Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

— Громкие профессии, и… голос соответственный. — Ленин засмеялся, и Федор сразу почувствовал себя раскованно, легко. — Семья есть? Дети?

— Четверо. Старший у Джангильдина агитатором.

— Джангильдин очень яркая фигура — стойкий, мужественный революционер. Ваш сын у него хорошую школу пройдет.

Чай был горячий, хотя чаем и не пахло, а кусок черного хлеба, похожий на воробышка в руке кузнеца, исчез мгновенно, хотя Федор Туранин старался показать, что принял угощение только из вежливости. Владимир Ильич прочитал письма оренбуржцев, взял какой-то бланк, нахмурив густые, с рыжинкой брови, написал несколько строк и, держа в руке маленький листок бумаги, снова взглянул быстрыми глазами на Федора:

— Бастуем, значит, упорно? А что атаман?

— Всех мобилизовал против: и буржуев, и начальство из управления железной дороги. Меньшевики и эсеры тоже ему прислужничают, стараются, из кожи вон лезут.

Ленин склонил голову набок:

— Как же прислужничают?

— Ревком помогли арестовать. На допросах вместе с жандармами. Семенов-Булкин, которого к нам Мартов прислал, прямо землю носом роет от усердия.

— И успешно?

Федор вздернул угловатые плечи, поморщился:

— Прошли те времена. Народ теперь видит, что меньшевики и эсеры за буржуазию, у Дутова даже стукачами работают. Газеты ихние какой только грязью не поливают и нас и вас… — Федор стушевался было, заметив резкое движение Ленина, но добавил упрямо, чтоб услышать по этому поводу веское его слово: — Пишут, дескать, и шпион немецкий, и деньги у кайзера взял, и узурпатор.

— Скажи на милость! Даже деньги взял?

— Взял, говорят. Я Семенову-Булкину на собрании ответил: ежели Ленин получил у кайзера деньги, чтобы в Россию приехать, да ему же потом морду набить, так за это он молодчина. Революция у нас победит, и к ним, к немцам, перекинется!

— Правильно: кайзер недалекий политик, он заинтересован только в том, чтобы мы содействовали прекращению войны на Восточном фронте и развязали ему руки на западе. Что будет дальше, он, конечно, не представляет. Вот я не догадался насчет денег! — Ленин качнулся в кресле и расхохотался так, что, глядя на него, рассмеялись смутившиеся было Бебин и Герман, заулыбался и Свердлов, который, стоя у стола, читал наказ и письмо стачечного комитета.

— Победы кайзеру не добиться: слишком подорваны силы Германии, — сказал Ленин Туранину, вдоволь посмеявшись. — А Дутова мы разгромим непременно. Отольются этому белому волку слезы ваших жен и детей!

Выйдя снова в коридор, оренбуржцы уткнулись в записку, данную им Лениным, и прочитали вслух слова, выведенное стремительным почерком:

«26. XI. 1917 г.

В Штаб (Подвойскому или Антонову).

Податели — товарищи железнодорожники из Оренбурга. Требуется экстреннаявоенная помощь против Дутова. Прошу обсудить и решить практическипоскорее. А мне черкнуть, как решите. Ленин».

— Коротко и ясно! — Герман, радуясь и гордясь, подержал записку на ладони. — Самое нужное — «экстренная», «практически» — подчеркнуто… Вот так-то, «товарищи железнодорожники»! Чувствуете? Главное, что мы с ним товарищи.

— Еще бы возле него побыть, посмотреть, как он делами ворочает, — сказал Бебин.

— Идите в штаб, товарищи, — поторопил Свердлов, выйдя в коридор вместе с матросом. — Вот вам провожатый. Он вас потом в общежитие отведет и город покажет.

38

Трудно сохранить спокойствие в день, назначенный для побега из тюрьмы. Надо, чтобы никто из стражи не догадался о задуманном, не заметил и признака нервозности, а все тридцать два арестованных чувствовали себя как на иголках: не было еще случая, чтобы без открытого восстания удался такой массовый побег.

— Уж очень широко мы замахнулись! — прошептал Александр Коростелев, делая вид, что занят починкой куртки.

Цвиллинг, сгоравший от нетерпения, отозвался тихонько:

— Это и хорошо. Кому придет в голову, что собираемся вырваться всей громадой? Но что там на воле? Что принесет Соня — хлеб или табак? Я уже возненавидел само слово «табак».

— Будем надеяться, что Бажанова порадует нас караваем… — Коростелев вколол иголку под козырек ушанки, тщательно заматывая остаток нитки, добавил: — Я меньше, чем ты, сидел в тюрьмах, но не новичок в местах заключения. Однако ни разу так не волновался. Уж скорей бы!..

А время тянулось медленно. Большевики давно уточнили задание для каждой группы, и теперь одни мирно играли в подкидного, другие, путая слова, разучивали новую песню, третьи притворялись спящими и даже храпели, чтобы «убаюкать» надзирателей.

«Не вздумали бы опять обыскивать камеру» — подумал Коростелев, взглянув на печь: там в трубе, за вьюшкой, было спрятано оружие. Его успели затолкать туда перед последним обыском, когда надзиратель Евдокимов предупредил Коростелева и сам показал укромное местечко.

«Один за нас, и то спасибо. Жаль, что тюремное начальство пронюхало о сочувствии других надзирателей. Что с ними сталось после того, как их избили возле нашей камеры? А Евдокимов не устрашился даже этого…»

Побег назначен на десять вечера. Надо приготовиться самим и задержать в камере Макарову, которую попросили вызвать из женского отделения, чтобы состряпать беляши. Странно, что иногда выполнялись, казалось бы, самые «незаконные» требования и в то же время нельзя было добиться необходимой малости. Все зависело от того, с какой ноги встал утром главный надзиратель.

Вечером Соня Бажанова передала с воли мясной фарш и хлеб. Это значило, что подпольный отряд Красной гвардии готов к операции. Дружное приготовление беляшей превратилось в настоящее торжество. Точно наэлектризованный, Цвиллинг смешил без конца и своих и надзирателей, которым и в голову не приходило, что веселье узников — просто душевная разрядка перед смертельным риском.

Но едва закончился ужин, в камеру явился начальник тюремного караула и предложил Макаровой уйти в женское отделение. Коростелев в замешательстве посмотрел на дверь, открытую в коридор, где находились тюремщики и куда вышла часть арестованных. Отпустить Макарову? Тогда молоденькая женщина останется в руках дутовцев, которые, рассвирепев после побега большевиков, могут растерзать ее.

Не изобразить ли что-нибудь вроде сердечного приступа? Врача в тюрьме нет, посылать за ним не станут, а Макарова вполне сойдет за фельдшера: она вместе с другими девчатами готовилась быть сестрой милосердия. Коростелев уже подвинулся к Цвиллингу, тоже встревоженному, и в это время как нельзя более кстати в коридоре послышалась озорная плясовая частушка и дробный топот каблуков.

— Что такое? — Начальник охраны строго обернулся, но, увидев одобрительные улыбки на всех лицах, сам потянулся к кругу.