Собрание сочинений. Том 46 часть 1

1) Деньги как монета. Весьма кратко о монетном деле. 2) Исторические данные об источниках добывания золота и серебра. Открытие их и т. д. История их добывания. 3) Причины изменений стоимости благородных металлов, а поэтому и металлических денег; влияние этих изменений на промышленность и на различные классы. 4) Прежде всего: количество средств обращения в связи с повышением и падением цен (XVI век, XIX век). Но при этом надо также рассмотреть, какое влияние увеличение количества средств обращения оказывает на деньги как меру. 5) Об обращении: скорость, необходимое количество, влияние обращения; более развитое и менее развитое обращение и т. д. 6) Разлагающее влияние денег.

(Это надо добавить к предыдущему.) (Сюда поместить специфически экономические исследования.)

(Удельный вес золота и серебра, то, что они содержат большой вес в сравнительно малом объеме по сравнению с другими металлами, повторяется в мире стоимостей таким образом, что они содержат большую стоимость (большое рабочее время) в относительно малом объеме. Овеществленное в золоте или серебре рабочее время, меновая стоимость, есть удельный вес товара. Это обстоятельство делает благородные металлы особенно пригодными для обслуживания обращения (так как значительную стоимость можно носить при себе в кармане) и для накопления, так как большую стоимость можно сберечь и накопить в небольшом месте. Золото при этом не видоизменяется во время накопления, как видоизменяется железо, свинец и т. д. Оно остается тем, что оно есть.)

«Если бы Испания никогда не владела рудниками Мексики и Перу, то ей никогда не понадобился бы хлеб из Польши» (P. Ravenstone. Thoughts on the Funding System, and its Effects. London, 1824, стр. 20).

«Они имеют одни мысли и передают силу и власть свою зверю… И никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет начертание или имя зверя, или число имени его» (Апокалипсис. Вульгата ).

«Цену товаров конституируют соотносительные количества товаров, отпускаемые друг за друга» (Н. Storch. Cours d’economie politique. Tome I. Paris, 1823, стр. 72).

«Цена есть определенная степень меновой стоимости» (там же, стр. 73).

Как мы видели, в простом обращении как таковом (в меновой стоимости, рассматриваемой в ее движении) взаимное действие индивидов друг на друга по своему содержанию есть лишь заинтересованность каждого индивида в удовлетворении своих потребностей, а по форме — обмен, приравнивание (установление эквивалентов); поэтому и собственность положена здесь еще только как присвоение продукта труда посредством труда и продукта чужого труда посредством собственного труда, поскольку продукт собственного труда покупается чужим трудом. Собственность на чужой труд опосредствована эквивалентом собственного труда. Эта форма собственности — точно так же, как свобода и равенство — положена в этом простом отношении. В дальнейшем развитии меновой стоимости это коренным образом изменится, и в конце концов окажется, что частная собственность на продукт собственного труда тождественна с разрывом между трудом и собственностью, так что труд будет создавать чужую собственность, а собственность — распоряжаться чужим трудом.

[III.] ГЛАВА О КАПИТАЛЕ

[Отдел первый.] ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА

[А)] ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В КАПИТАЛ

[1) ПРОСТОЕ ОБРАЩЕНИЕ ТОВАРОВ В СИСТЕМЕ ПРОИЗВОДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ БУРЖУАЗНОГО ОБЩЕСТВА. БУРЖУАЗНОЕ РАВЕНСТВО И БУРЖУАЗНАЯ СВОБОДА]

[II—8] Что особенно затрудняет понимание денег в их полной определенности как денег — эту трудность политическая экономия пытается обойти тем, что одно из определений денег она забывает ради другого и когда ей предъявляют одно определение, она апеллирует к другому, — так это то, что здесь общественное отношение, определенное отношение индивидов друг к другу выступает как металл, как камень, как чисто телесная вещь, существующая вне индивидов, как вещь, которую, как таковую, находят в природе и у которой определение формы становится неотличимым от ее природного существования. Золото и серебро сами по себе не деньги. Природа не создает денег, так же как она не создает вексельный курс или банкиров . В Перу и Мексике золото и серебро не служили деньгами, хотя они встречались в виде украшений и хотя там существовала развитая система производства. Быть деньгами не является природным свойством золота и серебра, и поэтому оно совершенно не известно физику, химику и т. д., как таковым. Но деньги — это непосредственно золото и серебро. В деньгах, рассматриваемых в качестве меры, еще превалирует определение формы; еще в большей степени оно превалирует в деньгах, фигурирующих в качестве монеты, где это проявляется также и внешним образом в чеканке монеты; но в третьем определении денег, т. е. в их завершении, когда бытие денег в качестве меры и монеты выступает лишь как функции денег, всякое определение формы исчезло, или оно непосредственно совпадает с их бытием в качестве металлов. В золоте и серебре отнюдь не обнаруживается, что их назначение быть деньгами представляет собой лишь результат общественного процесса; золото (или серебро) есть деньги.

