Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения

_____

Я поведал кратко о награде, Ждущей тех, кто в битву шел без страха. Так пируют в райском вертограде Праведные воины Аллаха.

ЖЕНЫ-ИЗБРАННИЦЫ

И для женщин суд господний К пребыванью в вечном мире Доступ дал. Но по сегодня В рай вошли всего четыре. Первой ты, звезда земная, Ты, Зулейка, вся — влеченье, Жар любви. Но в небе рая Ты — блаженство отреченья. Дале, та, чей сын прекрасный Нес язычникам спасенье И пред матерью несчастной На кресте терпел мученье. Стала третьей — Магомету Давшая покой супруга. Верен рай ее завету: «Бог один, одна подруга». И Фатима: дочь-отрада, Мужу — счастье и опора, Плоть медовая, в которой Свет души, сердец услада. Ради избранных и лучших Женский род восславь по чести И заслужишь с теми вместе Прохлаждаться в райских кущах.

ВПУСК

_Гурия

На пороге райских кущей Я поставлена как страж. Отвечай, сюда идущий: Ты, мне кажется, не наш! Вправду ль ты Корана воин И пророка верный друг? Вправду ль рая удостоен По достоинству заслуг? Если ты герой по праву, Смело раны мне открой, И твою признаю славу, И впущу тебя, герой.

_Поэт

Распахни врата пошире, Не глумись над пришлецом! Человеком был я в мире, Это значит — был борцом! Посмотри на эти раны,— Взором светлым в них прочтешь И любовных снов обманы, И вседневной жизни ложь. Но я пел, что мир невечный Вечно добр и справедлив, Пел о верности сердечной, Верой песню окрылив. И, хотя платил я кровью, Был средь лучших до конца, Чтоб зажглись ко мне любовью Все прекрасные сердца. Мне ль не место в райском чине! Руку дай — и день за днем По твоим перстам отныне Счет бессмертью поведем.

ОТГОЛОСОК

_Гурия

За вратами рая, Где первая наша беседа велась, Я, вход охраняя, Ждала не раз. Слышался свист и щекот, Слов ли, свирели рокот, Просившийся к нам: Прильнешь к порогу — А никого не видит глаз, И всё замолкнет понемногу. Но звучал он, как пенье твое мне, Тот голос. И я его помню.

_Поэт

Навек любимая! О, как звучат Твои слова о друге старом! Где земные и воздух и лад, Там звуки земным пылают жаром И рвутся ввысь. Но одним — оседать, как слизь, А другим на крылах нестись В заоблачье, как конь пророка, Взвиваться свирелью высоко В небо с земли. Прислушавшись, сестры твои Пусть их лаской приветят, Подхватят и хором ответят, Чтоб эхо и в дольном мире Гремело все шире. А придет он в положенный срок, Каждому его дары Да будут впрок — Чтоб и этот и тот насладились миры. Вы же воздайте с охотой, В ласках явив покорство, Дарите блага без счета, Его примите в шатер свой… Но тебя не пущу охранять врата, Ты — мне суждена, ты со мной навсегда! А вход стеречь… вы к этому месту Ставьте несватанную невесту.

«Твой поцелуй — сама любовь…»

_Поэт

Твой поцелуй — сама любовь. Я тайну чту. Но не правда ль, когда-то Причастна дням земным была ты? Смотрю, и мне кажется часто,— Нет, я уверен, поклясться могу я,— Что тебя на земле такую Я знал и Зулейкой звалась ты.

