Собрание стихотворений 1934-1953
Шрифт:
покончившими с разговорчиками в стране!
Рука подписала договор – и страну лихорадит нервно,
И голод, и саранча, и все прочее – тут как тут,
Власть всемогущей руки над человеком безмерна:
Стоит накарябать имя – и свободу твою отберут.
Пять королей мертвых пересчитают. Но излечить не смогут
Струпьев на ранах, да и по голове не погладят.
Рука управляет жалостью, рука управляет Богом:
Рука – бесслезна.
38.
Вспыхнет прожектор –
увянет фараона священный лик,
Пойманный в восьмигранник странного света.
Запомни его, малыш, запомни за краткий миг,
Пока не исчезла таинственность эта,
Пока черты, в той, привычной им тьме,
Еще кажутся созданными из реальной плоти,
Хотя при этой вспышке, при рукотворном дне
Вянущий цвет тех губ уходит, уходит…
И вот бесконечные размотавшиеся бинты мумии
Обнажают призрачность многовекoвой кожи…
Меня учили когда-то сердцем думать,
Но дурным беспомощным поводырем
Было сердце, – да и голова тоже.
Меня учили и пульсом думать. И с ним вместе
Торопить жизнь так, чтобы всё – бегом,
Так, чтобы даже крыши ферм не стояли на месте.
И я на бегу вызов бросаю всем временам.
Я тот невозмутимый археолог, чья борода
Подставлена египетским сумасшедшим ветрaм.
Предания всех времен в мою жизнь вплелись.
И грядущим векам тоже, наверное, предстоит…
Мячик, который когда-то в парке я кинул ввысь,
До сих пор еще не вернулся, еще летит.
39. КАК МЕЧТАЛ Я УДРАТЬ
Как мечтал я удрать подальше
От непрестанных выкриков страха,
От шипенья потертой фальши,
Звучавшей страшней и страшней,
Когда заваливались мои вечера
За холмы, в глубины морей.
Как мечтал я подальше смыться
От приветствий, прилипших давно к ушам,
От призраков, которые в воздухе кишат,
От призрачных теней на страницах,
От звонков, от записок, от хождения по гостям...
Я мечтал удрать, но боюсь того,
Что какая-то свежая, весенняя жизнь
Может вылупиться, словно из лопнувших почек,
Из шипенья старой потертой лжи -
И в небо искры взовьются с треском,
А я останусь - полуслепой,
И со мной будет тот же страх ночной,
Да поджатые губы над телефонной трубкой.
Да приподнятая шляпа, что над волосами дрожит,
Нет, уж лучше бы смерть, пролетая,
Случайно задела меня крылом.
Только так я был бы уверен в том,
Что умру не от полуусловностей, полулжи.
40. СГРЫЗИ ЖЕ ПОСЛЕДНЕЕ МЯСО С КОСТЕЙ
«Сгрызи же последнее мясо с костей,
Пей из двух молочных холмов
Суть жизни! Помои – и те не пролей,
Пока груди жизни не стали дряблей
Тряпок, а ноги – сучков кривей,
И не тревожь гробов,
Ну а если и женщина стала как лед –
Пусть бумажная роза на тряпках цветет!
Взбунтуйся, мой сын, против дружбы луны,
(Парламент небес – долой!),
Против греховной власти морей,
Тирании дней, диктатуры ночей,
И солнце скинь с вышины!
Против смертности плоти и камня костей,
Против коварства крови твоей,
Против блажи любовной и злой!»
– Но ведь жажды нет, да и голода нет,
А сердце я снова разбил:
Я в зеркале вижу подвялый цвет
Лица: поцелуй мне губы сгубил.
Пусть я хил, пусть я слаб, но девчонка меня
Сочла вполне мужиком:
Я ее повалил и поговорил
С ее веселым грехом!
Настоящая роза в постели ее,
Блажь, которую не убить,
Человек, которого не повесить,
Как солнце не погасить, –
Восстаньте вы все против истин отца,
Чтоб из хлева кровавых свиней
Не выскочил демон в облике пса,
Пожиратель радостных дней!
Нет, я не буду таким дураком,
Чтоб убить и солнечный свет,
И весну, и подружку, и красоту!
Тысячекратное «НЕТ»!
Есть радость – проснуться веселым днем
И другом назвать рассвет!
Пусть небо диктует законы земле
Бессчетные множества лет!
Ни свет, ни тьма мне не враги,
Но единая благодать!
А ты и синице, и пауку
Решил войну объявлять?
Для тебя и солнце, и судьбы людей,
И весь мир – воплощенье зла?
Так возьми обратно свои слова,
Пока тебя смерть не взяла!
41. А ГОРЕ - ВОР ВРЕМЕН
А горе – вор времён. Оно ползком уйдет,
А годы плаваний? – Их жизнь-луна крадет,
И веру боль-воришка тоже стянет,
А веру ту, которая сильна,
Полуутопит море, ибо на
Колени мощь времён она сдувала дико.
Старик забудет привкус крика,
В часы ветров, в часы худеющих времён
Изгоев незабывших позовем,
Седлавших лунный свет на тонущей тропе:
Так старики и забывают горе.
А кашель их сухой, парящий альбатрос,
Обратно принесет их молодости кость
Лишь добреди с солеными глазами