Понимание золота и серебра в качестве денег тем труднее, что их непосредственная потребительная стоимость для живого индивида никак не связана с этой их ролью и что вообще в них, как воплощении чистой меновой стоимости, стерто всякое воспоминание о потребительной стоимости в отличие от меновой стоимости. Поэтому здесь во всей своей чистоте выступает наружу основное противоречие, содержащееся в меновой стоимости и в соответствующем ей общественном способе производства. Выше уже были подвергнуты критике попытки снять это противоречие тем путем, что деньги лишаются их металлической формы и также и с внешней стороны устанавливаются как нечто обусловленное обществом, как выражение некоторого общественного отношения; последней формой реализации этих попыток была бы форма рабочих денег. Теперь должно стать совершенно ясным, что до тех пор пока сохраняется базис меновой стоимости, все эти попытки представляют собой жалкую стряпню, а иллюзия, будто металлические деньги фальсифицируют обмен, проистекает из полного незнакомства с их природой. С другой стороны, ясно также, что по мере того как растет оппозиция по отношению к господствующим производственным отношениям, а эти последние сами начинают более энергично подталкивать к перемене кожи, — полемика направляется против металлических денег или против денег вообще, как наиболее .поражающего взор, наиболее исполненного противоречий и наиболее резко выраженного явления, в котором система буржуазного производства выступает вполне осязательно. И тогда хотят посредством всяческих фокусов с деньгами устранить те антагонизмы, бросающимся в глаза проявлением которых только и являются деньги. Столь же ясно, что, по мнению этих реформаторов, над деньгами можно было бы произвести кое-какие революционные операции, поскольку при этом кажется, будто нападение на деньги оставляет все остальное в старом виде и только приводит его в порядок. В этом случае бьют по мешку, а имеют в виду осла. Однако пока осел не чувствует ударов по мешку, действительно попадает только мешку, а не ослу. Как только осел почувствует удары, бьют уже осла, а не мешок. Пока операции направлены против денег как таковых, это — всего лишь нападение на следствия, причины которых сохраняются; это есть, стало быть, такое нарушение производительного процесса, которое оставляет нетронутой самую основу, так что эта основа и в дальнейшем обладает силой путем более или менее бурной реакции сделать образовавшееся нарушение всего лишь мимолетным и преодолеть его.

С другой стороны, в определении денежного отношения, поскольку оно до сих пор рассматривалось в его чистой форме и вне связи с более развитыми производственными отношениями, заложено, что в денежных отношениях, взятых в их простом виде, все имманентные буржуазному обществу антагонизмы кажутся погашенными; поэтому буржуазная демократия в еще большей степени, чем буржуазные экономисты (эти, по крайней мере, настолько последовательны, что возвращаются назад к еще более простому определению меновой стоимости и обмена), все снова и снова обращается к денежному отношению в целях апологетики существующих экономических отношений.

В самом деле, коль скоро товар или труд определены еще только как меновые стоимости, а то отношение, в силу которого различные товары ставятся в соотношение друг с другом, определено как обмен этих меновых стоимостей друг на друга, как их приравнивание друг к другу, — индивиды, субъекты, между которыми происходит этот процесс, определяются просто как обменивающиеся. Поскольку во внимание принимается только определение формы, — а это есть экономическое определение, такое определение, в котором индивиды находятся друг с другом в отношении общения, показатель их общественной функции или общественного отношения их друг к другу, — постольку между индивидами не существует абсолютно никакого различия. Каждый из субъектов есть обменивающийся субъект, т. е. каждый находится в том же самом общественном отношении к другому, в каком другой находится к нему. Поэтому их отношение в качестве субъектов обмена есть отношение равенства. Невозможно уловить между ними какое-либо различие, а тем более какую-либо противоположность; между ними нет даже никакого несходства. Далее, товары, которыми они обмениваются, в качестве меновых стоимостей представляют собой эквиваленты или, по крайней мере, считаются таковыми (возможна лишь субъективная ошибка во взаимной оценке, и в случае, если один индивид надувает другого, это происходит не в силу природы той социальной функции, в которой они противостоят друг другу, ибо эта социальная функция — одна и та же; в ней они равны; это происходит лишь в силу природной хитрости, искусства убеждать и т. д., словом, лишь в силу чисто индивидуального превосходства одного индивида над другим. Различие такого рода было бы чисто природным различием, никак не связанным с природой рассматриваемого отношения как такового, и, как будет видно из дальнейшего исследования, это природное различие в результате конкуренции и т. д. даже еще ослабляется и лишается своего первоначального значения.)

