Собрание сочинений. Т. 1

Правда, оставалась классическая система ценностей, и прежде всего гений Пушкина. Но — «титаны были и прошли». Нужна была все-таки опора и на сподвижников — современников. Хотелось, чтобы было с кем перекликаться на «воздушных путях» искусства. Отсюда попытки личного контакта с художниками слова, которые, на его взгляд, приближались по взыскательной реалистичности письма к великим мастерам прошлого и не отделяли себя от судеб народных. Получилось так, что все это были прозаики: Андреев, Куприн, Горький, Бунин. Последний, правда, был в равной степени поэтом, в котором Сашу Черного привлекали «тютчевский горний путь, строгое и гордое служение красоте, сдержанная сила четкой простоты и ясности…». Искания Саши Черного как поэта после ухода из «Сатирикона» лежали именно в этом направлении. Сказались они в самоограничении буйного, самобытного таланта, ориентировании на традиционные, даже аскетические формы и — нет, не в отказе, но в более скупой дозировке смеха. Не следует видеть в этом измены прежним верованиям и идеалам. Просто выход к высшей творческой свободе, должно быть, всегда лежит в преодолении инерции стиля и диктата моды.

Вовсе не значит, что это был «путь, открытый взорам». Едва ли к бесспорным удачам Саши Черного можно отнести поэму «Ной» — мучительное раздумье поэта, в котором сквозь раскаты библейской грозы слышен тектонический гул социальных потрясений, не замедливших вскоре последовать. Похоже, он чересчур перегрузил свой поэтический ковчег, надорвавшись на этой неподъемной, вселенской ноше.

На этом переломном моменте истории и творческой судьбы поэта завершается наш обзор дореволюционной поэзии Саши Черного. Ибо далее, как много позже напишет Саша Черный, «была война: та самая идиотская война, от которой все и пошло». То есть революция, гражданская усобица, беженские скитания, исход из России, эмиграция… Но обо всем этом пойдет речь в следующем томе.

Анатолий Иванов

СТИХОТВОРЕНИЯ 1905–1906 ГОДОВ

ИЗ КНИГИ «РАЗНЫЕ МОТИВЫ» *

1906 *

Новый Год стоит в передней, Новый год сейчас придет, Год борьбы — борьбы последней Что с собою принесет? Казнокрадам суд народный, Палачам тюрьмы позор!.. Всем врагам народ свободный Свой объявит приговор. Землю вольному народу, Людям равные права, «Братство, равенство, свободу» — Незабвенные слова… И проложим мы просеку Сквозь дремучий, темный лес. Возрожденье человеку! Труд, культура и прогресс! В битве с гнетом, тьмой, рутиной Верим в истину одну — Просвещенье лентой длинной Опояшет всю страну. Новый Год стоит в передней — Здравствуй, «новой жизни» год! Год борьбы, борьбы последней Нам победу принесет! <1906>

СЛОВЕСНОСТЬ * (С натуры)

Звание солдата почетно.

(Воинский устав)

«Всяк солдат слуга Престола И защитник от врагов… Повтори!.. Молчишь, фефёла? Не упомнишь восемь слов? Ну, к отхожему дневальным, После ужина в наряд»… Махин тоном погребальным Отвечает: «виноват!» «Ну-ка, кто у нас бригадный?» Дальше унтер говорит — И, как ястреб кровожадный Все глазами шевелит… «Что — молчишь? Собачья морда, Простокваша, идиот… Ну-ка, помни, помни ж твердо!» — И рукою в ухо бьет. Что же Махин? Слезы льются, Тихо тянет «виноват»… Весь дрожит, колени гнутся И предательски дрожат. «Всех солдат почетно званье — Пост ли… знамя… караул… Махин, чучело баранье, Что ты ноги развернул! Ноги вместе, морду выше! Повтори, собачий сын»… Тот в ответ все тише, тише Жалко шепчет: «господин»… «Ах, мерзавец! Ах, скотина!» В ухо, в зубы… раз и раз… Эта гнусная картина Обрывает мой рассказ… <1906>

