Собрание сочинений

1897

БЕЗЫМЕННЫЙ ПЕВЕЦ

Жил когда-то гусляр. Не для знатных бояр — Для народа он песни слагал. Лишь ему одному В непроглядную тьму Вольной песней своей помогал. Пел он звонко: "Не трусь, Православная Русь! Перестань голубком ворковать. Будь могучим орлом И иди напролом, Не дремли, повались на кровать… Как не стыдно тебе В дымной тесной избе При лучинушке плакать вдовой? Ты по белым снежкам, По зеленым лужкам Пронесись, словно конь боевой! И от звуков певца Разгорались сердца, Молодела народная грудь, — И, надежды полна, Подымалась она И старалась поглубже вздохнуть… Где скончался певец, Много-много сердец Пробуждавший на старой Руси? Где он спит под крестом Сладко, крепко? О том У могил безыменных спроси… Современный поэт! Дай правдивый ответ: Для кого, для чего ты поешь? С неизменной тоской, — Для услады людской Что народу ты в песнях даешь? Кроткий друг и собрат! Сладкой песне я рад. Ты поешь, как лесной соловей, Одного я боюсь Что народную Русь Не разбудишь ты песней своей.

1897

НАБАТ

1 С секстиною [7] бороться мудрено: В ней каждый стих — невольник. Он закован, Как жалкий раб, но я давным-давно Упрямою секстиной очарован И петь готов то грустно, то смешно. Теперь мой стих нестроен и взволнован. 2 Вы спросите: да чем же он взволнован?.. Эх, молодость! Решить не мудрено. Ужель тебе не горько, а смешно, Что "Человек" невольником закован, Что сумраком ночным он очарован, — Что светлых дней не видит он давно? 3 Немая ночь царит везде давно, Но "Человек" в потемках не взволнован И так своей дремотой очарован, Что разбудить его нам мудрено. Не чувствует бедняк, что он закован Тяжелым сном. Во сне ему смешно. 4 Вдруг бьют в набат. Но "Спящему" смешно, — Ведь он себя застраховал давно От братских чувств; любовью не закован И ближнего страданьем не взволнован, Он не встает, да встать и мудрено, Не хочется: он негой очарован. 5 А колокол гудит… Разочарован Встал "Человек"… и злится он смешно; Кто разбудил?.. Поведать мудрено… Не сердце ли набат свой бьет давно? Да, этот раб, — раб честный, — весь взволнован — Звучит в груди, неволей не закован. 6 О сердце-раб! Да будет не закован Твой колокол! Тобой я очарован, И умилен, и радостно взволнован… …Не правда ли, в набат я бил смешно? Плохой звонарь, я устарел давно, — Ведь разбудить всех спящих мудрено.

7

Секстина — стихотворная строфа, состоящая из шести строчек. (Ред.)

1 января 1898

КРОВАВЫЙ ПОТОК (Сонет)

Утихнул ветерок. Молчит глухая ночь. Спит утомленная дневным трудом природа, И крепко спят в гробах борцы — вожди народа, Которые ему не могут уж помочь. И только от меня сон убегает прочь; Лишь только я один под кровом небосвода Бестрепетно молюсь: "Да здравствует свобод! Недремлющих небес божественная дочь!" Но всюду тишина. Нет на мольбу ответа. Уснул под гнетом мир — и спит он… до рассвета, И кровь струится в нем по капле, как ручей… О кровь народная! В волнении жестоком Когда ты закипишь свободно — и шатеном Нахлынешь на своих тиранов-палачей?..

22 сентября 1899

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ

ПЕРВЫЙ ГРОМ

Я весеннее раннее утро люблю: Чудно всходит оно над землею родной. И о том только бога усердно молю, Чтобы гром, первый гром загремел надо мной. Оживится земля со своими детьми; Бедный пахарь на ниве вздохнет веселей… Первый гром, чудный гром, в небесах загреми И пошли дождь святой для засохших полей! Как раскинется туча на небе шатром, — Всколыхнется душа, заволнуется грудь… Первый гром, чудный гром, благодетельный гром, Для отцов и детей ты убийцей не будь! Никого не убей, ничего не спали, Лишь засохшие нивы дождем ороси, Благодетелем будь для родимой земли, Для голодной, холодной, но милой Руси.

