Тени сгущались в чернила,ими писались кляузына улиц ярких лентахтемными подворотнями.Плакали глупые ивыв зеленые воды страха,падали спелые слезы –универсальное рвотное.В зеленые воды страхагляделось такси одноглазое,скользило по ним, ведомое,как лодка на перевозе.В зеленую воду с грохотомсыпался щебень смелости –былые колонны храбрости,разрушенные морозом.Скручивались и спутывалисьпрозрачные волосы вечности,как водоросли подводные,хватающие за руки……пловец был последним камушком,на откуп случаю брошенным,последним героем Магии,последнею жертвой Науки.Пловец был всплеском и выкрикомв зеленом зеркале стонущем,нелепым пеплом ярости,плевком разъяренного гневаИ те, кто на берег выплыли,уже почти растворившиеся,кидали ему с их облаканебес спасательный круг.В зеленые воды страхавходили глупые женщины,взвизгивая
от удовольствия,пробуя воду ногой.В этой визжащей массенелепо пловец барахтался,укутан водой, как Истина,в воде, словно Ложь, нагой.Ах, быль, разновидность небыли!Пловец, разновидность тонущего!Нашей борьбы с океаномнелепая подноготная…Плакали глупые ивыв зеленые воды страха,падали спелые слезы –универсальное рвотное
Ложе
А тени скрадывают тениИ лунных дисков на воде бобы –Плоды чудовищных растений,Корм пастырям, ушедшим во гробы.Акриды с диким медом и мокрицы –В сиянье глаз пред балдахином даньХитином ослепляюще искритсяИ освещает синюю елань.Фиалковые лица ослепленныхЖивотворят сияющий покой.Живую дань Царь НасекомыхБерет дряхлеющей рукой.И мы пришли, два локона сиреньих,Уступленных прибрежным валунам;Два листика, дрожащих в опасеньеПрервать счет гипнотическим слонам.Слонов считали, потому что сонноВсе плавало вокруг, а спать мы не могли,Взволнованные плеском патефонаПруда округлова с лучом вместо иглы.И чуялось, что Царь придет внезапно,Узнав, что ложе узурпировано вдруг,И горизонты вмиг захлопнуты капканом,Мы сбавим ожиданье хищных рук.И мы спешили, заплетая ногиВ косу Лилит, успеть познать ночлег,Пока нам не швырнули громы боги,Как будто на спину холодный снег.А ведь сейчас, в плачевное мгновенье,Когда поднялись груди-жемчуга,Арена боя в чудном мановенье,Наставит миру карликов рога.И предводитель карликов, Царь Муший,Сам Бель-Зибаб, швырнет нас от грудей,К комедии, известной под названьемИстории Трагической Людей.30.07.1978, с. Ловозеро
«О эльфы! Лица, стиснутые рамками…»
О эльфы! Лица, стиснутые рамкамиМоих мир искажающих очков;Изгнанье беса радости из радугиМишени концентрической зрачков.Они тебя вели сквозь мятый папоротникИ берегли от змей в малине, только где,Как к ягоде, к ноге влекущей маленькой,Браслет из раковин на золотой ноге?И прозябали мы в своем неведенье,А эльфы волокли речной браслет,Туда, где мы бывали не последними;В овес, в крушину, в ежевику, в бересклет.В траву бросали смятую, где помнилиТравинки тяжесть двух гранитных тел,Где все увидели глаза росы, где пролилиМолочный сок, и очиток, и чистотел.И в раковинах, что травою тронуты,Уста песка детей произвели:С глазами желтыми, увенчанных коронами,Вооруженных памятью золы,Золы сожженных дней, бескрайних гарей, пустошей,Сердец разбитых и твоей любви:Твой пот стал кровью величавых юношей,Зубами стали ссадины твоиТе ссадины, что никакие грешныеНе сделали б, ни шиповатый лес,А выскребло в лодыжках путешествиеПо битому стеклу твоих небес.Чудовищно огромные, прекрасные,Они под утро вышли из лесовИ мерно шли дорогами опаснымиВсе дальше, прочь от наших слов и снов.Чтоб нас сберечь, в траве лежащих сутками,Они причину уничтожить шлиТех бед, что предвещали бедным путникамГоргоны волосы из-за холмов вдали.И мы, родители, не слышали о каре,Постигшей чорта на холмах вдали,И белое, лишенное загараЦвело кольцо на стебельке ночи.И мы в ночном дыханье не слыхалиЗвучанье битвы: утренний наш слухЛишь звон жары и луга наполняли,Жужжанье то ли эльфов, то ли мух.23.07.1978, с. Ловозеро
Дом палача
что больше выжимает слез из век тряпичных?руки тех рек, к которым вновь нельзя вернутьсяи мы потеряны в кустарнике когтистомдрожим и падаем, бежим на огонеккак страшно, если лист в лицо ударит –зеленая пощечина из тьмы!деревья вынут корни из земли,обуют их и двинутся в дорогу,чтоб скинуть иго человеканедолговечное: его поглотит лесвсе потому, что провели мы детствов библиотеке пыльной,во дворе хромого Дома Палача,к которому не приближалисьблагопристойныеи эта щель в стене, и дачный флирт,и лень в тоскливый полдень, и девчонка,ведущая, как тропка, в луговину –все обернется против насты помнишь: она купалась голая в реке,и этот знойный луг ты проглотил,как горькую пилюлю самосознаньяи фатальности кончиныпод шпагой леса, сдвинутого вдруги недоноска с воинством зеленым?а ей уже за двадцать было,порочность обещала целый мир…но как ты равнодушен был!и только тихо удивлялся,что речка вылилась из берегов –так много было в этой женщиненапева пеночек и плескаО Дома Палача тоскующие дети!
