пристально смотрит в свою тарелку, а Лео Перотти уставился на меня. Я снова ему улыбаюсь, и тогда он протягивает мне руку и восклицает:
– Знаете, до этого момента я думал, что вы – мерзавец каких мало! Вам удалось заставить меня изменить мое мнение о вас за каких-нибудь пару минут.
Этот Перотти просто красавчик. Я пожимаю ему руку и откликаюсь:
– Ну, если уж на то пошло, то и вы заставили меня поменять мнение на ваш счет. Так что мы квиты!
И мы вместе хохочем. Затем к нам присоединяется Россана, и Звеве с Данте ничего не остается, как последовать общему примеру. Ужин продолжается вполне мирно, и даже макробиотическая еда Перотти кажется очень вкусной. Я расслабляюсь, в том числе и благодаря помощи вина, слушаю рассказы других и даже что-то рассказываю сам, что нечасто со мной бывает. Когда я встаю, чтобы пойти в туалет, Данте идет показать мне дорогу, включает свет в ванной, но не уходит, а стоит и смотрит на меня.
– Что такое, ты еще хочешь помочь мне подержать его?
Он улыбается:
– Я хотел поблагодарить тебя за твои слова – я знаю, что тебе это многого стоило!
– Тебе не за что меня благодарить, это я в долгу перед тобой!
– Не будь слишком строг к себе, в конце концов, ты не был плохим отцом.
– Звева так не думает.
– Ты же знаешь Звеву, ей нравится жаловаться и перекладывать на других вину за свой собственный выбор.
Я только сейчас отдаю себе отчет, что в последние годы я все делал не так: мне нужно было столь же усердно общаться не с дочерью, а с ее братом.
– Ты все больше похож на мать, – со вздохом заявляю я.
Он напоминает Катерину, а Звева – меня. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кто из нас с женой был лучшим человеком.
– Почему Катерина мне ничего не сказала, ну хотя бы она? – спрашиваю я.
Он выглядит спокойным и умиротворенным.
– Потому что я просил ее этого не делать.
Все просто, даже слишком. Выбирая между сыном и мужем, скорее встанешь на сторону сына. Всегда. Если я протяну подольше, то кто знает, сколько еще горьких истин предстоит мне узнать о Катерине.