Собрание сочинений. Том 46 часть 1

[II—12] Пошлая аргументация, выдвигаемая против этих социалистов со стороны выродившейся новейшей политической экономии , которая доказывает, что экономические отношения всюду выражают одни и те же простые определения, а потому и всюду выражают равенство и свободу, входящие в простое определение обмена меновых стоимостей, — целиком и полностью сводится к детской абстракции. Например, отношение капитала и процента сводится ею к обмену меновых стоимостей. Итак, позаимствовав сначала из обыденного опыта то положение, что меновая стоимость существует не только в этой простой определенности, но также и в существенно отличной определенности капитала, указанная политическая экономия сводит затем капитал снова к простому понятию меновой стоимости, а процент, в котором уже выражено определенное отношение капитала как такового, она также вырывает из этой определенности и отождествляет с меновой стоимостью; она абстрагируется от всего капиталистического отношения в его специфической определенности и возвращается назад к неразвитому отношению обмена товара на товар. Раз я абстрагируюсь от всего того, что отличает конкретное от его абстракции, то, разумеется, конкретное превращается в абстракцию и ничем от нее не отличается. Тем самым все экономические категории, представляют собой лишь иные и еще раз иные названия для всё одного и того же отношения, и эта грубая неспособность улавливать реальные различия выдается затем за выражение чистого common sense как такового. «Экономические гармонии» г-на Бастиа и сводятся аи fond к тому, что существует одно-единственное экономическое отношение, принимающее различные наименования, или что имеет место различие только в названиях. Сведение это не является научным хотя бы даже формально, когда все сводилось бы к некоторому действительному экономическому отношению путем отбрасывания того различия, в котором заключается развитие; нет, здесь отбрасывают то одну, то другую сторону, чтобы то с одной, то с другой стороны сконструировать некое тождество.

Например, по Бастиа, заработная плата есть оплата услуги, оказываемой одним индивидом другому. (Экономическая форма как таковая здесь, как уже было отмечено выше, отброшена.) Прибыль, по Бастиа, тоже есть оплата услуги, оказываемой одним индивидом другому. Значит, заработная плата и прибыль тождественны, и если первую оплату называют заработной платой, а вторую — прибылью, то, прежде всего, это нечеткость речи. Далее рассматриваются прибыль и процент. В прибыли, по Бастиа, оплата услуги подвержена игре случая, в проценте она фиксирована. Стало быть, так как в заработной плате, говоря относительно, оплата услуги фиксирована, тогда как в прибыли, в противоположность труду, она подвержена игре случая, то отношение между процентом и прибылью то же самое, что и между заработной платой и прибылью, а это, как мы видели, представляет собой обмен эквивалентов. Противники этой пошлятины (получающейся оттого, что ее авторы в тех случаях, когда в экономических отношениях выражена противоположность, возвращаются от этих отношений к таким отношениям, в которых эта противоположность заложена еще только в скрытом виде и затушевана) ловят ее проповедников на слове и доказывают, что, например, капитал и процент — это не просто обмен, так как капитал не замещается здесь эквивалентом, но после того как владелец капитала 20 раз съел этот эквивалент в форме процента, он все еще сохраняет его в форме капитала и может снова обменять его на 20 новых эквивалентов. Отсюда нудный спор, в котором одна сторона утверждает, что между развитой и неразвитой меновой стоимостью нет никакой разницы, а другая — что, к сожалению, эта разница существует, но по справедливости не должна была бы существовать.

[2) КАПИТАЛ КАК ГОСПОДСТВУЮЩЕЕ ОТНОШЕНИЕ БУРЖУАЗНОГО ОБЩЕСТВА]

Деньги как капитал — это такое определение денег, которое выходит за пределы их простого определения как денег. Деньги как капитал можно рассматривать как более высокую реализацию денег, подобно тому как можно сказать, что обезьяна развивается в человека. Однако в таком случае более низкая форма выступает в качестве носителя более высокой формы, доминирующего над ней. Как бы то ни было, деньги как капитал отличаются от денег как денег. Это новое определение нужно разобрать. С другой стороны, капитал как деньги кажется возвращением капитала к более низкой форме. Но это есть лишь полагание капитала в такой особенности, которая, как некапитал, существует уже до него и составляет одну из его предпосылок. При всех позднейших отношениях снова встречаются деньги, но тогда они функционируют уже не как простые деньги. Если, как в данном случае, дело прежде всего идет о том, чтобы проследить развитие денег вплоть до их совокупного целого в виде денежного рынка, то развитие других отношений при этом предполагается и время от времени должно включаться в исследование. Так, в данном случае, прежде чем нерейти к особенности капитала как денег, нужно рассмотреть общее определение капитала.

Если я скажу, подобно, например, Сэю , что капитал есть сумма стоимостей, то этим я скажу только, что капитал равен меновой стоимости. Всякая сумма стоимостей есть определенная меновая стоимость, и всякая меновая стоимость есть некоторая сумма стоимостей. Путем простого сложения я не могу от меновой стоимости прийти к капиталу. В простом накоплении денег, как мы видели, еще нет отношения капитализации.

