Собрание сочинений. Том 42
Шрифт:
Рикардо же говорит:
«Если тот прибавочный продукт, который образует земельную ренту, является преимуществом, то было бы желательно, чтобы с каждым годом вновь создаваемые машины оказывались менее производительными, чем старые; ведь это сообщало бы большую стоимость товарам, производимым по всей стране, и всем владельцам наиболее производительных машин платилась бы рента». «Земельная рента растет тем быстрее, чем сильнее уменьшаются производительные силы земель, которыми можно располагать. Богатство возрастает в тех странах, где благодаря усовершенствованиям в земледелии можно увеличить количество продуктов без соответствующего увеличения количества труда и где, следовательно, земельная рента растет очень медленно» (Рикардо.
Согласно учению Рикардо, земельная рента далеко не является следствием естественной производительности, присущей земле, напротив, она является следствием все усиливающейся непродуктивности земли, следствием цивилизации и увеличивающегося народонаселения. Согласно Рикардо, пока в распоряжении еще имеются неограниченные количества самой плодородной земли, никакой земельной ренты не существует. Таким образом, земельная рента определяется отношением численности населения к количеству земель, которыми можно располагать.
Что касается учения Рикардо, которое служит теоретической основой для всей Лиги против хлебных законов в Англии и для движения против ренты в североамериканских свободных штатах, то если предположить, что г-н Лист знаком с этим учением больше, чем понаслышке, он должен был фальсифицировать его уже потому, что оно доказывает, насколько «свободные, могущественные и богатые буржуа» далеки от склонности «усердно» работать над увеличением «земельной ренты» и приносить им [земельным собственникам] мед из улья. Учение Рикардо о земельной ренте есть не что иное, как экономическое выражение той борьбы не на жизнь, а на смерть, которую промышленные буржуа ведут против земельных собственников.
Г-н Лист поучает нас далее относительно Рикардо следующим образом:
«В настоящее время теория меновых стоимостей стала настолько бессильной.., что Рикардо… имел право сказать: «определение законов, согласно которым продукт земли распределяется между землевладельцами, арендаторами и рабочими, является главной задачей политической экономии»» (стр. 493). Сделать необходимые замечания по этому поводу в надлежащем месте.
[5] Г-н Лист достигает вершины гнусности в своем суждении о Сисмонди.
Лист:
«Он» (Сисмонди) «хочет, например, чтобы дух изобретательства обуздывался» (стр. XXIX). Сисмонди:
«Я возражаю не против машин, не против изобретений, не против цивилизации, я возражаю лишь против современной организации общества, которая лишает человека труда всякой иной собственности, кроме его рабочих рук, и в то же время не дает ему никакой гарантии против конкуренции, жертвой которой он неизбежно должен пасть. Предположите, что все люди будут делить между собой поровну продукты труда, в котором они участвовали, и тогда каждое техническое изобретение будет во всех случаях благодеянием для них всех» («Nouveaux principes d’economie politique». Paris, 1827. Т. II [р. 433]) [Русский перевод, стр. 208].
Если Смита и Сэя г-н Лист ставит под подозрение в моральном отношении, то теорию г-на Сисмонди он может себе объяснить только из его физических недостатков. Он говорит:
«Г-н Сисмонди видит своими глазами все красное черным; кажется, что его духовный взгляд в вопросах политической экономии страдает таким же недостатком» (стр. XXIX).
Чтобы по достоинству оценить всю низкопробность этого излияния, надо знать то место, откуда г-н Лист взял свое замечание. Сисмонди в своих «Очерках политической экономии», там, где он говорит о разорении Римской Кампании, замечает:
«Роскошные краски Римской Кампании… даже полностью ускользают от наших глаз, для которых не существует красный луч» (стр. 6 в брюссельской перепечатке 1838 года [т. II]).
Он объясняет это тем, что для него разрушено «то очарование, которое манит к Риму всех других путешественников», и у него «поэтому тем более открыты глаза, чтобы видеть действительное печальное положение жителей Кампании».