Поскольку предметом рассмотрения является чистая форма, экономическая сторона отношения — содержание, существующее вне этой формы, оказывается здесь, собственно говоря, еще совершенно вне политической экономии, или выступает как отличное от экономического природное содержание, о котором можно сказать, что оно еще всецело отделено от экономического отношения, так как оно еще непосредственно с ним совпадает , — постольку здесь перед нами вырисовываются только три формально различных момента: субъекты отношения, обменивающиеся, выступающие в одном и том же определении; предметы их обмена, меновые стоимости, эквиваленты, [II—9] которые не только равны, но и категорически должны быть равны и принимаются за равные; наконец, самый акт обмена, опосредствование, в силу которого субъекты как раз и выступают как обменивающиеся, как равные, а их объекты — как эквиваленты, как равные. Эквиваленты представляют собой опредмечивание одного субъекта для других; это значит, что они сами равновелики по стоимости и в акте обмена выявляют себя как равноценные и, вместе с тем, как безразличные по отношению друг к другу. Субъекты в обмене оказываются равноценными друг другу лишь при помощи эквивалентов и выявляют себя как таковые лишь посредством передачи одним другому той предметности, в которой один существует для другого. Так как они являются равноценными друг другу только таким образом, только как владельцы эквивалентов и как люди, выявляющие эту эквивалентность в обмене, то как равноценные они в то же время равнодушны друг к другу; существующие между ними прочие индивидуальные различия их не касаются; они равнодушны ко всем существующим у них прочим индивидуальным особенностям.

Что же касается содержания [процесса обмена], существующего вне акта обмена, акта, представляющего собой как установление, так и подтверждение меновых стоимостей, а также субъектов в качестве обменивающихся, — то этим содержанием, находящимся за пределами экономического определения формы, может быть лишь: 1) природная особенность обмениваемого товара; 2) особая природная потребность обменивающихся, или — если связать то и другое вместе — различная потребительная стоимость обмениваемых товаров. Потребительная стоимость, составляя содержание обмена, находящееся совершенно за пределами его экономического определения, далека, таким образом, от того, чтобы причинять ущерб социальному равенству индивидов; напротив, природное различие между ними она делает основой их социального равенства. Если бы индивид А имел ту же потребность, что и индивид В, и овеществлял свой труд в том же самом предмете, что и индивид В, то между ними не существовало бы никакого отношения; рассматриваемые с точки зрения осуществляемого ими производства, они вовсе не были бы различными индивидами. У обоих есть потребность дышать; для обоих существует воздух в качестве атмосферы; все это не устанавливает между ними никакого социального контакта; как дышащие индивиды они находятся в отношении друг к другу только как природные тела, а не как личности. Только различие их потребностей и неодинаковость осуществляемого ими производства дают повод к обмену и к их социальному приравниванию друг к другу в обмене; это природное различие является поэтому предпосылкой их социального равенства в акте обмена и вообще является предпосылкой того отношения, в которое они вступают между собой как производящие индивиды. Рассматриваемые со стороны этого природного различия, индивид А является владельцем какой-нибудь потребительной стоимости для В, а В является владельцем какой-нибудь потребительной стоимости для А. С этой стороны природное различие ставит их взаимно опять в отношение равенства. Но вследствие этого они не равнодушны друг к другу, а дополняют друг друга, нуждаются друг в друге, так что индивид В, будучи объективирован в товаре, представляет потребность для индивида А, и vice versa ; так что они находятся друг к другу не только в отношении равенства, но и в общественном отношении.

Но это еще не все. То, что эта потребность одного может быть удовлетворена продуктом другого и vice versa, то, что один может произвести предмет, являющийся потребностью другого, и каждый противостоит другому как владелец объекта, являющегося потребностью другого, — все это доказывает, что каждый индивид в качестве человека выходит за пределы своей собственной особой потребности и т. д. и что они относятся друг к другу как люди; что общая им родовая сущность осознана всеми. К тому же, не бывает, чтобы слоны производили для тигров, вообще чтобы одни животные производили для других. Например, пчелиный рой составляет аu fond лишь одну пчелу, и все пчелы производят одно и то же.