ЧЕПУХА * («Трепов — мягче сатаны…»)

Трепов — мягче сатаны, Дурново — с талантом, Нам свободы не нужны, А рейтузы с кантом. Сослан Нейдгарт в рудники, С ним Курлов туда же — А за старые грехи Алексеев даже… Монастырь наш подарил Нищему копейку, Крушеван усыновил Старую еврейку… Взял Линевич в плен спьяна Три полка с обозом… Умножается казна Вывозом и ввозом. Витте родиной живет И себя не любит. Вся страна с надеждой ждет, Кто ее погубит… Разорвался апельсин У Дворцова моста… Где высокий господин Маленького роста? Самый глупый человек Едет за границу; Из Маньчжурии калек Отправляют в Ниццу. Мучим совестью, Фролов С горя застрелился; Губернатор Хомутов Следствия добился. Безобразов заложил Перстень с бриллиантом… Весел, сыт, учен и мил Пахарь ходит франтом. Шлется Стесселю за честь От французов шпага; Манифест — иначе есть Важная бумага… Интендантство, сдав ларек, Все забастовало, А Суворин-старичок Перешел в «Начало». Появился Серафим — Появились дети. Папу видели за сим В ложе у Неметти… В свет пустил святой синод Без цензуры святцы, Витте-граф пошел в народ… Что-то будет, братцы?.. Высшей милостью труха Хочет общей драки… Все на свете чепуха, Остальное враки… <1905>

«Кровь ударяет горячей волною в виски…» *

Всем нищим духом посвящаю

Кровь ударяет горячей волною в виски, Некуда скрыться от острой, щемящей тоски… Мертвая жизнь без значенья, холод души, пустота… Прошлое — яркая сказка, манит к себе, как мечта… С жалкой улыбкой безверья, хмурый, заглянешь вперед — Вздрогнешь и прочь отвернешься… долгий, безрадостный год. Люди восстали и ропщут, люди к свободе идут, Право и волю добудут, светлый и радостный труд. Видишь бесстрашные лица, слышишь горячую речь, Но в потухающем сердце пламя опять не зажечь… Время торопит решеньем, дерзко врывается в дверь. Что же? Решай, малодушный, — иль никогда, иль теперь! Люди восстали и ропщут, люди к свободе идут; Вышли живые на битву, мертвые в ямах гниют. С смелой, призывною речью к братьям восставшим иди! Честный решает недолго — честный всегда впереди… Кровь ударяет горячей волною в виски, Некуда скрыться от острой, щемящей тоски… С горькой улыбкой безверья смотришь тоскливо вокруг… Что это — только безверье иль перед жизнью испуг?.. <1906>

СТИХИ 1905–1906 ГОДОВ, НЕ ВОШЕДШИЕ В КНИГУ «РАЗНЫЕ МОТИВЫ»

ПЕРВАЯ НОЧЬ * (Из Изольды Курц)

Приходит первый раз ночь в глубине могилы… О где весь блеск твоей сверкавшей силы? В сырой земле пришлось тебе постлать. Как в эту ночь ты будешь почивать? Последний дождь смочил твои подушки, Испуганы грозой кричат во тьме пичужки, Лампада не горит — лишь холодно печальный Крадется лунный луч в твоей опочивальне. Часы скользят — ты будешь спать до света? Ты слышишь ли, как я, на башне звоны где-то? Как я могу на миг уснуть и не страдать, Когда, моя любовь, тебе так плохо спать? <1905>?