Только в так называемой розничной торговле, в повседневном обороте буржуазной жизни, как он протекает непосредственно между производителями и потребителями, в мелочной торговле, при которой целью одной из сторон является обмен товара на деньги, а целью другой стороны обмен денег на товар для удовлетворения индивидуальных потребностей, — только в этом движении, происходящем на поверхности буржуазного мира, движение меновых стоимостей, их обращение протекает в чистом виде. И рабочий, покупающий каравай хлеба, и миллионер, покупающий такой же каравай, выступают в этом акте лишь как простые покупатели, точно так же как лавочник по отношению к ним выступает лишь как продавец. Все другие определения здесь погашены. Как содержание их покупок, так и объем их представляются для этого определения формы [III—13] совершенно безразличными.

Если в теории понятие стоимости предшествует понятию капитала, но, с другой стороны, в свою очередь предполагает в качестве условия своего чистого развития способ производства, основанный на капитале, то это имеет место и в практике. Поэтому экономисты неизбежно рассматривают в одних случаях капитал в качестве творца стоимости, в качестве источника последней, а в других — предполагают стоимость для объяснения образования капитала, а сам капитал изображают всего лишь как сумму стоимостей в некоторой определенной функции. Существование стоимости в ее чистоте и всеобщности предполагает такой способ производства, при котором отдельный продукт уже перестал быть отдельным продуктом для производителя вообще и, тем более, для отдельного рабочего и без реализации в обращении является ничем. Для того, кто создает некоторую бесконечно малую составную часть аршина ситца, отнюдь не является формальным определением то обстоятельство, что этот аршин представляет собой стоимость, меновую стоимость. Если бы он не создал меновой стоимости, денег, то он вообще ничего бы не создал. Таким образом, само это определение стоимости имеет своей предпосылкой данную историческую ступень общественного способа производства и в свою очередь является отношением, данным вместе с этой ступенью, т. е. историческим отношением.

С другой стороны, отдельные моменты определения стоимости развиваются на более ранних ступенях исторического производственного процесса общества и выступают как результат этого процесса.

Итак, в системе буржуазного общества за стоимостью непосредственно следует капитал. В истории этой системе предшествуют другие системы, образующие материальную основу для менее совершенного развития стоимости. Так как меновая стоимость здесь играет лишь побочную роль по сравнению с потребительной стоимостью, то в качестве реального базиса такого общества выступает не капитал, а отношение земельной собственности. Напротив, современная земельная собственность совершенно не может быть понята, — ибо она не может и существовать, — без капитала как ее предпосылки, и исторически она действительно выступает как обусловленная капиталом, приспособленная им к себе форма предшествующего исторического уклада земельной собственности. Поэтому как раз на развитии земельной собственности и можно проследить постепенную победу и упрочение капитала; вот почему Рикардо, экономист новейшего времени, поставив перед собою цель фиксировать отношения капитала, наемного труда и земельной ренты в их специфической форме, с большим историческим чутьем рассматривал их в границах земельной собственности. Отношение промышленного капиталиста к земельному собственнику выступает как отношение, лежащее вне земельной собственности. Но в качестве отношения современного фермера к получателю земельной ренты оно выступает как отношение, имманентное самой земельной собственности, а земельная собственность выступает уже только как существующая в рамках своего отношения к капиталу. История земельной собственности, которая показала бы постепенное превращение феодального лендлорда в получателя земельной ренты, наследственного полуоброчного и часто несвободного крепостного арендатора в современного фермера, а прикрепленных к земле крепостных и барщинных крестьян в земледельческих батраков, — была бы по существу историей образования современного капитала. Она включала бы в себя отношение к городскому капиталу, к торговле и т. д. Но мы в нашем исследовании имеем дело с уже сложившимся, движущимся на своей собственной основе буржуазным обществом.

Сперва капитал происходит из обращения, а именно из денег как своего исходного пункта. Мы видели , что деньги, вступающие в обращение и одновременно возвращающиеся из него в самих себя, являются той последней формой, в которой деньги себя отрицают. Вместе с тем это — первое понятие капитала и первая форма его проявления. Деньги подвергли себя отрицанию как деньги, всего лишь растворяющиеся в обращении; но они подвергли себя отрицанию также и как деньги, самостоятельно противостоящие обращению. Это отрицание, будучи взято в целом, в своих положительных определениях, содержит в себе первые элементы капитала. Деньги — первая форма, в которой капитал выступает как таковой. Форма Д—Т—Т—Д означает, что деньги обмениваются на товар, а товар на деньги; это движение, выражающее куплю с целью продажи и образующее определение формы торговли, характеризующее капитал

как торговый капитал, встречается в самых ранних укладах экономического развития; это — первое движение, при котором меновая стоимость как таковая образует содержание, представляет собой не только форму, но и свое собственное содержание. Движение это может протекать внутри таких народов и между такими народами, у которых меновая стоимость отнюдь еще не стала предпосылкой для осуществляемого ими производства. Движение это охватывает только излишки продукта их производства, направленного на удовлетворение непосредственных нужд, и протекает лишь на границах между такого рода общинами и народами. Как евреи внутри старопольского или вообще средневекового общества, так и целые торговые народы, — например, в древности, а позже ломбардцы, — могут занимать это положение между такими народами, способ производства которых еще не имеет в качестве основной предпосылки меновую стоимость.

