Собрание сочинений. Том 46 часть 1

[I—48] (Привести как особенно интересный пример накопление медных денег в раннюю эпоху Римской республики.)

Поскольку деньги как всеобщий материальный представитель богатства происходят из обращения и в качестве такого представителя сами суть продукт обращения, являющегося одновременно обменом, возведенным в более высокую степень, и особенной формой обмена, — постольку деньги и в этом третьем определении находятся в связи с обращением; деньги противостоят обращению как нечто самостоятельное, но эта самостоятельность денег есть лишь его, обращения, собственный процесс. Деньги выходят из обращения точно так же, как они снова вступают в него. Вне всякой связи с обращением деньги были бы не деньгами, а простым предметом природы, золотом и серебром. В этом определении деньги в такой же мере предпосылка обращения, как и его результат. Сама их самостоятельность представляет собой не прекращение связи с обращением, а негативную связь с ним. Это заложено в указанной самостоятельности, являющейся результатом процесса Д-Т-Т-Д.

В деньгах как капитале в них самих выражено: 1) что они являются как предпосылкой обращения, так и результатом его; 2) что поэтому сама их самостоятельность есть лишь негативная связь, но всегда связь с обращением; 3) что они даже фигурируют как орудие производства, ибо обращение выступает уже не в своей первоначальной простоте как количественная мена, а как процесс производства, как реальный обмен веществ. И таким образом сами деньги определены как особый момент этого процесса производства. В производстве речь идет не только о простом определении цен, т. е. о сведении меновых стоимостей товаров к общей единице, но и о созидании меновых стоимостей, стало быть, также и о созидании определенности цен. Не только о полагании одной лишь формы, но и о полагании содержания.

Поэтому если в простом обращении деньги выступают вообще как производительные постольку, поскольку само обращение вообще есть момент системы производства, то определение это существует пока только для нас, оно еще не положено в деньгах. 4) Поэтому, как капитал, деньги выступают также и как отношение к самим себе при посредстве обращения — в виде отношения процента и капитала. Однако здесь мы еще не имеем дела с этими определениями, а должны рассмотреть деньги просто в том виде, в каком они в своем третьем определении произошли как нечто самостоятельное из обращения, собственно говоря — из своих двух первых определений.

{«Увеличение количества денег есть лишь увеличение количества средств счета» (Simonde de Sismondi. Etudes sur 1’Economie Politique. Tome II, Bruxelles, 1838, стр. 278).

Это правильно лишь постольку, поскольку деньги определены как всего лишь средство обмена. В другом их качестве это есть также и увеличение количества платежных средств.}

«Торговля отделила тень от тела и принесла возможность владеть ими в отдельности» (там же, стр. 300).

Итак, деньги теперь, это — ставшая самостоятельной меновая стоимость (в качестве таковой деньги как средство обмена выступают всегда лишь мимолетно) в ее всеобщей форме. Правда, они обладают особой телесностью или субстанцией в виде золота и серебра, и это именно и придает им их самостоятельность, ибо то, что существует лишь в чем-либо другом, как определение или отношение чего-либо другого, то несамостоятельно. С другой стороны, в этой телесной самостоятельности, как золото и серебро, деньги являются представителем не только меновой стоимости одного товара по отношению к другому, но и меновой стоимости по отношению ко всем товарам, и, в то время как они сами обладают субстанцией, они вместе с тем в своей особенной форме существования, как золото и серебро, выступают как всеобщая меновая стоимость всех других товаров. Деньгами на одной стороне владеют как меновой стоимостью товаров; товары на другой стороне стоят как столько же особенных субстанций меновой стоимости, так что последняя в такой же мере способна путем обмена превратиться в каждую из этих субстанций, в какой она безразлична к их определенности и особенности, будучи выше этой их определенности и особенности. Поэтому товары — лишь случайные формы существования. Деньги — это «экстракт всех вещей» , в котором их особенный характер погашен, всеобщее богатство как краткое резюме в противовес его, богатства, распространению и распылению в мире товаров. В то время как в особенном товаре богатство выступает как момент товара, или этот товар — как особенный момент богатства, в золоте и серебре само всеобщее богатство выступает концентрированным в особенной материи.

