Собрание сочинений. Том 46 часть 2

Прежде всего, денежное обращение как наиболее поверх¬ностная (в смысле вытолкнутой на поверхность) и наиболее абстрактная форма всего процесса производства само по себе совершенно бессодержательно, за тем исключением, что его собственные формальные различия, а именно анализированные во II разделе простые определения, образуют его содержание. Ясно, что простое денежное обращение, рассматриваемое само по себе, не возвращается к исходному пункту, а состоит из мно¬жества безразличных и случайно сосуществующих движений. Можно, например, рассматривать монетный двор как исходный пункт денежного обращения, однако для обратного притока монеты на монетный двор нет никакого закона, помимо обесце¬нения монеты из-за износа, делающего необходимым переплавку и перечеканку. Это касается лишь вещественной стороны и вовсе не составляет момента самого обращения.

В самом обращении пункт возврата может быть отличен от исходного пункта; если имеет место возвращение к исходному пункту, то само денежное обращение выступает как всего лишь проявление такого обращения, которое лежит позади денежного обращения и определяет его; так, например, обстоит дело, когда мы рассматриваем денежное обращение между фабри¬кантом, рабочим, торговцем и банкиром. Далее, причины, касающиеся товарной массы, бросаемой в обращение, повыше¬ния и падения цен, скорости обращения, количества одновре¬менных платежей и т. д., — все это обстоятельства, лежащие вне простого денежного обращения. Это отношения, находящие себе выражение в обращении; обращение, так сказать, дает им названия, но их нельзя объяснить его собственной дифферен¬циацией. В качестве денег служат различные металлы, и эти металлы находятся друг к другу в различных, изменяющихся стоимостных отношениях. Таким образом, привходит вопрос о двойном стандарте и т. д., принимающий всемирно-историче¬ские формы. Но вопрос принимает эти формы и сам двойной стандарт привходит лишь благодаря внешней торговле. По¬этому плодотворное рассмотрение этого вопроса предполагает анализ гораздо более сложных отношений, чем простое денеж¬ное отношение.

Деньги как мера стоимости выражены не в весовых долях драгоценного металла, а в счетных деньгах, произвольных названиях соответствующих частей некоторого определенного количества денежной субстанции. Эти названия можно изменить, а при сохранении того же самого названия можно изменить соотношение монеты и ее металлической субстанции. Отсюда порча монеты, играющая большую роль в истории государств. Далее, денежные единицы различных стран. Этот вопрос пред¬ставляет интерес лишь в связи с вексельным курсом.

[VII—30] Деньги суть мера только потому, что они материализуют рабочее время в определенной субстанции, следовательно, сами суть стоимость, и притом потому, что это определенное материализованное выражение стоимости имеет значение ее всеобще-предметной материализации, материализации рабочего времени как такового в отличие от лишь особенных его воплощений; следовательно, потому, что они — эквивалент. Но так как деньги в своей функции меры являются лишь мыслимым пунктом сравнения, так как им здесь достаточно существовать лишь идеально, так как здесь имеет место лишь идеальный перевод товаров в их всеобщее стоимостное бытие; так как, далее, деньги в качестве такого мерила фигурируют лишь в виде счетных денег и я говорю, что товар стоит столько-то шиллингов, франков и т. д., когда перевожу его в деньги, — то это дало повод для путаного представления об идеальной мере, которое было развито Стюартом , а затем в различные периоды и даже совсем недавно подновлено в Англии под видом глубокого открытия. А именно, понимается это так, что названия фунт стерлингов, шиллинг, гинея, доллар и т. д., фигурирую-щие как счетные единицы, представляют собой не определенные названия определенных количеств золота, серебра и т. д., а всего лишь произвольные пункты сравнения, которые сами не выражают никакой стоимости, никакого определенного количества овеществленного рабочего времени.

Отсюда вся чепуха относительно фиксирования цены золота и серебра, цены, понимаемой здесь как название, которым обозначаются те или иные доли золота и серебра. Унция золота теперь делится на 3 ф. ст. 17 ш. 10 п. Это называют фиксированием цены; это есть, как правильно замечает Локк , лишь фиксирование названия соответствующих долей золота, серебра и т. д. Выраженные в самих себе золото и серебро, разумеется, равны самим себе. Унция есть унция, назову ли я ее 3 ф. ст. или 20 ф. ст.

Коротко говоря, эта идеальная мера в понимании Стюарта означает следующее: если я скажу, что товар а стоит 12 ф. ст., товар b — 6 ф. ст., товар с — 3 ф. ст., то они относятся как 12 : 6 : 3. Цены выражают лишь то отношение, согласно кото¬рому эти товары обмениваются друг на друга. 2b обмени¬ваются на 1a и 11/2b на Зс. Так вот, вместо того чтобы брать отношение а : b : с в реальных деньгах, которые сами обладают стоимостью, являются стоимостью, я мог бы вместо фунта стерлингов, который выражает собой определенную массу золота, с таким же успехом взять любое бессодержательное название (которое здесь именуется идеальным), например: «макрель». Тогда а = 12 макрелям; Ъ = 6 макрелям; с = 3 макрелям. Это слово «макрель» здесь представляет собой лишь название вне всякой связи с присущим ему содержанием.

