Арго, развевай паруса тополей!Истрепанные паруса подставь поцелуям ветра.Мы уходим в Эвксинский Понт –Навстречу золоту, навстречу смерти.Нок-реи заготовлены подлинней,Солонина заготовлена погнилей,Мачты готовы отдаться Борею,Мачты готов повалить Борей.– Старый боцман, пьяный лоцман,Пыхтят трубчонками над пороховыми бочонками.Мы будем плыть до первой верандыС тобой, неизвестное.На мертвой почве растут олеандрыИ кипарисы отвесные.Мы будем плыть до первой потери,Пока за борт не свалится слабый,Пока не разделит братьев враждаИз-за портовой бабы.– Старый боцман, пьяный лоцман,Пыхтят трубчонками над пороховыми бочонками.Не зная, каково на вид руно, возьмем говно –Корабль станет ассенизационным обозом –Но нашим носам давно все равно –Среди навоза – раздолье розам.Мы расцелуемся, и на прощаньеСнова, как во времена стародавние,Любовь покажется неизбывной вовек.Но когда берега Колхиды скроются утром из вида,Начнется июльский снег.
Вероника
Плаун, пылящий и поджарый,Исстеган дождевым кнутом,И сонный лес похож на старый,Истрепанный, in folio, том.И ломонос подобострастныйУсов своих рассыпал сеть,И, значит – время подобралосьДля вероники засинеть.И, значит, время вновь насталоНам, глядя в старый водосток,Вести счет каплям, размышляя:Зачем ты поднесла платок?И кто была ты: свежесть сена,Букет из нераскрытых роз?Толстуха
спелая Пуссена,От жира падкая до слез?Красотка с профилем семитским –Смесь состраданья и греха –И вожделеньем каинитскимГорела добрая рука?Святой назвал бы и разрушилСомнений тяготящий ад,Но летом дьявольским разбуженТвой слишком синий грешный взгляд.И лето открывает двери,Бросая в холод и знобя,И я все более уверенВ истолковании тебя.И о шагах любимых помня,О лета пышущем огне,Я все отбрасываю кромеОдной догадки о тебе.На память об июльской ночиКоснулся белый холст лицаИ лазуритовые очиКричали ужасом конца.Был запах яростный и дикий.И ложе. И не нужно слов.И бились в отдаленье крикиАпостолов и их ослов.
«Где, тополиный пух, твоя судьба?..»
Где, тополиный пух, твоя судьба?– В могучем древе!Я, втоптанный в асфальт, дождем прибитый,на своих ветвяхРассаживаю голубей Святого Духа,Лаская ближние частицы пуха!
В трех стенах
Лето набросилось внезапно.Разбросало по пляжам восхитительную наготу.Уткнулось косматоглаво в сырой песок.Созрело. Захохотало в сосновом бору.Наполненное светом, лопнуло,Как безобразный гнойник.Брызнуло в глаза. Замутило взгляд.И только тут я заметил отсутствие себя.Ты сказал: «И в опрокинутой рюмке остается вино…»Да, но как его выпить?В трех стенах разума с выходом, ведущимк прошлому,Не может быть влечения,Не может быть иного состояния, кроме затянутого взглядаНа Я-прежде;Лето промчалось, ничего не оставив,Кроме размытого воспоминания о воспоминаниях.Открытое окно – морщинистые веки стеклаРаспахнуты, освежая взор влажным языкомПолночного веяния:Обсосанные леденцы, облизанные свежестью –Можем ли мы вопросить, можем ли мы осмелитьсяСпросить, для чего и какНадевают на голову Времени черный колпак?В трех стенах комнаты не видно иного выхода,Кроме окна, открытого в неизбежность.Видишь ли, над твоей головой пробегаетСтайка девушек, сморщенных, какСухофрукты из компота:Душ – постель, душ – постель, душ – постель –И бесконечно их лица повторяются, не повторяясь.Серпик Луны в четверть фазыПохож на зеленую завязь:Каждый день Луна возрастает,В сочетанье с Сатурном даваяЖидкую кровь, меланхолию – и этот деньПокровительствует нечестивцам.В трех углах кладбища нет иного выхода,Кроме заросшей вероникой тропинки,Ведущей в угол нечестивцев:И желчные листики вероникиХранят портреты святых нечестивцев,Похороненных за кладбищенской оградой.