набросил небосвод на лица жертв свой плащ,и снизошла вода на крыльях громав хрустальных змеях струйпрозрачными ногтямивцепилась в листопад– и порвала листвуи заметалась с плеском под ногамиязык ее слизнул все краски с улици растворил в гортани пенной слюнкойчудовище воды подмыло стены– и погналось за собственным хвостомспокойствие!поближе к сердцу жаркокопченых языков огня не жалкошипят желанья на сырой травеи так прозрачна, лжива и доступнасухая страсть в объятиях воды
Второй потоп
наполнен, уходящий тяжестью в песок,ты попрощался с поздними цветами,с камнями, где вскипает очитокстекают слезы с глаз, ресничными зонтамиприкрывшими весь череп, и встаетнадбровие рыдающим цунамии пережить возможно ли потоп,когда ковчег былым столь перегружени флаг разорванного неба хлещет топ?о
той, об этой вспоминая, этимсебя отдать пытаясь – кто мог знать,что содержание, расплесканное летом,оборотит поток воспоминаний вспять,и вряд ли удается рассказатьо мелодичности однообразных днейтоскливых,коктейле неба с желтою оливой,о том, что составляет в целомнеповторимость человека,о прищуреглазного уголкапленительного ящера горывсе рассказать, особенно когдаступня предгрозовая тишинызависла над заброшенным селом, и струйкипеска, стекающего с пальцев, шепчутеще одно смешное имя бытия
«Эту старую кожу, местами порванную…»
Эту старую кожу, местами порванную,набросив на плечи души,выходишь в мертвый утренний дождь ощущений.Затерявшуюся в складке, сломанную сигаретудыханияЗажигаешь быстрой спичкой открытого глаза.Кепку черепа с густым козырькомнакинув на сновидения, как на насекомых, которыхусердноловил в детстве.Выходяначужуюулицу,враждебнуюулицу.Когда станешь домоседом?Когда больше никогда не придетсянадевать эту вышедшую из моды одежду,пропахшую пробуждением?Просыпающийся облачается в себяспросонья на левую сторону.Всегда на левую сторону.
«Я возвращался домой по улице темной…»
я возвращался домой по улице темной,словно танцор – по минному полюкаждый шаг был выверен – но и рискован,каждый удар сердца – грозил детонациейя увидел огненную черту – поперек улицы,и за ней – уходящих вдаль юных героев,пишущих кровью имена женщинна стеклянных стенахузкого и мрачного коридораотягощали карманы невыполненные планы,но головы, как аэростаты – тянулиськ высокому небу,искривляли лица злокачественные пороки –так долго сердце жило на воде и хлебеоглянувшись назад – я вдали увиделробко ступающих – по моему следуя понял – я должен лечь попереки загородить проход усталым теломдевушки, строящие на песке воздушные замкивеликой жертвы,юноши, выкрикивающие пункты обвинения– о, я должен быть последним и первым!и я упал на черте – не дойдя до дома,и увидел – стекленеющими глазами:они шли по следу – ничего не заметив.переступая через тело ногами.
Предел
Достигнув предела пути,Я оглянулся, чтобы описать путешествиеЛицам, пославшим меня сюда.Хоть в дороге мне снились иные сны,Чем вам, оставшимся дома,Хоть увидел я столько лиц,Что я лица родных не вспомню –Вид стены, преградившей мне путьВдохновляет меня на поэму.Стена, как и положено старой стенеВ романтических образах,Может быть описана так:Темная зелень плюща,Взирающая на путешественника,Трещины, давшие обиталищеСкорпионам, тарантулам, сороконожкам,Яркая зелень берез,Налипшая на глаза,Золоченая маковка церкви,Разрезающее солнце в движении к меридиану.Но если воспользоваться иными словами,Сочлененными в иной последовательности,То как вы назовете эту преградуНа пути к истоку всех времен?Сюда уперлись все призрачные тропинки,Прорубленные лунным светомДля лунатиков, бредущих с высоко поднятымируками,Для несчастных, опустивших руки.Здесь прохладно и приятно,И есть родник, необходимый для жизни,Но нет движения вперед,Хотя по смеху детей мне понятно,Что и по ту сторону стены есть жизнь.Познав измену раньше, чем женщину,И женщину раньше, чем любовь,Я теперь познаю окончание жизниРаньше, чем смерть.Потому что, как ни приятно будетСуществование возле стены,Оно не продвинет меня ни на йоту дальше.Радует лишь сознание того,Что ни один,Ни один из попутчиковНе перейдет на другую сторону Старой Стены.В одни времена стена – лишь препятствие,По преодолении которогоНовое солнце восходит –Барьер революции образа жизни и мыслей.Но время от времени в ходе вековСтена становится неодолимой.Это время, когда эмаль листвыНа воде прудовЗнаменует конец старой жизни,Но новой еще не видноЗа выпавшим снегом.Для пальцев слабых остекленела поверхностьСтены.И мысли погрузятся в оцепенение беременностиУ Старой Стены.И дети, играя, полезут за стену,Как в садСоседский.Поэтому жду терпеливо детей я.
«Дети Больше и дети Лучше! дети, вспомните…»
дети Больше и дети Лучше! дети, вспомните,вы – дети Случая,вероятностного взаимодействиялицедействуя и злодействуяна подмостках, что мнятся бытием,единичное вы событие,недостойное званья открытиясоздавая свои концепции,вы и сами – всего лишь концепция,что нуждается в доказательстве.