_Гурия

Огонь и воздух, земля и вода — Из них-то и сотворены мы, И потому нестерпимы Земные запахи. Нет, никогда Мы к вам не сходим. Но к нам когда Придете вы, покинув тело, Вкушать покой — тут нам хватит дела! Явился праведник, Магометом, Видишь ли, прислан, и без отказу Ему в раю местечко сразу Дают, считаясь с этикетом; И так уж мы галантны с ним, Как будто впрямь он херувим. Второй приходит, третий, четвертый — И у каждого в памяти не стерты Черты любезной. Ничто против нашей, Но для него она гурий краше. Его ублажаешь, всем прихотям внемля, А мусульманина тянет на землю. Такой афронт для нас, Небесно- Высокородных, был горек крайне, И, заговор взлелеяв втайне, Мы провели свой план чудесно. Пророк — по семи небесам в дозор, А мы — за ним, по следам в упор. Очередной поворот — и вот Крылатый конь прервал полет. Окружаем всадника. Ласково-строг, Жалобу выслушал пророк И вынес скорый приговор, Но только к пущей для нас досаде: Его высоких целей ради Должны смиренно мы с тех пор С вами всегда судить без различья И ваших подруг принимать обличья. Для гордости куда как нелестно! В обиде девушки. Но известно: У нас не так, как в жизни бренной,— Любовь у нас самозабвенна. Видит пришелец, что видел прежде, И верен прежней любви и надежде. Мы и блондинки, мы и шатенки, У нас капризы на все оттенки, Причуды, прихоти — все так знакомо, И кажется каждому, будто он дома. Ну, а для нас вся радость в том, Чтоб он поверил: «Здесь мой дом». И лишь тебе, какая есть, Я в образе предстала райском, А ты воздал почет и честь Моим, а не Зулейки ласкам. Но так как та прекрасна тоже, Мы с нею как две капли схожи.

_Поэт

Твой взор слепит, как свет небес. Не разберу, где правда, где морок. Но этот голос так мне дорог! Ты, право, чудо из чудес: Для немца гурия райскую речь Готова в немецкий раешник облечь.

_Гурия

Свой стих таким сложить учись ты, Как он в твоей душе звенел; В райском содружестве мил нам чистый, Глубинный смысл и слов и дел. Врата открыты и пред зверем, Когда покорлив он и верен. Корявый гурию не оскорбит язык: Мы знаем, что от сердца говорится. Всему, что чистый выплеснул родник, Дано свободно в рай излиться.

«Держишь? Боишься, улечу?..»

_Гурия

Держишь? Боишься, улечу? А знаешь, сколько тысячелетий Живем мы вместе в кущах этих?

_Поэт

Не знаю, нет! И знать не хочу. Неизведанной ласки власть, Беспорочных лобзаний страсть! Мне каждый миг пронзительно-сладок. Давно ли? Спрашивать не надо.

_Гурия

Ты бываешь, я замечала не раз, Рассеян и странно далек от нас. Иль, дерзновенный, с высоты В глубины божьи рвешься ты? Возлюбленную вспомни снова, Ведь вот и песенка готова: У входа тот напев родной — Как он звучал!.. звучит? Для рифм себя не мучай; Мне песню давнюю — к Зулейке песню — пой! Ты и в раю не сложишь лучшей.

ВЗЫСКАННЫЕ ЗВЕРИ

Был четырем животным вход Открыт в пределы рая. Там с праведными Вечный год Им жить, покой вкушая. Вступают. Впереди осел И гордо и степенно: Ведь, оседлав осла, вошел Иисус во град священный. А следом волк, смущен слегка. Завет соблюл он свято: «Не тронь овечку бедняка, Брать можешь у богатых». Виляет весело хвостом Пастуший песик верный: При семерых столетним сном Он спал во тьме пещерной. Котенок прыгает у ног Абугерриры, верткий: Вовеки свят, кого пророк Погладил раз по шерстке.