Если Сисмонди не
видел багряных красок неба, которые в глазах г-на Листа магически освещают всю (фабричную) промышленность, то он видел красного петуха на крышах (фронтонах) этих фабрик. Позднее нам представится случай [рассмотреть] суждение Листа о том, что«сочинения г-на Сисмонди в том, что касается международной торговли и торговой политики, не имеют никакой ценности» [стр. XXIX].
Если г-н Лист объясняет систему Смита, исходя из его личного честолюбия (стр. 476) и скрытого духа английского лавочника, систему Сэя — из его мстительности и как некое коммерческое предприятие, то в своем суждении о Сисмонди он опускается так низко, что объясняет его систему недостатками его телесной конституции.
[5] 4. ОРИГИНАЛЬНОСТЬ Г-НА ЛИСТА
Для г-на Листа в высшей степени характерно, что несмотря на все свое хвастовство он не представил ни одного положения, которое не было бы выдвинуто задолго до него не только защитниками запретительной системы, но даже представителями «школы», изобретенной г-ном Листом, — если Адам Смит является теоретическим исходным пунктом политической экономии, то ее действительным исходным пунктом, ее действительной школой является «гражданское общество», различные фазы развития которого в точности можно проследить в политической экономии. Г-ну Листу принадлежат только иллюзии и идеализирующие фразы (язык). Мы считаем важным детально продемонстрировать это читателю и вынуждены занимать его внимание этой скучной работой. Он почерпнет отсюда убеждение в том, что немецкий буржуа выходит на сцену post festum {с опозданием}, что для него так же невозможно двинуть дальше политическую экономию, исчерпывающе развитую англичанами и французами, как для них было бы, скажем, невозможно прибавить еще что-либо новое к развитию философии в Германии. Немецкий буржуа может прибавить к французской и английской действительности всего лишь свои иллюзии и фразы. Но если он лишен возможности дать новое развитие политической экономии, то еще более невозможным является для него на практике двинуть дальше промышленность, которая уже почти исчерпала свое развитие на прежних основах общества.
5. Итак, мы ограничим нашу критику теоретической частью книги Листа, да и в этой части только его главными «открытиями».
Каковы те главные положения, которые хочет доказать г-н Лист? Зададимся вопросом о той цели, которую он хочет достигнуть.
1) Буржуа хочет от государства покровительственных пошлин, чтобы захватить в свои руки государственную власть и богатство. Но так как [в Германии] он не располагает, в отличие от Англии и Франции, государственной властью и поэтому не может повелевать ею, а вынужден обращаться к ней с просьбами, то ему приходится изображать свои требования по отношению к государству, образ действий (деятельность) которого он хочет регулировать сообразно своим интересам, в виде некоей уступки, которую он якобы делает государству в то время, как на самом деле уступок от государства требует он. Таким образом, он через посредство г-на Листа доказывает государству, что его теория отличается от всех других теорий тем, что он позволяет государству вмешиваться в дела промышленности и регулировать ее, что он имеет самое высокое мнение об экономическом благоразумии государства и просит его лишь о том, чтобы оно предоставило полный простор проявлению своей мудрости, конечно, с тем условием, чтобы проявление этой мудрости ограничилось установлением «мощных» покровительственных пошлин. Свое требование, чтобы государство действовало сообразно его интересам, он изображает как признание государства, признание того, что государство имеет право вмешиваться в мир гражданского общества.
2) Буржуа хочет стать богатым, хочет делать деньги; но в то же время ему нужно достигнуть соглашения с прежним идеализмом немецкой публики и с собственной совестью. Поэтому он силится доказать, что не гонится за земными, материальными благами, а вместо скверных, конечных меновых стоимостей стремится к некоей духовной сущности, к бесконечной производительной силе. В действительности же эта духовная сущность такова, что этот «бюргер» по сему случаю наполняет собственные карманы мирскими меновыми стоимостями.