Собрание стихотворений и поэм

Раздела, умыла и ножку Забинтовала, как мать. Намазала маслом лепешку И подала чаю в кровать.

Отзывчивой и сердобольной Слыла эта женщина. Ей Обязан я грамотой школьной, Как сотни аварских детей,

Она проводник в своем роде, Который в горах и сейчас Детей наших в люди выводит, Как вывела в люди и нас.

Мой мир становился все шире. Волшебной шагал я тропой. Мне слышалась исповедь Мцыри, Полтавский мне виделся бой.

И чувствовал снова и снова Себя я, как мальчик в седле, Когда, раскрывая Толстого, Читал о родном Шамиле.

И, может быть, жребий поэта Принять я от неба не смог, Когда бы не женщина эта, Чье сердце — живой огонек.

Прости отступленье, читатель, Писать по-другому — невмочь, Но прав ты спросить меня: «Кстати, А после что было в ту ночь?»

Что было? Девчонка уснула. И вихрем в ночной тишине Али проскакал вдоль аула На белом от пены коне.

*

Вослед уходящим морозам, С весенним приходом тепла Строительства первых колхозов В аулы година пришла.

В горкомах кипела работа, Но перед посланцами их Порой закрывали ворота, Спускали овчарок цепных.

Свиваясь в змеиные кольца, Ложь делала дело свое. И за полночь труп комсомольца Швыряло в Койсу кулачье.

И, перед колхозами в страхе, Во мраке полуночном вновь Овчарни багрились, что плахи, Скот падал и булькала кровь.

За крепкой спиною дувала В дрова превращалась арба. И мутные капли устало Стирал аульчанин со лба.

Днем на годекане мужчины Судили-рядили про жизнь. А к ночи пред каждым камином Сходился семейный меджлис .

Оценки менялись, и место Другим уступали они. Телок, не отведавший теста, Воротит башку от квашни.

Вот так и Али. Он вначале В колхоз отказался вступать. Потом записался. Едва ли Подался теперь бы он вспять.

Он понял: колхоз — это сила. Ему ведь, что ни говори, Отару пасти поручило Правление «Новой зари».

И в горы однажды на муле Приехал гонец досветла. «Али, — закричал он, — в ауле Жена тебе дочь родила!»

Большой огурец из кармана Торчал у посланца того. Посланец был сыном Салмана, И звали Османом его.

Али в благодарность шутливо Промолвил, усы теребя: «Когда подрастет мое диво, Захочешь — отдам за тебя?!»

Осман отвечал, что девчонка Такому, как он, — ни к чему И лучше Али пусть ягненка Подарит сегодня ему.

А было мальчишке в ту пору Всего лишь четырнадцать лет. Шло время. Долины и горы Не раз изменяли свой цвет.

С нагорий до сроков студеных В степь гнали овец чабаны. И вновь пригоняли на склоны По первому зову весны.

Поэтому грустно, бывало, Над люлькой поет Хадижат О том, что Али не видала Какой уже месяц подряд:

«Лягут пусть в горах снега, Чтоб домой Али вернулся. Пусть весна придет в луга, Чтобы мой Али вернулся.

Красногрудых снегирей Манят в инее рябины. Эту пору я люблю: Сходит мой Али с вершины.

Я люблю, когда в горах Распускаются тюльпаны. В эту пору мой Али Возвращается с кутана.

Лето тянется, как год. Оттого, наверно, это, Что в горах Али всегда На лугах проводит лето.

Долго тянется зима. Солнце прячется в тумане. Оттого, что мой Али Не в ауле — на кутане.

Лягут пусть в горах снега, Чтоб домой Али вернулся. Пусть весна придет в луга, Чтобы мой Али вернулся».

На сердце, как в поле на всходы, То солнце ложится, то тень. А дни то ползут, словно годы, То год пролетает, как день.

Подрос жеребенок веселый Для плуга, арбы и седла. Впервые в аульскую школу Алиева Ася пошла.

И справил сапожки из хрома (Ему уже двадцать один) Порой не ночующий дома Салмана плешивого сын.

Спускаясь с отарой овечьей На плоскость, Салман и Али В Гимринском ущелье под вечер Костер бивуачный зажгли.

Баран был насажен на вертел. Списал его актом Салман: Мол, в пропасть (подите проверьте) Свалился несчастный баран.

Туман нависал, как овчина. И мутной казалась луна. Тянули бузу из кувшина Хмелевшие два чабана.

Беседуя, как с побратимом, Цигарку свернув из хили , Салман, затянувшийся дымом, Сказал, обращаясь к Али:

«Послушай, я слышал, что ворон Стал черным как ночь потому, Что мысли свои до сих пор он Не хочет открыть никому.

Застряла, попавшись, как в невод, В башке моей дума одна. Да только не знаю, тебе вот По сердцу ли будет она?

Друзья мы, и нам не пристало Вести разговоры о том, Что люди, и реки, и скалы Привыкли нас видеть вдвоем.

Хлебнем-ка еще по глоточку. Не хвастаюсь, я не таков, Но верь, что любой свою дочку Отдать за Османа готов.

На прошлой неделе, не дале, Апан с Пайзулой и Чупан О том мне вовсю намекали, Но сердце, кунак, не карман.

И в нем заменять я рублями Не стану червонца. Али, С тобой мы в ауле домами Навек породниться б могли.

Покуда б росла твоя дочка, Терпенья б набрался мой сын. Лишь слово ты дай мне, и точка, — Кремневое слово мужчин».

Али захмелел. И порядка Не стало в его голове. Но было от этого сладко Лежать у костра на траве.

Казалось, что клочья тумана, Клубясь, превращались в ягнят. Промолвил Али: «За Османа Отдать я готов Асият».

Папахами и поясами Затем обменялись они. Каменья покрылись слезами, И звезд потускнели огни.

Коль дело решаешь — то мудро Держись от вина в стороне. Схватился за голову утром Али, отрезвевший вполне…

Ах, горцы, крепки вы порою Бываете задним умом: Когда уже дождь за горою, Бежите за буркою в дом.

Ругательства сыпля без счета, Ворота закрыть на запор Спешите, когда за ворота Увел уже буйвола вор.

Как будто бы черту в угоду, Не раз вам случалось в пути Разбить на ухабах подводу, А после дорогу найти.

Падение камня с вершины И криком «аллах» не прервать. Верны своей клятве мужчины, Верны, как бумаге печать.

И вот перед каждым камином В домах разговоры пошли О том, что Салмановым сыном Засватана дочка Али.

Слух мчится быстрее косули, У слуха особая прыть. И стали мальчишки в ауле «Невестою» Асю дразнить.

Летело в ответ мальчуганам: «Ослы! Вас излупит мой брат», И вежливо «дядей Османом» Османа звала Асият.

Есть тайны, до срока в секрете Их держит природа. И тут Права она. С возрастом дети – Пускай лишь о них узнают.