Собрание сочинений. Т.13.

Следователь проводил сестру Гранморена и ее племянницу с мужем до дверей; пожав ему руку, г-жа Боннеон проговорила:

— До скорой встречи, не правда ли? Вы знаете, что вы всегда желанный гость в Дуанвиле… Благодарю вас, ведь вы один из уже немногих моих верных друзей.

В ее улыбке притаилась печаль; Берта первая вышла из комнаты, сухо кивнув следователю.

Оставшись один, Денизе перевел дух. В задумчивости он неподвижно стоял посреди кабинета. Дело для него мало-помалу прояснялось: без сомнения, Гранморен, чья репутация была ему хорошо известна, изнасиловал девочку. Это придавало следствию весьма щекотливый характер, и Денизе решил удвоить осмотрительность в ожидании распоряжений из министерства. Но внутренне он торжествовал. Наконец-то преступник в его руках!

Усевшись за стол, он позвонил в колокольчик, призывая судебного пристава.

— Попросите войти господина Жака Лантье.

В коридоре, ожидая очереди, на скамейке по-прежнему сидели супруги Рубо: лица у них были застывшие, казалось, они дремлют, и только нервный тик выдавал порою их напряжение. Голос судебного пристава, приглашавшего Жака в кабинет, точно пробудил их от сна, и оба чуть вздрогнули. Расширенными глазами они проводили машиниста, вошедшего к следователю. А потом вновь погрузились в ожидание — молчаливые, бледные.

Вот уже три недели дело об убийстве председателя суда не давало Жаку покоя, он испытывал какую-то тревогу, словно его могли обвинить в причастности к нему. Это было безрассудно, ему не в чем было упрекнуть себя, ведь он даже не умолчал о том, что видел; и все же, входя к следователю, он неизменно испытывал легкую дрожь, точно виновный, страшащийся, что его преступление обнаружено; и он неохотно отвечал на вопросы, опасаясь сказать что-нибудь лишнее. Он тоже был способен убить: разве это не читалось в его глазах? Вот почему вызовы к следователю были очень неприятны Жаку и будили в нем гнев: машинист не раз спрашивал себя, когда же наконец его перестанут донимать этой историей, к которой он не имеет никакого отношения.

Впрочем, в тот день г-н Денизе настойчиво интересовался лишь приметами убийцы. Жак был единственным свидетелем, видевшим, пусть мельком, этого человека, и только он один мог сообщить какие-либо точные данные. Однако Жак не отходил от своего первого показания, он повторял, что сцена убийства осталась в его памяти мгновенным видением, картиной, промелькнувшей так быстро, что он сохранил о ней лишь туманное и неясное воспоминание. Человек, вонзающий другому нож в горло, — и ничего больше. Следователь с железным упорством бился с ним добрых полчаса; меняя лишь форму, он задавал Жаку одни и те же вопросы: «Был убийца высок либо мал ростом? Носил ли бороду? Какие у него волосы — длинные или короткие? Во что он был одет? К какому мог принадлежать сословию?» И Жак в замешательстве давал уклончивые ответы.

— Ну, а если вам его покажут? — неожиданно спросил Денизе, в упор глядя на Жака. — Вы его опознаете?

Веки машиниста слегка задергались, этот пристальный, сверлящий взгляд наполнил его тревогой. Словно размышляя вслух, он проговорил:

— Опознаю ли?.. Да… пожалуй.

Но тут же странная боязнь, — как будто он, сам того не зная, был соучастником убийства, — вновь заставила его вернуться к системе неопределенных ответов.

— Однако нет, не думаю, не берусь утверждать. Судите сами! Скорость поезда восемьдесят километров в час!

С обескураженным видом следователь уже собрался было препроводить Жака в соседнюю комнату, где бы тот находился у него под рукой, но передумал:

— Оставайтесь тут, садитесь.

Он опять позвонил в колокольчик и бросил судебному приставу:

— Введите господина и госпожу Рубо.

Они еще от дверей заметили Жака, и в их глазах заметалась тревога. Заговорил ли он? Задержал ли его следователь для очной ставки с ними? В присутствии машиниста они утратили уверенность в себе и поначалу отвечали на вопросы глуховатым голосом. Однако Денизе только проверял их первые показания, и супруги Рубо опять почти в тех же выражениях повторяли сказанное раньше, а он слушал, наклонив голову и даже не глядя на них.

Потом он внезапно обратился к Северине:

— Сударыня, вы сказали полицейскому комиссару — протокол допроса передо мной, — что, по-вашему мнению, какой-то человек вошел в Руане в купе, где ехал покойный, и произошло это перед самым отходом поезда.

Северина оторопела. Почему он об этом вспомнил? Нет ли тут западни? Не собирается ли он, сравнив показания, в чем-нибудь ее уличить? Поэтому она вопрошающе взглянула на мужа, который осторожно заметил:

— Мне кажется, милостивый государь, моя супруга не выражалась с такой определенностью.

— Простите… Когда вы высказали такого рода предположение, госпожа Рубо заявила: «Именно так оно и произошло»… Так вот, сударыня, я хотел бы знать, были ли у вас особые мотивы для подобного заявления?

Она совершенно смешалась, понимая, что если не проявит крайней осмотрительности, то следователь постепенно заставит ее во всем сознаться. Однако дольше молчать было нельзя.

— О нет, милостивый государь, никаких мотивов… Я просто сказала то, что думала, ведь иначе трудно все это объяснить.

— Стало быть, вы не видели этого человека? Вы ничего не можете сообщить нам о нем?

— Нет, нет, милостивый государь, ничего!

Денизе как будто решил больше не касаться этого пункта. Но тут же вернулся к нему, спросив у Рубо:

— А вы? Как же случилось, что вы его не заметили, если он и в самом деле вошел в купе? Ведь из ваших собственных показаний следует, что вы беседовали с председателем суда до самого свистка к отходу поезда?

Настойчивость Денизе в конце концов испугала помощника начальника станции, им овладела тревога, и он не знал, чего придерживаться, — отбросить выдумку об этом загадочном человеке или упорствовать в ней. Если у следствия были улики против него, Рубо, то гипотезу о таинственном убийце отстаивать было невозможно, это могло только усугубить его вину. Стараясь хоть что-нибудь понять, он отвечал медленно и расплывчато.

— Весьма досадно, — продолжал Денизе, — что ваши воспоминания столь туманны, ведь именно вы могли бы помочь нам покончить с подозрениями, которые коснулись некоторых лиц.

Рубо послышалась в этих словах столь явная угроза, что он ощутил неодолимую потребность доказать свою невиновность. Он уже видел себя уличенным и немедленно решился:

— Но ведь тут речь идет о твоей совести! Сами понимаете, начинаешь сомневаться, да и как может быть иначе? Скажи я вам, что я его хорошо видел, этого человека…

У следователя вырвался торжествующий жест, он решил, что ловко заставил свидетеля быть откровенным. Денизе нередко говорил, что по опыту знает, как трудно некоторым людям рассказать то, чему они были очевидцами, и похвалялся тем, что помогает истине рождаться на свет помимо их воли.

— Говорите же… Каков он? Низенький? Высокий? Вашего роста?

— О нет, нет, гораздо выше меня… Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление, он мне таким показался, ведь я чуть было не задел его, когда бежал к своему вагону.