СОН *

Мне снилось, что Плеве с печальным лицом Со мной говорил о России, Портсмутского графа назвал он глупцом, Про прочих промолвил: «Слепые! До мелочи вижу ошибки их тут, И страшно за них мне обидно — Они к революции сами идут, Забыв о последствиях, видно. И мне самому приходилось спасать Россию от вредных учений, Давал и приказы сажать и стрелять, Но мера была для гонений… Устроишь приличный еврейский погром, Закроешь три высшие школы,— Но нынче играют огнем и мечом Они, как лихие монголы. Они малолетних ссылают в Сибирь, Они города выжигают,— И скоро вся Русь превратится в пустырь, Где совы одни обитают. Кто ж будет налоги и штрафы платить? Чем заняты будут жандармы? Кто будет начальство высокое чтить И строить дома и казармы?.. Нет, надо сознаться, что беден умом Мой новый преемник безбожно,— Опасно играть отточенным мечом, Опасно, порезаться можно…» И вспомнил фон Плеве карьеру свою, Свои министерские розы, И жал он сочувственно руку мою, И лил крокодиловы слезы. Я в страхе проснулся… уж день наступал (Три четверти пятого было), И долго плевался, и долго шептал: «Спаси, сохрани и помилуй!» <1906>

ЖАЛОБЫ ОБЫВАТЕЛЯ *

Моя жена — наседка, Мой сын, увы, — эсер, Моя сестра — кадетка, Мой дворник — старовер. Кухарка — монархистка, Аристократ — свояк, Мамаша — анархистка, А я — я просто так… Дочурка-гимназистка (Всего ей десять лет) И та социалистка — Таков уж нынче свет! От самого рассвета Сойдутся и визжат — Но мне комедья эта, Поверьте, сущий ад. Сестра кричит: «Поправим!» Сынок кричит: «Снесем!» Свояк вопит: «Натравим!» А дворник — «Донесем!» А милая супруга, Иссохшая, как тень, Вздыхает, как белуга, И стонет: «Ах, мигрень!» Молю Тебя, Создатель (Совсем я не шучу), Я русский обыватель — Я просто жить хочу! Уйми мою мамашу, Уйми родную мать — Не в силах эту кашу Один я расхлебать. Она, как анархистка, Всегда сама начнет, За нею гимназистка И весь домашний скот. Сестра кричит: «Устроим!» Свояк вопит: «Плевать!» Сынок шипит: «Накроем!» А я кричу: «Молчать!!» Проклятья посылаю Родному очагу И втайне замышляю — В Америку сбегу!.. <1906>

ЧЕПУХА («От российской чепухи…») * (Хроника за неделю)

От российской чепухи Черепа слетают, Грузди черные грехи Кровью заливают… На печи поет сверчок: «Есть для всех веревка», Раз не пишет дурачок, Значит, забастовка… Две вороны на кресте Крыльями махали, Но в толпу по доброте Вовсе не стреляли… Выбирают поляки Душечку Скалона, Напоролась на штыки Глупая ворона… В Риге столб сооружен — «Павшим полицейским». Граф Портсмутский награжден Званием лакейским… Дали франкам мы в заём Под процент обычный, Предварительный же дом Обращен в публичный… В Думе правым мужики Наплевали в кашу, С жерновом на дно реки Бросили мамашу… Петр Великий на Неве Молвил: «Упустили»… Только что прочел в «Молве» — «Зритель» разрешили… Пожилой и хилый врач Высек генерала, Как-то дурень съел калач И… его не стало… Конституцию ввели И у Менелика, Три студента в баню шли — Тяжкая улика! Сам сиятельный сифон Бегает на корде; По-французски — «mille pardons» [17] , А у нас — по морде! Жан Кронштадтский — чудеса! — Сделался гусаром, Мужиков на небеса Принимают даром. Потащили на допрос Милое семейство, На жандарма был донос,— Экое злодейство! Радость людям, радость псам — Думу открывают! Льются капли по усам, В рот не попадают… Стал помещик у сохи — Градом пот катится, Ох, от русской чепухи Голова кружится… <1906>

17

«Тысяча извинений» (фр.).

ДО РЕАКЦИИ * (Пародия)

Дух свободы… К перестройке Вся страна стремится, Полицейский в грязной Мойке Хочет утопиться. Не топись, охранный воин,— Воля улыбнется! Полицейский! будь покоен,— Старый гнет вернется… <1906>