Проржавевшая дорога упирается прямоВ их полузабытые могилы, где толькоВысохшие букетики похожи на заботливые веники,Сметающие пыль с имен нечестивцев.А лето промчалось, составив списокПредставленных к награждению:Всех вероотступников, с мозгами,Прикипевшими к крышке черепа,Всех, менявших одежду гостиниц,Гостивших в различных постелях –О лето, тянущее жевательную резинкуЛюбви среди ивовых зарослейПригородного пляжа!И я не могу остановиться перед рискоюВлажной губы, ощущая ее, как переходНа тенистую сторону лета,Предводитель нечестивцев, ересиарх,Отрицающий даже видимое глазами,Мою любовь, блуждающую,Касающуюся влажными бедрами бледных кисточек вёха,С лютиками, приникающими к черному треугольнику лобка,Идущую, повязав свои волосы красной индейскою лентой –Тебя – прошу! – превратить ее в дятла-желну.Ибо есть ли выход из трех стен,Кроме монотонной последовательности ударов,Кроме коричной трухи, разметанной шлейфомПод солнечным диском, кроме глянцевой солоноватостиУтренних ягод?Не повторяясь ни разу в лицах,Не вспоминая о безысходности,Разбросаны девушки, сморщенные, как сухофрукты,По парковым скамейкам, и у каждой – табличка:«Осторожно, окрашено!»Этот день дань отдаю яЦеремониалу прогулки:Задумчиво разглядывая собственную тень,Как Франциск проповедую сумрачным рыбамВ водопроводе журчащих аллей.Лето взметнулось на недосягаемую высотуИ рухнуло оттуда, разбившись на капельки утешения.Безумный пленник в ожидании чая!Сможет ли смертный понятьВсех в тупик заведенных,Всех в полете одернутых?Ты взлетаешь, плавно расправляя крылья –Так, чтобы каждое перышко прополаскивалось встречным потоком –Вдруг жилистая ехидная рука хватает тебя за хвостовое оперенье:Знакомо ли тебе это ощущенье?Такова жизнь: твоя и моя!Итак:Снова ни к чему не пришедший,Семнадцатилетний огрызок карандаша,Которым божественная рукаНаписала строчки стихов,Скрежещущий металл не произошедшей катастрофы –Я –Обращаюсь к лотерейному аппарату мирозданияС одной из немногих оставшихся просьб.Лиши меня прошлого,Пусть стена четвертая встанет,Превратив мне оставшееся в тюрьму,Чтобы смог я себя ощутитьБурым, опаршивевшим медведемИ поднять вверх косматые лапы,Трясти кандалами в ритме фанданго,Смешанном с воем.Ибо лето набросилось слишком внезапно,Чтобы зима рискнула в это поверить.
Лето огнедышащее
Развенчанный шпиль церкви здесь неподалекуЗовет к общению с неотомщенным Богом.Мы принудительно лишь видимое видим:Секирой огневласые главыОтрублены у взглядов в неземное.Бесформенное самый яркий цвет имеет:Любовь багровей страстоцвета пламенеет,И отрешенье снежное, зеленая тоска –Искристей снега, зеленей листка.Лишь выход в поле сделает доступнымПознание – и мудрый переступеньВ белесых кудрях нам отдаст своеПонятье огнедышащего лета.Кто знает жизнь – безумно не мечталУзнать ее законы и приметы;Неопытный считает, что укралОгонь, когда он сам – лишь отблеск света.Воистину, прекрасен не восход,Мгновенно осветляющий окрестность,А предвосходные часы: в благом туманеВладений феи озера – Морганы –Куст зверем кажется, а зверь – кустом.Наш глаз рождается в краю пустом,Но зренье оплодотворяет местностьЧудеснейшим соитием примет,Припоминаний – горькую пустыню.Бог-Глаз, Бог-Око, несомненно, есть,Но слишком Он заметен, чтоб заметить…Пока еще есть время (время есть!),Сквозь пальцы ты прищурься на закат:В багрянце ногти – это ты убил,Убийство зренья – твой позор всецело:Ты, одинокий, не мечтал о встрече с Богом,Неотомщенным Богом бытия,Который ждал, все время ждалТебя.
