Собрание сочинений (Том 2)

КНИЖНАЯ КОМНАТА

Хвалилась Дарья:

– Книг у нашего барина прорва. Комната целая. Библиотечный зал называется. Книги в шкафах стоят. Их там немалые тысячи. Переплётики разные. Зелёные, красные, есть голубые, есть в васильковый цвет.

– Читающий барин, выходит, у нас человек, - рассуждали крестьяне. Любитель большой до книг.

А барин в имении вовсе и не жил. Книг не читал. Весь год проводил в Петербурге. Книги стояли без всякого дела. Филька Кукулин как-то с отцом натирал полы в помещичьем доме и тоже в той комнате был. И тоже про книги потом рассказывал.

– Прорва, - соглашался он с Дарьей.
– Аж до боли в глазах рябит.

И следом пошёл про книги. Даже названий запомнил несколько.

– "Дон-Кихот", - перечислял он на пальцах.
– А. С. Пушкин: "Полтава", "Русские сказки"; Свифт - "Приключения Гулливера"; Диккенс - "Оливер Твист".

Потом рассказал про картинки. Мол, в книгах картинки, и тоже прорва. Смотрят на Фильку ребята с завистью.

– А про что же в тех книгах?

– Про разные разности, - ответил уклончиво Филька. Как и другие, Филька тех книг не читал.

Ходили ребята к барскому дому, глазели в окна на книги.

– Вон "Гулливер", а чуть ниже - "Полтава", - тыкал Филька пальцем в оконную раму. Показал, где стоит "Дон-Кихот", где "Русские сказки", где Диккенс - "Оливер Твист".

Прижались к окнам носами ребята.

– Эх, подержать бы хоть раз в руках!

И вот - революция. Стало господское сразу народным. Достались крестьянам и барские книги. На душу по десять штук.

"Приключения Гулливера" теперь у старухи Мавриной. А. С. Пушкин, "Полтава", у Воеводиных. "Русские сказки" у Лапиных. У деда Клюева "Дон-Кихот".

И Фильке выпало десять книг. Смотрит Филька - вот неудача. Все десять не на русском, на другом, непонятном они языке. И хотя бы одна с картинками!

И только Варьке, а Варьке всего-то четыре года, достался Диккенс "Оливер Твист".

Ходили ребята к старухе Мавриной. Не даёт "Гулливера". Ходили они к Воеводину. Но даёт Воеводин "Полтаву". Лапины прячут "Русские сказки". "Дон-Кихота" сунул дед Клюев под ключ в сундук.

И даже Варька вцепилась руками в книгу. И сама ведь читать не умеет, и другим не даёт.

Стояли книги на полках у барина, теперь в сундуках у крестьян лежат.

Возможно бы, сгнили в сундучных глубинах книги. Но тут вышел о книгах специальный декрет. Говорилось в нём: сохранить все бывшие барские библиотеки, сделать книги доступными всем.

Посовещались в селе крестьяне. Решили книги вернуть в имение. Пусть снова в шкафах стоят.

Идут из имения взрослые, дети. Книжки с собой несут: один "Дон-Кихота", другой "Гулливера", третий "Полтаву". У четвёртого Диккенс "Оливер Твист".

Стояли книги без всякого дела. Нынче книги у всех в руках.

ТИХИЙ ТИХОН, ГРОМКИЙ ГРОМОВ

Дома их стояли как раз по соседству. Смотрят избы одна на другую через убогий, прогнивший забор. Две жердины - вот весь забор.

Тихий Тихон живёт направо. Громкий Громов живёт налево.

Утро. Проснётся Тихон, оденется тихо, тихо выйдет к себе во двор, неслышно с делами крестьянскими возится.

Зато рядом, за теми двумя жердинами, стоит и ругань, и треск, и гром. Это проснулся Громов.

Жнут крестьяне траву. В ровненький ряд, по струнке ложится трава у Тихона. Каждой былинке тут собственный счёт. Машет Громов косой, как саблей. С корнем летит трава - словно ветер идёт по лугу.

Так и во всём. В общем, разные люди они по характеру. В поступках и мыслях разные.

Вышел Декрет о земле. Отобрали крестьяне у барина землю, решали, как поступить с помещиком.

– Надо барину денег собрать на дорогу. За землю ему уплатить. Пусть едет, куда желает, - предлагает крестьянам Тихон.

– В речку его, в Незнайку, в мешок и на дно, в самый надёжный омут! жаждет расправы с помещиком Громов.

Решали крестьяне, как поступить им с господским лесом.

– Надо охрану поставить. Чтобы палки из леса никто не вынес, предлагает крестьянам Тихон.

– Рубить его, братцы, рубить. До самого корня!
– Громов в ответ кричит.

Что делать с господским домом, тоже решалось тогда в селе.

– Дом бы барину надо оставить, - предлагает крестьянам Тихон.
– И так наказали. Пусть хоть в доме своём живёт.

– Спалить его надо, спалить! А место то распахать. Чтобы и память о нём не осталась, - гудит, как колокол, громкий Громов.

Привыкли крестьяне к подобным спорам. Слушают Тихона, слушают Громова. Но поступают, подумав, по-мудрому: как большинство на селе решит.

Лес, конечно, крестьяне не порубали, но и охрану кругом не поставили. От кого охранять? Своё же теперь добро. Дом помещика не сожгли, но и барину его не оставили. Открыли в том доме народный клуб. Барина не утопили, но и денег на дорогу ему не дали. И так всю жизнь обирал крестьян.

Вскоре крестьяне избирали в селе Совет.

Одни говорили:

– Тихона, Тихона, тихого Тихона надо в Совет.

Другие кричали:

– Громова, Громова, громкого Громова! Вот кто лучше других управится.

Пошумели, поспорили как водится в день тот крестьяне. А потом порешили так: не надо им тихого Тихона, не надо им громкого Громова. Избрали крестьяне других в Совет.

ПРИЯТНОСТЬ

Тульский рабочий Артемий Теплов прислал в родную деревню письмо. Было оно коротким: "Ждите гостей. Будет для вас приятность".

Чешут крестьяне в затылках, разводят руками, ломают головы.

– Непонятное что-то. Неясное. Кто же это приедет? Зачем? А главное, в чём же будет приятность?

Прошло дней десять. И вот прибыла из Тулы рабочая делегация. Да не просто так. Не с пустыми руками. Привезли рабочие серпы и косы, вилы, железные оси для тележных колёс, петли, гвозди и прочую железную мелочь. Мужики так и ахнули:

– Вот это приятность!

А с серпами, косами да и другими железными изделиями была в ту пору в деревне беда бедой. Кое-как перебивались крестьяне.