Собрание стихотворений и поэм

Здесь завтра появятся сваты, Старейшие из стариков. И дать им согласье должна ты, — Аульский обычай таков.

Посмей поступить по-другому, Даю перед богом зарок: Тебя прогоню я из дому, Золою посыплю порог.

Проклятье мое лишь повсюду Пойдет за тобою вослед, А сердцем тебя я забуду, Забуду на тысячу лет.

Слезами не сбить меня с толку, Я истину знаю одну: Овца не достанется волку, Послушная мне, чабану.

И долго ль, со мною поссорясь, Сгубить свою девичью честь? Его постыдись, если совесть В тебе еще, дурочка, есть».

На фото большое при этом Рукой показал ей отец. С портрета, омытого светом, Смотрел, улыбаясь, боец.

И девушка встретилась взором С единственным братом своим: Махач был на фронте сапером, Погиб он совсем молодым.

Заплакала мать, не сдержалась, Катились слезинки вдоль щек. И сердце отцовское сжалось, И вышел Али за порог…

Крепись, моя Ася, не скрою, Тоску одолеть мудрено. Соломинку горя порою Она превращает в бревно.

Крепись и не бойся! Мохнатый Валун, что скатился в грозу, Не сдержит извечно крылатой, Несущейся к морю Койсу.

*

Сердечные раны врачуя, К бумаге припал я опять. О солнце и ветре хочу я Вам сказку, друзья, рассказать.

Однажды, босяк длинноногий, Шел ветер из дальних сторон, И утром пристал на дороге К застенчивой девушке он.

Целует лицо и колени, Хохочет: «Я славный джигит». И в грубом мужском нетерпенье Сорвать с нее платье спешит.

Кричит он: «Я к девичьим юбкам Бросаюсь с давнишнего дня! К твоим красноклювым голубкам За пазуху тянет меня».

Но пуговки были на месте. Силком расстегнуть их невмочь. И ветер шагов через двести Взъярился, отогнанный прочь.

Листва задрожала в тревоге, И пыли поднялся вихор. Умчался свистун длинноногий, Исчез за вершинами гор.

А солнце всходило неспешно Над полем, дорогой, рекой И обняло девушку нежно Своей загорелой рукой.

И девушка томно вздохнула, Шепнула ему: «Погоди». И пуговки все расстегнула Сама перед ним на груди.

И солнце к заветным голубкам Прильнуло потоком тепла. Таким не безгрешным поступком Довольна девчонка была.

А после, зайдя за утесы, Она искупалась в реке. До вечера девичьи косы На смуглой лежали руке…

…О юноши, не для забавы Рассказана сказка была. По землям родимой державы Проехал я верст без числа.

В горах, где родятся потоки, В степи желтоликой, скупой Нередко обычай жестокий Над женской глумится судьбой.

Хоть я одержимый романтик, Но рана открылась в душе, Когда увидал в Самарканде Узбечку в глухой парандже.

Быть может, она из красавиц, Пленяющих сердце и ум, Быть может, живет в ней, скрываясь, Призванье Тамары Ханум.

А там, где прошел я над плеском Ленивой арычной воды, В одном из колхозов узбекских Во время горячей страды

Мужчины все дни отдыхали, Чаи распивали в тени, А после за жен получали Доходы на их трудодни.

Мне с детства знакома картина, Живет и поныне она: В седле восседает мужчина, А сзади — плетется жена.

Спросил я однажды такого: «Далеко ль отправился, Рзу?» «Жена, дорогой, нездорова, Вот видишь, в больницу везу…»

От сладкого слова о меде Без меда не сладко во рту. Что женщине речь о свободе При старых порядках в быту?

В горах революция сабли Вздымала, но женщину прав Порой и теперь еще в сакле Лишает семейный устав.

Он верен минувшему веку. Но долго протянет едва ль… Мне кажется, вижу я реку, Сквозь время летящую вдаль.

Несет она воды с востока. И реет в седой вышине Зеленое знамя пророка На правой ее стороне.

Под ним для спасения грешных, Забывших свой долг мусульман Имамы в чалмах белоснежных Читают священный Коран.

(Пророк, кем написана книга, Изрек поначалу всего: «Муж есть в своем доме владыка, А жены — тень слова его».

Намного хитрее, чем двести Асхабов , державших совет, В ученье понятие чести Свел к слову пророк Магомет.

Имел, возвратившийся в Мекку, Он девять покорнейших жен.) Мне кажется, вижу я реку, Что стала границей времен.

Над берегом правым густая Нависла минувшего тень. Над левым заря золотая Венчает сегодняшний день.

И женщины тянутся к свету, Восстав против воли родни, Бросаются вплавь через эту Опасную реку они.

Иные нашли в ней кончину. Печали по ним не тая, Гляжу на седую стремнину Реки символической я.

Течет она в сакле и в поле, Она — и в сознанье рубеж Меж берегом женской недоли И берегом светлых надежд…

…Река пред тобой, моя Ася, Глубокая, не до колен, Ты бросишься вплавь или сдашься Обычаям дедовским в плен?

Не школьный, что сдан накануне, Ты держишь экзамен, учти. И сваты, седые как луни, Не скажут: «Ты можешь идти».

Прости, Асият, мою смелость, Заступник я твой и поэт. Мне знать наперед бы хотелось, Что скажешь ты сватам в ответ?

Гневится отец твой все пуще, И кажется, что ятаган Занес над тобой всемогущий Невидимый бог мусульман.

Не бойся, с нагорий Хунзаха На помощь скачу я верхом. И верь, что от гнева аллаха Тебя заслоню я стихом…

…Нередко над книжной стопою Нам снятся красивые сны. О женщина гор, пред тобою Во многом поэты грешны.

Когда ты стонала от боли И бил тебя пьяный супруг, Они, не поняв своей роли, Глухими прикинулись вдруг.

Когда ты рожала на поле И губы кусала от мук, Они, не поняв своей роли, Слепыми прикинулись вдруг.

Сторонкой земные печали Легко обходя за версту, Немало стихов написали Они про твою красоту.

И я виноват с ними вместе, И мне твои слезы в укор: Бывал я неискренним в песне. Прости меня, женщина гор!

Когда тебя плеткой ударил Отец твоих малых детей, Я сердце под плеть не подставил И пел об улыбке твоей.

И разве ты в том виновата, Что, мартовский праздник любя, Порой, улыбаясь с плаката, Ты не узнавала себя? Тебе, нарядившись, сплясать бы, Да все недосуг, недосуг. Наряды со дня своей свадьбы Не ты ли сложила в сундук?

А мне б за столом райсовета, Мужей атакуя иных, Поставить по долгу поэта Вопрос о нарядах твоих.

Хочу, чтоб носила ты горский Наряд, что приятен для глаз, В котором тебя на подмостках Я видел в ансамбле не раз.