ВЫСШЕЕ И НАИВЫСШЕЕ

Не взыщите с нас сурово, Если ереси мы учим! Заглянув в себя глубоко, Мы на все ответ получим. Про себя давно решил я: Человек, собой довольный, Ждет душевного покоя В небесах, как в жизни дольной. Чем, бывало, дух мой нищий Ублажал себя беспечно, Те же радости он ищет Обрести теперь навечно. Сад в цвету и плод созрелый, Нестареющие жены, Как живым, равно приятны И душе омоложенной. И былых друзей и новых, Всех созвал бы я на встречу И на языке немецком Их приветил райской речью. Свой у ангелов, однако, Диалект, пришельцам ясный: Здесь склоняют розу с маком Без грамматики прекрасно. Хорошо б духовным взором Нам пройтись по далям вышним, Тот испить восторг, в котором Станет звук и звон излишним! Звон и звук! Едва их путы Разорвет, воспрянув, слово, Ощутишь себя как будто Бесконечным в жизни новой. Если всем в замену чувствам Есть в раю одно в припасе, Я пяток земных, клянусь вам, За него отдать согласен. С ним проникну я, возможно, В наивысший круг, который Весь проникнут словом божьим, Вечным словом животворным. Не влекомым ввысь, в извечный Лик Любви взирая, здесь нам Обрести покой конечный: С ней сольемся, в ней исчезнем!

СЕМЕРО СПЯЩИХ

Шесть обласканных придворных От царя бежать решились, Не желая чтить в нем бога, Раз на бога не похож он: Муха, видите ль, спесивцу Не дает поесть в охоту; Слуги машут опахалом, Отогнать не могут муху — Все кружит над ним и жалит, Чин застольный нарушая, Как язвительный посланник, Посланный мушиным богом. «Как же, — отроки решили,— Муха — и помехой богу? Есть и пить ему потребно, Как любому? Нет! Один лишь, Кто луну и солнце создал, Кто зажег на небе звезды, Он наш бог! Бежим!» Озябших Отроков полуодетых Скрыл и сам укрылся с ними Пастушок в пещере горной. Не отстал и пес пастуший: Ноги сбил, его шугают, От хозяина нейдет он И в товарищи прибился К беглецам, к семи сонливцам. Царь, изменой оскорбленный, Для любимцев казнь измыслил: Не огонь и не железо — Повелел он вход в пещеру Заложить кирпичной кладкой. Те всё спят, не пробуждаясь. И предстал пред богом ангел, Покровитель их, с отчетом: «Я все время их ворочал, Вправо, влево, с боку на бок, Чтобы, юных и прекрасных, Их не тронуло гниенье, Чтобы ласковые зори Им подкрашивали щеки. Так они лежат в блаженстве; Сладко спит и пес, уткнувши Нос в целехонькие лапки». Пролетают дни за днями, Год за годом. И проснулись Отроки. Стена во входе Обветшала, развалилась. Видя, что пастух робеет, Говорит Ямблика, старший И красивейший: «Схожу вам За едою. Что терять мне? Золотой да жизнь в придачу!» А Эфес уже столетье Чтит учение пророка Иисуса — мир благому! Побежал. Сторожевая Башня, вышки — все другое. Но не смотрит он и прямо В ближнюю спешит пекарню. «Плут! — косится пекарь. — Вижу По монете — клад сыскал ты. Вот что, мальчик, кончим миром: Отвали мне половину!» Спорят. Пекарь, распалившись, Тянет в княжий суд. Но в долю Норовит и князь, как пекарь. Быстро выявилось чудо, Подтвердившись сотней знаков. Был чертог нерукотворный Во свидетельство воздвигнут; Ход затем пробили в камне К предугаданному кладу. Набежали тут потомки, Родом-племенем сочлися. Прародителем пред ними В цвете юных сил Ямблика; А его сынка да внуков Люди в предках именуют. Правнуки его с почетом Обступили храброй ратью, И стоит он всех моложе. К прежним новых приложилось Множество примет. Все ясно — Кто он есть и кто другие Сотоварищи-сонливцы. Он спешит к друзьям в пещеру, В провожатых — князь с народом. Но назад к народу с князем Богоизбранный не вышел. Семерых — которых восемь Стало издавна с собакой,— Втайне средствами своими Гавриил по воле божьей Отрешенных от волнений В рай вознес. Глазам пещера Замурованной предстала.