Торговый капитал есть всего лишь обращающийся капитал, а обращающийся капитал есть самая первая форма капитала, в которой капитал еще ни в какой мере не стал основой производства. Дальнейшая, более развитая форма — это денежный капитал и денежный процент, ростовщичество, самостоятельное выступление которого тоже относится к ранней ступени развития. Наконец, что касается формы Т—Д—Д—Т, где деньги и вообще обращение являются всего лишь средством для обращающегося товара, который, в свою очередь, выходит теперь из обращения и непосредственно удовлетворяет определенную потребность, то эта форма сама является предпосылкой указанного выше первоначального появления торгового капитала. Либо эти предпосылки распределены между различными народами, либо внутри общества торговый капитал как таковой обусловлен только этим обращением, направленным исключительно на потребление. С другой стороны, обращающийся товар, который реализуется только таким путем, что принимает форму другого товара, выходящего из обращения и обслуживающего непосредственные [II—14] потребности, тоже образует первичную форму капитала, существенным образом являющегося товарным капиталом.

Вместе с тем столь же ясно и то, что простое движение меновых стоимостей, как оно имеет место в чистом обращении, никогда не может реализовать капитал. Оно может приводить к извлечению и накоплению денег, но как только деньги снова вступают в обращение, они растворяются в ряде процессов обмена на товары, которые потребляются, а потому деньги улетучиваются, как только исчерпывается их покупательная сила. Точно таким же образом товар, обмененный при посредстве денег на другой товар, выходит из обращения, для того чтобы быть потребленным, уничтоженным. Если же товар в форме денег приобретает самостоятельность по отношению к обращению, то он уже представляет собой только лишенную субстанции всеобщую форму богатства. Так как друг на друга обмениваются эквиваленты, то форма богатства, фиксированная в виде денег, исчезает, когда деньги обмениваются на товар, а содержащаяся в товаре потребительная стоимость исчезает, когда она обменивается на деньги. Посредством простого акта обмена каждый из обоих предметов обмена — товар и деньги — может потерять свое определение в пользу другого только тогда, когда он реализует себя в этом другом. Ни один из них, переходя в другой, не может сохранить свое прежнее определение. Поэтому против софистики буржуазных экономистов, которые приукрашивают капитал, пытаясь свести его к чистому обмену, было выдвинуто противоположное, столь же софистическое, но по отношению к этим экономистам правомерное требование: действительно свести капитал к чистому обмену, в результате чего капитал — будь он в форме товара или в форме денег — исчез бы как [общественная] сила, был бы уничтожен . Повторение процесса как со стороны денег, так и со стороны товара не заложено в условиях самого обмена. Акт может повторяться только до тех пор, пока он не завершен, т. е. пока обмен не произведен на всю сумму имеющейся меновой стоимости. Он не может разгореться вновь сам от себя. Таким образом, обращение в себе самом не несет принципа своего самовозобновления. Моменты обращения предпосланы обращению, а не создаются им самим. Необходимо, чтобы товары постоянно всё снова бросались в обращение извне, как топливо подбрасывается в огонь. Иначе обращение индифферентно угасает. Обращение угасло бы в деньгах как индифферентном результате процесса; деньги, — поскольку они уже не находились бы в связи с товарами, ценами, обращением, — перестали бы быть деньгами и выражать производственное . отношение; от них осталось бы только их металлическое существование, а их экономическое существование было бы уничтожено. Таким образом, обращение, которое на поверхности буржуазного общества выступает как нечто непосредственно данное, существует лишь постольку, поскольку оно всегда опосредствовано.

Если рассматривать обращение в себе самом, оно представляет собой опосредствование заранее данных противоположных друг другу моментов. Но само оно не создает этих моментов. Следовательно, обращение должно все-таки быть опосредствовано не только в каждом из своих моментов, но также и в своем целом, как совокупный процесс опосредствования. Непосредственное бытие обращения оказывается поэтому чистой видимостью. Обращение есть внешнее проявление процесса, протекающего позади обращения.

Теперь обращение подвергнуто отрицанию в каждом из своих моментов: как товар, как деньги и как отношение обоих друг к другу, как простой обмен и простое обращение обоих. Если первоначально акт общественного производства выступал как процесс создания меновых стоимостей, а этот последний в своем дальнейшем развитии выступал как обращение, — как полностью развитое движение меновых стоимостей по отношению друг к другу, — то теперь само обращение возвращается назад к такой деятельности, которая создает или производит меновые стоимости. Обращение возвращается к ней как к своей основе. Предпосылку обращения образуют товары (будь то в их особенной форме, будь то во всеобщей форме денег), представляющие собой воплощение определенного количества рабочего времени и в качестве такого воплощения являющиеся стоимостями; следовательно, предпосылкой обращения является как производство товаров трудом, так и производство их в качестве меновых стоимостей. Это есть исходный пункт обращения, и через посредство своего собственного движения обращение возвращается к производству, создающему меновые стоимости, как к своему результату.