«Просыпаясь между двух тел…»
просыпаясь между двух тел –теперь уже вне гравитацииплавая и растекаясьнад расколотым мраморомсобственного изваянияпросыпаясь
между двух тел –не в силах пить гнилую водув стеклянной поллитровой банкеи даже не нуждаясь в нейи ни в чем – кроме пламени и полетапросыпаясь между двух тел –ты еще не понимаешьчто создал Новый Запретиз невинности девичьего бунтаи что он готов вырасти в Ветхий Завет
«Здравствуй, то, что за закрытой дверью…»
Здравствуй, то, что за закрытой дверью,то, что встретит в сумерках прихожей,спрятавшись в пальто не первой молодости,уцепившись за рукава бесформенные.Сладкая тревога в гардеробе.Платья смущены его присутствием.То один карман, то другой оттопырится,колыхнутся деревянные плечики.Здравствуй, то, что под диваном выцветшим.То, что под разбитой пепельницей.То, что испугавшись выключателя,скроется и больше мне не встретится.Не бойся. Не визжи. На стол не прыгай.Это просто карликовый тигрвоспоминаний, жвала навостривший,паутину в туалете свивший.Бесполезно плакать в коридоре –встань к окну, и ты увидишь море,огненное и бесформенное.Первый день Содома,первый день Гоморры.
«Это еще не ненависть: так, лишь вспыхнула спичка…»
это еще не ненависть: так, лишь вспыхнула спичка,выхватив из темной комнаты два безликих лицаплачущие, звериные, не знающие, какого черта радиони глядят и дышат одно в другоеэто еще не ненависть: легкий зуд на шкуре огромногочерного животного,лижущего лоно той, которой мы страшно боимся,будучи ее сторожами и кормилицамиэто еще не ненависть: случайная пощечинав ресторане,после которой, как это ни странно, все остаетсяпо-старому,и те же босые желания, спрятавшиесяпод диванами –босиком по грязному полуэто еще не ненависть: только легкое брюзжаниеперед иконой, смысл которой еще не осознанэто скитания в темных лесах подсознания,нечто неосязаемоеэто еще не ненависть: только лишь вид бурлениянекой вязкой жидкости,вечное промедлениеэто – словно где-то на помойкесреди банок консервных зачинают дитяи на этой помойке пробуждается жерло вулкана
Поминки по упоению
босоногое упоение отыскивает осколки стеклакровяные прожилки стопу в лепесток превращаютрасцветает нога и испугано вьется поломаннымстеблем(черный траурный бархат на листьяхмолчащей в тени неизвестной травы)мы его пригласили на праздник вчерашний,но прогнали, как только дождались зарисерая завязь утра расступились, дорогу ему уступая,и пошли мы печальной дорогой, где лезвия стеблейскрежещущих безустально точит тростникмы не знаем причины, но, верно, оно забежалослучайною гостьейи потребность в себе не прочло в нашихбесплодных глазах…и рыдай, и стенай, и страдай!но не смей страстно клясть.Что в проклятьях на голову синюю Неба,если мы не сумели (и вряд ли сумеем)любить?если мы в грязь втоптали путеводную нитьтолько лишь потому, что она не была золотая?
Ад воров
Сухая пыль поддерживает свод.Палящий зной заносит молотна воду хрупкую в оправе тростников.Пути воров приводят в этот ад:здесь нечего украсть и не к кому взывать.Звенит в отчаянье качнувшееся летона скользкой кромке исполинских вод,и отражаются в воде кометы,пророчащие предпоследний год.Возьми за воды свой народ!Но было время водам расступаться,когда тяжелый караван мог проскользнуть.Теперь преследователь совместился с жертвой.И некуда бежать. И от кого бежать? Забудь…У края вод собрались воры.Чужую боль, любовь чужуюопустошая как карман,надеждам пели аллилуйю…Но ремесло сломило волю.И все осело в легких памяти, как пыль:и тонкие и хрупкие богини,дожди, прижавшие своим расстрелом к стенке,спокойный сон на пламенной росе.Вся пыль на полке памяти осела.Весь прах отдать?! Карманы вывернуть и этимискупленье и облегченье приобрести?!И легкими как луч преодолетьбескрайнее пространство?!Но черви с неотступным постоянствомжелают неотступно руки грызть.Не утешайся тем, что это – месть.Месть – преходяща. Ад пребудет вечноС тобой – когда в тебе уже он есть.Когда в себе его взрастил беспечно.
«Бессонны очи пустоты…»
Бессонны очи пустоты;Ей, не наполненной смятеньем,Век простоты быть воплощеньем,Не зная прелесть простоты.Ей – вечно к призракам на грудьСклоняться головой пустою,Век вслед за смутною толпоюФантомов выбирая путь.И, пролетая сквозь года,Сама себе лишь интересна,Всепожирающая безднаЛюбви не встретит никогда.
«По водам призрак снова вынудит ступать…»
по водам призрак снова вынудит ступатьтуда, где каждый шаг за чудопочтут немые обитатели глубини сердцу снова нужен господин,чтобы продать его, как продавал Иуда,и отрицать его и, низведя в ничто,остановиться перед выбором великим,вновь обратившись просветленным ликомтуда, где чувства новые и новые молитвызаставят снова буйствовать его.