Стихи для огненнокрылого пса
«Далеко ли вы собрались?» –Спросил я королей.«Настолько далеко, чтобы,вернувшись, мы могли сказать:“Мы где-то были…”»Боб Дилан
мы встанем из гробов, где мы лежали, думая о жизни,и мы с тобой пойдемпо невесомым вздохов переулкам – пойдем ежевечернею прогулкойи оросим кусты в невидимом садуу нас есть столько сил и столько вожделений,что завтра мы изменим то, что назовут вчера,и в судорожные вечеранас поведет живучий рак-отшельник– туда, где раковины образов лежатда, здесь была стоянка человека…пустые створки все расстались с мясом,и их блаженная сверкающая массалежит, как разродившиеся самки:уже вне боли– но еще вне счастьямой пес, неужто ты и я, хоть и прожгли крыламидырку в небосводе,не заслужили б'oльшую свободу,чем эта высохшая скорлупа?какой мальчишка запустил из трубкигорошину с насмешливым лицом? –– о, все мы одурачены юнцом!и мы заблудимся в безудержном туманеи не найдем двери в стакане,и мы залаем горько и покаянно:«верните слову слова содержанье!»и
мы вернемся от Элеазарас молчанием и страхом на устах,но что скрываем мы, и чемнаш вызван страх?возможно,жаждой следующей прогулки.
Возвращение
Зверь времени линяет секундами.Сколько дворников!Сколько собирателей пуха!Пересекаем коралловый песок в неясном свете.Сколько ловцов ставит сети!Звук перебирается, прижимаясь к стенам.Из уха в ухо – от бесконечных лун на интегралы скрипок.Что сталкивается на небесах:пустые звезды или значение судеб?Тени кругом – все в мантиях судей.Мы возвращаемся в дом.Возвращаемся в дом.Выйди, сынок, встань на порог.Это день возвращенья, ибо кости к суставамстремятся.Сколько мы ни уходим – круглое время.Магеллан, Магеллан – ты седеешь,но покинуть орбиту не смеешь,так как время – почти что арбуз.Совершенно кругло и лысо:на планете король и крыса –можно миловать, можно казнить –все равно неразрывна нитьмежду futurum и plusquamperfectum.Может свет невесомый гнитьмежду звездами, словно солома –просто слишком время огромнопри гниении света звезд.Мы возвращаемся в дом.Возвращаемся в дом.Только дело не в том, что мы постарелии серый наждак беспробудной щетинызалег среди хрупких морщинок.Дело совсем не в том.Даже когда мы моложе былии звуки музыки плылибеспрерывным святым полотном,выходя из дома – мы направлялись в дом.Я возвращаюсь в сиянье и блеске –сгнивший остаток былого начала.Встреть, как встречала!В расцвете, упадке или гниенье –все на пути возвращенья.И непониманье и откровенье –все в возвращенье.
Косари
Трава привстала на носки корней.Обабок потный в капюшоне листьев,Качаясь на чешуйчатой ноге,Заворожил осклизлые грибы.Он – дервишПоющих луж, проселков,Косарей, лежащих на листвеВокруг истлевшей бочки, из которойПолтысячелетия сочится мед.И ржавчина и гниль на месте косНисколько не смущают захмелевших –Они безумно смотрят на покос.Их дождь корит, гноя густые травы,Но самый старший косарь говорит:«Там, где мы хоронили наших предков,Все смешано насмешливо и зло,То тимофеевки клонится колос редкий,То вежливо бормочет плевелье.Кто вложит шибболет в цветущие уста?Кто лезвие направит, не робея?Мы знаем, что косы ждет орхидея,Но к орхидее не пройдет коса!Ведь все меняется, не глядя, лепестками,И охмуряет этим меткий глаз:Вот горицвет пылал огонь-цветками,Но глянь – и там пырей, где он погас.И меткий глаз становится глупей,И гнева царского предожидает шея:Изменник воронов – из рода голубейИль ворон, только статью похищнее?Никто нам не подскажет, как нам быть.Пришла пора косить, да только что косить?Мы на краю покоса коченеем!»
У сельской дороги
Грязь унизить нельзя.Попирай хоть ногами –Только всхлипнет, глотая твой след.Серо-коричневая, все та же –Равнодушный кисель,Исхлестанный жизнью проселка.Грязь и после тебя будет жить.Дождь ударит лиловыми копьями в землю.В этот день и в душе, и в землеГрязь смешается с каплей небесной:И в ошейнике комнаты тесно,На цепи у погоды тоскливо.Грязь потом отстоится,Возникнет туман –Изгоняемый дух недостойных желаний,Разгоняемый ветром, он тщетноЖдет найти пограничье своих очертаний.Вот и чистые игры заплещутся в охре,Игры выползков, и обнажившись на дне,Все следы амальгамою влаги зажгутся:Тело луж ослепительно! – очи огромны!И нескромны, как жизнь нескромнаК тайнам исчадий своих…Недостойные жизни – достойны лишь зла и добра.Тем, кто истинно есть – тем прилична иная судьба:Терминатора света и тьмы; в оседании мутиНаблюдать проясненье кристальное сути.Грязь добром не унизь!Там, где грязи подходы открыты –Жди рождения новых открытий.А иначе ты самС болью своей и любовью –Лишь безумный агент страховой,выживший в атомном пекле,Что, размахивая пачкой горелых листков,Ищет под пеплом наследников.