Пример Стюарта относительно градуса, минуты, секунды ничего не доказывает; ибо хотя градус, минута, секунда имеют переменную величину, но они не являются простыми назва¬ниями, а всегда выражают собой соответствующую долю опре¬деленной пространственной величины или отрезка времени. Таким образом, они действительно имеют некоторую субстан¬цию. То, что деньги в определении меры [стоимости] функцио¬нируют лишь как представляемые деньги, здесь превращают в то, что они — произвольное представление, только название, а именно название числового отношения стоимости, название простого отношения чисел. Но тогда было бы правильнее вовсе не пользоваться названиями, а только числовыми отно¬шениями, ибо вся штука сводится к следующему: я получаю 6а за 12b, 3b за 6с; это отношение можно выразить также сле¬дующим образом: а = 12x; b = 6x; с = Зх; причем x есть лишь название для соотношений а : b и b : с. Простое, неименованное отношение чисел было бы здесь недостаточно. Ибо а : b = = 12 : 6 = 2 : 1, и b : с = 6 : 3 = 2 : 1. Следовательно, b = 1/2 и с = 1/2. Следовательно, b = с. Следовательно, а = 2 и b = 2. Следовательно, а = b.

Если я возьму какой-нибудь прейскурант, например: поташ за центнер — 35 шиллингов, какао за фунт — 60 шиллингов, железо (полосы) за тонну — 145 шиллингов и т. д., то для того, чтобы выяснить отношение этих товаров друг к другу, я могу не только забыть о количестве серебра в шиллинге: одних только чисел 35, 60, 145 и т. д. достаточно для того, чтобы определить взаимное отношение стоимости поташа, какао, полос железа. Теперь достаточно неименованных чисел; и я не только могу их единице дать любое название вне всякой связи с какой-либо стоимостью, но у меня вообще нет необхо¬димости давать ей какое бы то ни было название. Стюарт на¬стаивает на том, что я должен дать ей какое-нибудь название, но что это название, как всего лишь произвольное название единицы, как всего лишь обозначение самой пропорции, не может быть твердо закреплено за какой-либо частью или количеством золота, серебра или какого-нибудь иного товара.

При всякой мере, когда она служит точкой сравнения, т. е. когда различные вещи, подлежащие сравнению, ставятся в отношение численности [Anzahl] к мере как единице и затем сопоставляются друг с другом, природа меры становится без¬различной и исчезает в самом акте сравнения; единица-мера [die Masseinheit] становится просто числовой единицей; качество этой единицы исчезло — то, например, что сама она есть опре¬деленная величина длины или времени или градус угла и т. д. Но лишь тогда, когда различные вещи уже предполагаются как измеренные, единица, служащая мерой, обозначает только пропорцию между ними — например, в данном случае пропор¬цию их стоимостей. Счетная единица не только носит различные названия в различных странах, но и представляет собой обо¬значение различных долей, например, одной унции золота. Но вексельный курс сводит все эти единицы к одной и той же весовой единице золота или серебра.

Поэтому, если я предположу различные [стоимостные] вели¬чины товаров, например, как сказано выше, равными 35 шил¬лингам, 60 шиллингам, 145 шиллингам, то для их сопоставле¬ния, — поскольку теперь единица предполагается одинаковой для всех и все они сделались соизмеримыми величинами, —• становится совершенно излишним рассуждать о том, что шил¬линг есть определенное количество серебра, наименование определенного количества серебра. Но стоимости товаров лишь тогда становятся сравнимыми друг с другом как простые число¬вые величины, как количества произвольно взятой одноименной единицы, и лишь тогда выражают взаимные пропорции, когда каждый отдельный товар измерен товаром, служащим для них единицей, мерой. Но я могу измерять их друг другом, делать их соизмеримыми лишь в том случае, если в них есть некое единое начало, — а это единое начало есть содержащееся в обоих товарах рабочее время.

Таким образом, единица-мера должна быть известным коли¬чеством определенного товара, овеществившим в себе некоторое определенное количество труда. Так как то же самое количество труда не всегда выражено в одном и том же количестве, напри¬мер, золота, то стоимость самой этой единицы-меры изменчива. Но когда деньги рассматриваются лишь как мера, эта измен¬чивость не составляет препятствия. Даже при меновой тор¬говле, когда она до известной степени развита как меновая торговля, как повторяющаяся нормальная операция, а не только как единичный меновой акт, какой-нибудь другой товар высту¬пает в качестве единицы-меры; например, у Гомера — скот. У дикого папуаса побережья,

который «для того, чтобы получить какой-нибудь заграничный товар, дает в обмен своего ребенка или двух детей, а если таких нет под рукой, то занимает детей у своего соседа, обещая ему дать взамен собственных детей, когда они будут у него под рукой, причем эта просьба редко отвер¬гается» , —

не существует никакой меры для обмена. Единственная сторона обмена, существующая для него, есть та, что он может присвоить чужой товар лишь путем отчуждения вещи, которой он владеет. Само это отчуждение для него ничем не регули¬руется, кроме его прихоти, с одной стороны, а с другой сто¬роны — размера его движимого имущества.