«Едва ли, едва льИз смерти изыду!»Жерар де Нерваль,Влюбленный в Изиду.Морозной зариПоследние клочья.La rue… Tuelerie,Бессонная ночью.И медленный снег,И шорох Парижа —Как будто во снеПод радугой рыжей.Как будто в лесу —Такая ж ночевка,И за восемь суСтальная бечевка.Ступени. Уступ.И сон необорон…Слетевший на трупНахохленный ворон.И хрипло воззвавО вечном отмщеньи:«Умри: j'ai soif!» [68]И полночь священник.
67
Жерар
де Нерваль.Жерар де Нерваль(1808–1855) — французский поэт и прозаик; покончил с собой, повесившись в парижском переулке(возможно, был убит).
Хлыстом из гибкого металлаЗахлестывало далеко,И наносило, наметало,Натаптывало облаков.И опрокинулось на пляжик,И взбешенное помелоГряду сырой и белой пряжиНа водоросли намело…На отмели, где в знойной лениТомились женщины с утра,Ложились, как хвосты тюленьи,Волн вывернутые веера.А у кабинок, голубыеОгни затеплив на челе,Перекликались водяные,Укладываясь на ночлег.И, отряхая шерсть от пены(Пофыркивала темнота),Они обнюхивали стены,Где прикасалась нагота.Их ноздри втягивали запахСкамьи, сырого лишая…На перепончатых их лапахБелела рыбья чешуя.И засыпали, с грудой схожиВодою обтекавших глыб,Но женщины им снились тоже,Похожие на белых рыб.А утром знойно пахло мятойНад успокоенной водой,Казавшейся слегка измятой,Вдали разорванной слюдой.И воздух был хрустящ и хрупок,И сквозь его стеклянный слой —Дождем чешуек и скорлупокК воде просеивался зной.Казалось, солнце, сбросив шляпу,Трясет кудрями, зной — лузга,А море, как собака лапу,Зализывало берега.
69
Морские чудеса. С минимальными разночтениями повторено в сборнике «Полустанок».
БЕССОННИЦЕ
В твоей лаборатории, бессонница,Перерабатываю мужество в тоску.К его струе, подобной волоску,Душа изнемогающая клонится.О радий — расщепляющая атомы,Меняющая сущность и предел!Тобою раскаленный, жег и рделЯ, жестко покрывающийся латами.И радости стремительная конницаРазбрызгала копыта по песку…По капле, по зерну, по волоскуНад гибелью к бессмертию, бессонница.
Вечером, сквозь усталостьДымчатую, как кружево,Всё, что в душе осталось,Памятливо выуживаю.Город задернут шторой,Гул от тупых копыт его.Я уж не тот, которыйДень на себе испытывал.Взор — в голубые скважины.Сердце, прищурясь, целится.Думаю о неважном —Ласковая безделица!Снова у сердца рукуЧувствую двойниковую,Медленную наукуЛиниями выковываю.День был тяжел и черен,Всё ж золотое веялоПять полновесных зеренВ эту тетрадь просеяло.Пусть и шестое лoжится,Пусть на бумагу лягут —В лодочке чайной ложечкиШесть полновесных ягод.
70
Шесть.С минимальными разночтениями повторено в сборнике «Белая флотилия».
В СКРИПКЕ
Золотой человечьей тоскойВ этот вечер тоскую.Он, туманный такой,Ночь приблизит какую?Разве эта рука не сильна,Разве эти пути не широки.Но смотри: умягченнее льнаСоскользнувшие строки.Вот туман распыляет огни,И от моря широкое пенье…Ты — влекущий магнит,Я — пружины стальное терпенье.Видишь, волею сжаты уста,А умру, истомленный истомой,И блеснет синеватый металлНа разорванной ране излома.
ВОЗМЕЗДИЕ
О,
если б над маленьким домом,Где я, утомленный, уснул,На небе, расколотом громом,Ты синим изломом блеснул.Суровый, чего же ты медлишь,Уже не осталось души!Набрось беспощадные петлиИ сонного удуши.О мститель! Как бабочка в глыбеБазальта, без силы сказать, —Тебя, затрубившего в гибель,Встречаю глазами в глаза.
Ты грозно умер, смерть предугадав, —О это лермонтовское прозренье! —И времени стремительный удавЛелеет каждое стихотворенье.И ты растешь, как белый сталагмит,Ты — древо, опустившее над намиШатер ветвей, и сень его шумит,Уже отягощенная плодами.Поэт, герой! У гроба твоегоГрядущее, обняв былое, грезит.И ты не человек, а божествоС могилой, превращающейся в гейзер.
71
«Ты грозно умер, смерть предугадав…».Нет сомнений, что стихотворение посвящено памяти Николая Гумилева (1886–1921), расстрелянного большевиками. «…смерть предугадав»— отсылка к стихотворению Н. Гумилева «Рабочий» («Он стоит пред раскаленным горном…»).
Трудолюбивым поэтом,Трудолюбивым жнецом,Где-то, в тоскующей мгле там,С медленным мастерством!Лучше былые преграды,Ночи, трущоба, кастет!Меркнут былые наградыНа обветшалом кресте.С грубой ладони гранатуСнова для розмаха взвесь,Снова мятежься и ратуйТы, задымившийся весь!Не молодящимся старцем,Не уходящим в века, —Медно разорванный маршемРитм золотого стиха!Знаю, позорное в этом:— В дикое РождествоМлеть трудолюбивым поэтомС гордостью — в мастерство!
72
«Трудолюбивым поэтом…».С пунктуационными разночтениями повторено в сборнике «Полустанок».
ДЕВУШКА
В твоих кудрях, в их черном лоскеЕсть трепетание крыла.Ты нынче мальчик, ты в матроскеНа вечер чопорный пришла.Твоя прическа в беспорядке,Отвергнув шпильки, как тиски,Завились тоненькие прядкиИ на глаза и на виски.И смехом юным, славным смехомНапоминаешь ты юнгу,Когда в отместку всем помехамЗакутит он на берегу.И, весь еще пропитан сольюВолны, причалившей корму,Стремится к счастью и раздольюИ не уступит никому.И, пьян от дыма папироски,Он сам — хлестнувшая волна,А шея в вырезе матроскиОчаровательно стройна!
Красный сентябрь на осинах высох,В кленах багровый и пятипалый.Думает путник о рыжих лисах,Пахнут печеным хлебом палы.Осень — достаток. И ватой лениОблако лепится на стропиле.Этой тропою прошли олени,В этом болотце воду пили.Вечер придет, на вершины ляжетНебом багровым, дальневосточным.Что-нибудь смелое мне расскажетВ травах запутавшийся источник.Право, не знаю, зачем я нужен,Всё же сегодня, скажу по чести,Мне не добудет разбойный ужинМой поцарапанный злой винчестер.
73
Тишина.Палы— места, где трава выгорела или была выжжена; на Дальнем Востоке корейцы специально выжигают вершины малых сопок, разводя на них съедобный папоротник (орляк).
ПАРОВОЗ
Муза бега, бешеная муза,Опрокинутые сторожа!Паровоз, оторванный от груза,Ржет, и беглеца не удержать.Позади, в оставленных вагонахНосят чай и просят молока…На пустых и гулких перегонахОседающие облака.Звонкой мостовины над оврагомПрогремел расхляснутый ушат.У тебя, грохочущий бродяга,Стройная и легкая душа!Пролетев по дымогарным трубам,Дыбом взброшенная на скаку, —Вот она, завязанная клубом,И губами — к медному гудку.