ВЕКОВЕЧНАЯ СТАРУХА

Бедность проклятую знаю я смолоду. Эта старуха, шатаясь от голоду, В рубище ходит, с клюкой, под окошками. Жадно питается скудными крошками. В диких очах видно горе жестокое, Горе тоскливое, горе глубокое, Горе, которому нет и конца… Бедность гоняют везде от крыльца. Полно шататься из стороны в сторону! Верю тебе я, как вещему ворону. Сядь и закаркай про горе грядущее, Горе, как змей ядовитый, ползущее, Горе, с которым в могилу холодную Я унесу только душу свободную; Вместе же с нею в урочном часу Я и проклятье тебе унесу. Не за себя посылаю проклятия: О _человеке_ жалею — о _брате_ — я. Ты надругалась руками костлявыми Над благородными, честными, правыми. Сколько тобою мильонов задавлено, Сколько крестов на могилах поставлено! Ты же сама не умрешь никогда, Ты _вековечна_, старуха-нужда!

ГЕНЕРАЛ ЕРОФЕЙ (Легенда)

Ерофей-генерал побеждал и карал Пугачева в Разина Стеньку. Получивши "абшид" без мундира, спешит Он в родную свою деревеньку. Приезжает туда. Деревенька худа; Обнищали его мужичонки, Нагишом ходят все. Генерал с фрикасе Перешел… на телячьи печенки. Он сердито сквозь строй прогонял, как герой, Не жалея березовой рощи; А теперь уж не то: ходит..в.??атском пальто Генерал, преисполненный мощи. Он хандрит и ворчит, грозно палкой стучит, Напевая мотивы из "Нормы": "Суета! Суета! Жизнь не та, жизнь не та, Как, бывало, жилось… до реформы!" Ненавидя толпу, он прибегнул к попу, И, беседуя кротко с поповной, Так он сделался прост, что в рождественский пост И не думал о страсти любовной. Генерал Ерофей в пост успенский шалфей Пил с молитвой и верою жаркой; Но зато в мясопуст от поповниных уст Кипятился за пенистой чаркой. Буйный дух в нем исчез, говорить стал на "ес"… "Нравы наши-с… Да в том-то и горе-с, Что прошли времена-с, позабыли о нас… По латыни-с: О, tempera, mores!" [8] Генерал выпивал: Поп главою кивал, Восклицая: "Из праха изыдем, Обращаемся в прах!" — Снова рюмочку тррах… Так и дальше. Все idem per idem. Допивая шалфей, раз вздремнул Ерофей. Вдруг влетает волшебница-фея И пред ним держит речь: "Чтобы силы сберечь, Не вкушай, друг любезный, шалфея!" — "Как же быть мне с попом? — В онеменьи тупом, Побледневши белее рубашки, Генерал вопросил: — Я в отставке, без сил, И мои прегрешения тяжки!" — "Человече простой, ты травами настой Свой напиток. Есть чудные травы. Вот рецепт мой, бери. И держу я пари: Ты очистишь российские нравы. Каждый любит свое — и еду и питье. Шнапс у немцев…. _Вас? Шпрехен зи дейч_?
– [9] У французов — клико; а тебе так легко, Ерофей, сочинить "ерофеич"!" И мила и нежна улетела она — Легкокрылая, резвая фея. Вместо злата и лепт, очутился рецепт В генеральских руках Ерофея. Он настойки вкусил — и прибавилось сил. Заскакал, как лихой кабардинец, И вскричал Ерофей: "Для чего пить шалфей, Если дан мне волшебный гостинец?" У любого спроси: кто у нас на Руси От гостинца сего не шатался? Улетел в царство фей генерал Ерофей, Но его "ерофеич" остался.

8

o, tempora, mores! (Лат.) — о, времена, нравы. (Ред.)

9

шпрехен эй дейч? (Нем.) — говорите вы по-немецки? (Ред.)

ПОХОРОННАЯ ПРОЦЕССИЯ

При моем последнем смертном ложе Трех друзей, не больше, соберу. И врагов найдется трое тоже, Если я, на радость их, умру. Шесть особ проводят гроб сиротский На погост, в последний мой приют; Поп — седьмой, восьмой — дьячок приходский Обо мне уныло запоют. И еще найдется провожатый, И при нем мне будет веселей: Ветерок (по счету он девятый) Прилетит ко мне с родных полей. А десятый — дождь с родного Хлынет вдруг из темных облаков, И земля дает много, много хлеба Для таких, как я же, бедняков. Как дитя, закрыв спокойно очи, Лягу спать и горе утаю; Буду ждать, чтоб ветер с полуночи Тихо спел мне: "Баюшки-баю!" Я хочу, чтоб сладки были грезы, Чтоб постель-земля была мягка, Чтоб меня оплакали не слезы, А дождем весенним облака.

ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА

1 Если течешь, друг мой, лето увидать, Лето чудное, как божья благодать, — На себя ты, дорогая, посмотри: Взор твой ярче и отраднее зари. Этот взор, во тьме сверкающий, Мне напомнит небеса. Я, больной, изнемогающий, Вновь поверю в чудеса; Как пустыня — степь бесплодная, Оживет душа холодная. 2 Если хочешь, друг мой, осень увидать, Если хочешь волноваться и страдать, Если хочешь знать лихие наши дни, — Ты мне в сердце наболевшее взгляни. Устреми глаза лазурные В это сердце: видишь, в нем Есть порывы — вихри бурные, Что шумят в ночи и днем, Колыхая степь бесплодную В осень тетиную, холодную. 3 Осень темная несет с собой дожди. В осень темную ты солнышка не жди! Но когда ты, голубица-чародей, Взглянешь ласково на страждущих людей, Оздор_о_веют болящие, Что шатаются, как тень, И ослепшие, шарящие Вдруг увидят светлый день, И тогда, подруга милая, Оживится степь унылая. 4 Эта степь — мои бесплодные мечты. В темном омуте житейской суеты Я плыву… плыву, не зная сам — куда? Посвети мне путеводная звезда! Сжалься, друг мой, над страдающим, Озари мой путь скорей! Маяком будь, освещающим Тайны страшные морей, Где пловцы погибли многие — Духом слабые, убогие.

* Царь наш — юный музыкант — *

Царь наш — юный музыкант — На тромбоне трубит, Его царственный талант Ноту "ре" не любит: Чуть министр преподнесет Новую реформу, — "Ре" он мигом зачеркнет И оставит "форму", "Что за чудное гнездо Наша Русь Святая! Как прекрасно наше "до", "До"… до стен Китая". И с женою и с детьми, Чувствуя унылость, Царь не знает ноты' "ми" (Есть словечко "милость"). Помня ноты две "la-fa", Царь не любит сплина, — На Руси ему — "лафа", Разлюл_и_-малина. Царь сыграет ноту "соль" Без ошибки, чудом, Если явится "хлеб-соль" С драгоценным блюдом. Уподобясь на Руси Господу-аллаху, Он выводит ногу "си" (Сиречь: "да")… на плаху.

ПОХОРОНЫ

Хоронили его в полуночном часу, Зарывали его под березой в лесу. Бросив в землю его, без молитв, без попа, Разошлась по домам равнодушно толпа. И о нем плакал только нахмуренный лес; На могилу смотрели лишь звезды с небес; Мертвеца воспевал лишь один соловей, Притаившись в кустах под навесом ветвей. Тот, кто пулей свинцовой себя погубил, Этот лес, это небо и звезды любил; Он лесного певца на свободу пустил, Потому — что и сам о свободе грустил.

КАЗАЧОК

Фонари кругом бросают свет унылый, бледный. На забитой, жалкой кляче едет "Банька" бедный. Седоков у "Ваньки" двое: барыня-старушка Да в истасканной ливрее казачок Петрушка; Зябнет он, закрыв глазенки, с холоду трепещет, А извозчик в рукавицах лошаденку хлещет. Ты не бей ее напрасно! Полно, перестань-ка За двугривенный тиранить лошаденку, Ванька! Посмотри: она устала, снег ей по колено… Вздорожали нынче, Ванька, и овес и сено, У твоей несчастной клячи кожа лишь да кости, Привезти еще успеешь старушонку в гости! При фонарном слабом свете на нее взгляни ты: Очи смотрят тускло, дико; сморщены ланиты… А на них, бывало, страстно люди любовались, Вкруг красавицы толпою шумной увивались; Все ласкали, баловали барышню-резвушку… Жаль ее… и жаль мне также казачка Петрушку! Вот приехала старуха к внуку молодому, Отказал бы он охотно бабушке от дому, Да боится: у старухи водятся деньжонки. "Эти ведьмы очень скупы, и хитры, и тонки… Может быть, она оставит все наследство внуку?" — И целует внук с почтеньем бабушкину руку. Занялась она с гостями, по копейке, вистом, А Петрушка спит в передней и храпит со свистом. У старухи худы карты: двойка да семерки, А Петрушке с голодухи снятся хлеба корки. Обыграли на целковый барыню-старушку… Жаль ее… ж жаль мне также казачка Петрушку!