Кривь и кось
корявые ветви деревьев – фотографии кумитэприготовимся,
дети, к тяжелой борьбе:мы должны уничтожить себя в себея – за все извращенное разом:в нормативном нет хитрости разума,нормативное – память о пастбищекривь его превращает в ристалищекось его превращает в сражениекривь и кось не дают повторениямподменять собой отражениягрязная женщина занята грязным деломпифагорейские сферызолотые созвучияэнергии тучиветры высот, текущие черезпиратский флаг, что полощется в хаосевыше мелодия, выше нотаобрываетсякорявые ветви деревьев – фотографии кумитэприготовимся, дети, к тяжелой борьбе…
«Телефонный номер Бога…»
Телефонный номер Бога.Таксофон. Напевы диска.Пережеванные строкиВяжут зубы, как ириска.А снаружи: стон и грохотПробежал чугунной крысой.Жаждет под унылый хохотВетер Землю сделать лысой.Вызывающе и грубоСкалятся в ночи березы,Словно мраморные зубыКрутобедрой чернокожей.В непрозрачности незнанья –Ни единой вспышки, кромеИскр огненных рыданий,Пробежавших по соломе.Смолянистая дорога.Две заломленных руки.Телефонный номер Бога.И короткие гудки.
«Рано или поздно ты обнаружишь…»
Рано или поздно ты обнаружишь,что безумье твое за притворством не скрыть.И, над бездной баюкая на рукахнерожденных детей в пеленках свободы,ты свой взор просветлишь, чтобы взгляд потемнел.Ядовитые слезы на жалах ресниц задрожат,и, впервые решившись гниению мысленнотело подвергнуть,– засмеешься над тыщей напрасных шагов.Вспомни, Господа ради, дитя, стрекозу у пруда,что дрожала, как жилка, на мраморной шееберезы,и соленую кожу, где бился в крутых буранахтвой корабль не раз, ожидая слиянийи претерпевая крушенья.Погаси телевизор и дверь за собою закрой.Once again you must hit the road.Прикоснись к голубому клыку ночных освещений.И рискни, наконец,вечно связанный тысячей пут,совместить свое я с я чужим в единенье великом.Останавливай пьяных, прохожих считай за друзей.Будьчтобуде т.Конец –неизбежен.И чудесный фиал, что тебе безрассудно вручен,наполняй чем придется. Клади так, как ляжет.Укрепляет все сплав. Тает в сплаве все, какшоколадные женщинына солнечном пляже.
Магнитная любовь
Нежные черточки напоминанийОблекаются пышностью безудержной памяти.Яростный воздухБурю поднялВ стакане черепа.Исход аллеи, обсаженной липами,Предрешен стальным прутом дикого аромата,Который ты запомнишь навечно,Который года один за другимНасаживает чеками,Уплаченными за доли жизни.Иди без стеснения,Думая, что душаЗастегнута на все пуговицы,Хоть и станетРозовеющая наготаДостоянием холодного объектива Луны.Лица шепчут под ветром,Очищающим стратосферу твоей мыслиОт увядших ладоней осени.Снова дождь упадет к пояснице, как платье –Человек, в мир пришед нагим,За колонны дивного храма прячется.Будь ящерицей, а не птицей –Хоть ты и не взлетишь,Но обманешь дьявольскую рукуИ твой хвост издевательски в ней изогнется.Ты – открытая дверь,Из которой выходитЗатихающий смех;Облизывая сухие губы,В темноте нащупавИзобразительное богатство раздетого тела,Или, совершив иное экспансивное движениеК эйфории – остановись:Не задуматься, а принюхаться, сделать привязкуК звезде путеводнойИзведанной ласки,Чтобы не потерять ориентациюНа Магнитную ЛюбовьВ темном лесуНеизведанных впечатлений.Если ты стоял на балконеС сигаретой в руке,Словно бог, снисходительно наблюдаяЛиньку весныИ массированную атакуДетских колясок,То что стоит тебеЕще раз раствориться богомВ плывущем весеннем запахе?Пробуждение памяти откровенно –Не стесняясь наготы, подгоняет она чужую одеждуПод тело свое.Так и иди – смехотворно медленноВдоль аллей, обсаженных лицами,Останавливаясь на секунду(Лишь когда асфальт липок)ПерекуситьИ утихомириться в слиянии с сигаретойУ полуосвещенной стойки.
Измена
и осень начинает раздеваться,лишь только наступают холода –сперва приподнимает край одежды,внезапно покраснеет от стыда,синея утром от желтеющих туманов,желтеет, лихорадочно дрожа –и в окончанье, –вся донага:как высохший кораллторчит остов лесов,мычат напившиеся облака,как ветер, застревающий в проулке,не смея сделать шаг,боясь разворошить палас кукушкиного льна,переминается сосновый лес с ноги на ногу,качается, устав стоять – и тут же засыпаетберезы в исступлении нудизмакистями крон печально лакируют небо,и ели черные, закутавшись до пят,насуплено глядяти иглами пытаются содратьлак бирюзового загарано лиственница среди нихстоит, раздевшись,сочувственно глядя на пляж берези по углям идет,а ели раздуваютгранатовый огоньИзменщица – Измена!