Каждый особенный товар, поскольку он есть меновая стоимость и имеет цену, выражает сам определенное количество денег лишь в несовершенной форме, ибо товар еще только должен быть брошен в обращение, чтобы быть реализованным, и, в силу особенности товара, остается делом случая, будет ли он реализован или нет. Но если рассматривать товар не как цену, а в его натуральной определенности, то он представляет собой момент богатства лишь благодаря своей связи с какой-нибудь особенной потребностью, которую он удовлетворяет, и в рамках этой связи он выражает: 1) лишь потребительное богатство; 2) лишь некоторую совершенно особенную сторону этого богатства. Деньги, напротив, если отвлечься от того, что им, как весьма ценному товару, присуща некоторая особенная потребительная полезность, 1) представляют собой реализованную цену, а 2) они удовлетворяют любую потребность, поскольку могут быть обменены на объект любой потребности, будучи совершенно безразличны ко всякой особенности. Товар обладает этим свойством лишь при посредстве денег. Деньги обладают им непосредственно по отношению ко всем товарам, а поэтому и по отношению ко всему миру богатства, к богатству как таковому. В деньгах всеобщее богатство — не только форма, но вместе с тем и само содержание. Понятие богатства, так сказать, реализовано в некотором особенном предмете, индивидуализировано. В особенном товаре, [II—1] поскольку он является ценой, богатство выражено лишь как идеальная форма, которая еще не реализована; поскольку товар имеет определенную потребительную стоимость, он представляет лишь некоторую совершенно отдельную сторону богатства. В деньгах, напротив, цена реализована, и субстанция их есть само богатство как в его абстракции от особенных форм его существования, так и в его целостности.

Меновая стоимость образует субстанцию денег, и меновая стоимость есть богатство. Поэтому деньги, с другой стороны, представляют собой также и воплощенную форму богатства в противовес всем тем особенным субстанциям, из которых оно состоит. Таким образом, если, с одной стороны, в деньгах, поскольку они рассматриваются сами по себе, форма и содержание богатства тождественны, то, с другой стороны, деньги в противоположность всем другим товарам суть по отношению к товарам всеобщая форма богатства, между тем как субстанцию богатства образует вся совокупность этих особенностей. Если деньги согласно первому определению суть само богатство, то согласно другому они — всеобщий материальный представитель богатства. В самих деньгах эта целостность существует как представляемая совокупность товаров. Таким образом, богатство (меновая стоимость как целостность и как абстракция) существует, по исключении всех других товаров, индивидуализированное в качестве такового, лишь в виде золота и серебра, как отдельный осязаемый предмет. Поэтому деньги — бог среди товаров.

Поэтому деньги в качестве отдельного осязаемого предмета в том или ином случае можно искать, найти, украсть, открыть, и всеобщее богатство может быть осязаемым образом передано во владение отдельного индивида. Из своего рабского облика, в котором они выступают как всего лишь средство обращения, деньги внезапно превращаются в господина и бога в мире товаров. Деньги представляют небесное существование товаров, в то время как товары представляют земное существование денег. Каждая форма натурального богатства, пока оно не заменено меновой стоимостью, предполагает существенное отношение индивида к предмету, так что индивид с одной из своих сторон сам овеществляет себя в предмете и его обладание предметом выступает вместе с тем как определенное развитие его индивидуальности; например, богатство в виде овец выступает как развитие индивида в качестве пастуха, богатство в виде зерна — как развитие его в качестве земледельца и т. д. Деньги же, как индивидуализация всеобщего богатства, будучи сами порождены обращением и представляя лишь всеобщее, как чисто общественный результат, отнюдь не предполагают какое-нибудь индивидуальное отношение к своему владельцу; владение ими не есть развитие какой-нибудь из существенных сторон индивидуальности владельца; наоборот, это есть обладание чем-то лишенным индивидуальности, ибо это общественноэ отношение существует вместе с тем как чувственный, внешний предмет, которым можно завладеть механически и который может быть равным образом и утрачен.