«В этом безмолвном пруду ослепленной Земли…»
В этом безмолвном пруду ослепленной ЗемлиГорода – как кувшинки: раскрывают соцветья лишь ночью.Веря – молчи. Но не веруя – тоже молчи,Ибо каналы твоих восприятий висят на цепочке,На брелоке всенощного стража Петра.Если где-то в рай и открывается дверь,Может, совсем не тебе, но по звону полночных небесПонимаешь – кому-тоТы воспарению чувств бессловесно поверь,Ибо подошва твоих восприятийКремнистой дорогой разута.Вряд ли столь важно,ктопропуск в Эдем получил,Когда в полвторого тебя фонари погружают в затменье,Важно, что есть эта ДВЕРЬ –ну а ты иль не ты –выше и выше вовек твоего разуменья.Женщину встретив полночной порой,не доверься глазам,Различающим ясно лохмотья и выступы плоти:Может, это – ниспосланный грешнику ангел небес?Только глаза загрубели, и сердце бесстрастно колотит?Пьяного встретив – песни за райское пенье прими(в это ли время ушам неразумно поверить?)Так в этот час обратится в дорогу тупик,И на бетонной стене обнаружатся двери.В игры невинныес тенью и светом играй.В сердце великаясмена эпох происходит.Может, сейчасна тебяблагодатно нисходит твой рай,Лишь потому,что к кому-тоон вправду нисходит.
Молчаливый соловей
купальщицы ногой босою море крови топчуттепла ль еще? не застудит ли грудь?Мой Соловей, пропой им, не забудь,шипом прокалывая сердце, песню,с которой Лодочника провожал ты в путь.того, кто спился от работы вечной,кто знает, что на берегу иномих встретят тени вьющихся растенийи те же муки – год за годом, день за днем.да, песня та была всем песням песнь!в ней не было ни звука: сочетаньеритмических фигур молчаньяи в гармоническом порядкеты слил с молчаньем пустотуи дал нам зримый образ неживого тела,хранящего живую красоту.ведь то был самый лучший похоронный марш!и с этой песнею купальщицы вошлив кровь по соски, и закипела пена,маня их, словно некая сирена,нырять, и пить,и грезить наяву.«Все то, что жизнью выпито из вас,вам возвращает смерть, не требуя оплаты.И Демоны, как верные солдаты,Вас охраняют в этот час.Ваш ложкой выскобленный мозгне дал бы вам таких наитий,как этот Лодочник пропитый,осуществивший перевоз…»Пой, Соловей, храня молчанье!Им, промолчавшим жизнь насквозь,Пусть станет лучшим наказаньем –на темя – капли старых слез…
У зерцала вод
ночные экзорцисты беспардонноизгнали дух тумана из пучиныстуденой лужиее эпилептический эллипсдымился раскаленной сковородкой,и плавали по ней зрачкидля Вас глазунья, госпожа Безумье!из лучших глаз – все на показ!тонуло в озере за отраженьем отраженье,и в озеро бросались прототипы,ныряя до изнеможеньяуж бездыханных полон берегодетые, нелепо собираются опятьони, пожалуй, только в это верят –лишь в то, что повторяется опятьнебрежно голова сидит на шляпе,подходят плохо руки к пиджаку,ботинок жмет ногаони не пожелали скрыть тоску –свое очередное развлеченьевот у зерцала вод собрался весь народи просит воротить вчерашний день,когда еще не умирала тень,когда еще само несло теченьетеперь руками надо им без промедленьягрести самим, чтоб не почить в водетень, первым ты была предупрежденьем!кто вычел легкость из струенья вод?виновных обнаружили, и вотдетей своих бесстыдных и нагихони в огонь бросают, как в цунами,поднятое вещающими снами,что снились им, когда они в травеиграли с сестрами в волнующие игрыздесь, у зерцала вод, идет расправа,но пенная вода и правых и неправыхзеленою ладонью накрываетта нежная вода, что ты пила,та темная вода, которой стала,та пенная вода, откуда родилась