Стало быть, отношение денег к индивиду выступает как чисто случайное, между тем как это отношение к вещи, совершенно не связанной с его индивидуальностью, дает в то же время индивиду, благодаря характеру этой вещи, всеобщее . господство над обществом, над всем миром наслаждений, труда и т. д. Это то же самое, как если бы, например, находка некоего камня давала мне, совершенно независимо от моей индивидуальности, владение всеми науками. Обладание деньгами ставит меня в отношении богатства (общественного) в совершенно то же положение, в какое меня поставило бы обладание философским камнем в отношении наук.

Поэтому деньги — не только один из объектов страсти к обогащению, но и подлинный объект последней. Эта страсть по существу есть auri sacra fames . Страсть к обогащению как таковая, как особая форма влечения, т. е. в отличие от стремления к какому-нибудь особенному богатству, например к одежде, оружию, украшению, женщинам, вину и т. д., возможна лишь тогда, когда всеобщее богатство, богатство как таковое, индивидуализировано в какой-нибудь особой вещи, т. е. когда деньги фигурируют в своем третьем определении. Таким образом, деньги — не только предмет страсти к обогащению, но вместе с тем и ее источник. Стяжательство возможно и без денег; страсть к обогащению сама есть продукт определенного общественного развития, она не есть нечто от природы данное в противоположность историческому. Отсюда жалобы древних на деньги как на источник всякого зла. Страсть к наслаждениям в ее всеобщей форме и скупость — две особые формы жадности к деньгам. Абстрактная страсть к наслаждениям предполагает такой предмет, который заключал бы в себе возможность всех наслаждений. Абстрактную страсть к наслаждениям деньги осуществляют в том определении, в котором они — материальный представитель богатства; скупость они осуществляют постольку, поскольку они — всего лишь всеобщая форма богатства в противовес товарам как его особенным субстанциям. Ради удержания денег как таковых скупость вынуждена жертвовать всяким отношением к предметам особых потребностей, вынуждена отречься от них, чтобы удовлетворять потребность жажды денег как таковой. Жажда денег, или страсть к обогащению, необходимым образом означала гибель древних общественных образований. Отсюда противодействие этому. Деньги сами — общественная связь [das Gemeinwesen] и не терпят над собой никакой другой общественной связи. Это предполагает, однако, полное развитие меновых стоимостей, стало быть — развитие соответствующей организации общества.

У древних меновая стоимость не была nexus rerum ; она выступает в этой роли лишь у торговых народов, которые, однако, сами не производили и занимались только посреднической торговлей. По крайней мере, для финикиян, карфагенян и т. д. производство было делом побочным. Они так же хорошо могли жить в порах древнего мира, как евреи в Польше или в средние века. Точнее говоря, сам этот мир был предпосылкой для подобных торговых народов. Они поэтому и гибнут всякий раз, как только вступают в серьезный конфликт с античными обществами.

У римлян, греков и т. д. деньги выступают сначала непосредственно в своих двух первых определениях, как мера и средство обращения, причем в обоих определениях не в очень развитом виде. Но как только у них развивается торговля и т. д. или же, как это было у римлян, как только завоевания доставляют им массы денег [II—2] — словом, внезапно на известной ступени их экономического развития, — деньги неизбежно выступают в своем третьем определении, и чем больше они развиваются в этом определении, тем больше деньги выступают как гибель этого общества. Чтобы действовать производительно, деньги в своем третьем определении, как мы уже видели, должны быть не только предпосылкой, но точно так же и результатом обращения, и, будучи предпосылкой последнего, они сами должны быть моментом обращения, полагаемым им же. Этого не было, например, у римлян, награбивших деньги со всего света.