В откровении церемонномсолнце выплыло желтым лимоном…И его дымящийсятерпкий сокна песке бурлил,на асфальте сох,пеленой пахучей тек по стволу,из шершавой коры выжимал смолу,на скамейке забытую книгу прочел,золотыми пулями сделал пчел,прожурчал по пляжу,чаек дразня.Был приправою дня!Был основою дня!..А потом над рощею, над холмомнеподвижножараповисла…Люди жмурились, глядя на вечный лимон.Людям было светло.И кисло.
Разговор о снеге с семилетним Ка Саном – сыном сингапурского поэта Го Бо Сена
Ка Сана море утомило.Но он — серьезный человек.И —проникая в тайны мира,он просит:– Расскажи про снег!Я рисовал, да не выходит.Никак его я не пойму…Он — как мороженое?– Вроде…– Не может быть!– Ну почему?Представь, поверь такому чуду:зимой у нас,в моей Москве,лежит мороженое всюду —на улицахи на траве,и на деревьях,и на крышах.В любых дворах.У всех дверей.Для всех девчонок
и мальчишек.А в зоопарке — для зверей.У нас оно зовется «снегом».Еговсе государство ждет…Идет мороженое с неба.Просторно,сказочно идет.Оно похрустывает слабо,к прохожим просится в друзья…– А это сладко?– Очень сладко!Так сладко, что сказать нельзя…Мой собеседник затихает.Глядит неведомо куда…– А вы счастливые… —вздыхает.Я соглашаюсь:– Иногда.
Акулы острова Горе
Здесь хорошо.Здесь даже в январевода — приятная до удивленья…А остров называется Горе.Горе.(Прошу не путать ударенья.)Когда-то, —если книга не лгала, —у жителей Горе(Горе.Не горе)из всех профессий главною былаодна профессия:работорговля.На финише растерянной земли —в цепях и плачах, голоде и вони —живой товаргрузили в корабли.А ослабевших сталкивали в волны…И начинался звездный час акул!Обеденный.Невозмутимый.Адский.Их пиршество. Их время. Их разгул —воистину —бездонно-океанский!Был праведен охотничий азарт,когда ему эпоха потакала!..Все это было двести лет назад.У острова Горе.Вблизи Дакара…Давно работорговли в мире нет.У океана —вид уютной шкуры…Но вдумайтесь:и через двести лет, —тревожа память целых двести лет,не умирая эти двести лет,сюда —из всех морей! —плывутакулы!Как будто в самом деле — поклялись!Штурмуют островок стада акульи.Глаза акул сквозь голубую слизьмерцают,словно в темноте — окурки.И никакой ученый не постиг,зачем акулам вечная поверка…Вы скажете:«Наверное, инстинкт…»А вдруг — надеются на человека?А если,приходя сюда опять,они упрямо и угрюмо верят,что времяможет повернуться вспятьи снова человечинкой повеет!..Акулы приплывают на заре.Скользя вблизи.Маячат в отдаленье…А остров называется Горе.Горе.(Не надо путать ударенья.)
Трещинка
Речка Тахо, речка Тахо под Толедо…Над зеленою водойбормочет птаха.Желтоватая долина — как тарелка.Трещинкой на дне долины —речка Тахо.А Толедо – как нахмуренное чудо.Как далекий отзвук рыцарского гимна.Тусклым золотомблестит его кольчуга…Я не слушаю начитанного гида.Голос гида для меня звучит нелепо.Почему-то мне глядеть на город больно.Слишком долго я шагал к тебе, Толедо!Исполняются желаньяслишком поздно…Память снова подымается из праха.Вновь клянутся пацаны у школьной карты.Крепокдолгий сон бойцов интербригады…Ты —как трещинка на сердце —речка Тахо.
Гитара Гарсиа Лорки
А одна струна — тетива,зазвеневшая из темноты.Вместо стрел в колчане — слова,А когда захочу — цветы.А вторая струна — река.Я дотрагиваюсь до нее.Я дотрагиваюсь слегка.И смеется детство мое.Есть и третья струна — змея.Не отдергивайте руки:это просто придумал я —пусть боятся мои враги.А четвертая в небе живет.А четвертая схожа с зарей.Это – радуга, что плыветнад моею бедной землей.Вместе пятой струны —лоза.Поскорее друзей зови!Начинать без вина нельзяни мелодии, ни любви.А была и еще одна,очень трепетная струна.Но ее — такие дела —злая пуляоборвала.
Прилет
Словно вынырнул, вышел из чрева Земли.Или падал в пропасть.И не разбился.Настроение — словно тебя спасли.Состояние — будто впервые влюбился.Все чуть-чуть расплывчато.Чуть смещено.Самолет по бетону катится долго.А тебе невесомо.Тебе смешно.Ты твердишь оглушенно: «Вот мы и дома!..Вот и все…»Самолет замедляет бег.«Вот и все…»А сердце прожгло рубашку…Настоящий лес. Настоящий снег.И автобусикс дверцами нараспашку.А еще воробьи. А еще закат.И морозец.И не было расставаний…Стюардесса воркует на трех языках.Стюардесса просит, чтоб мы не вставали.Мы смеемся.Светло гудит голова.Даже лужи блестят водою живою…И зачем-то написано слово «Москва».Будто этоможет бытьне Москвою.
«Улетая, накажу…»
Улетая, накажу:«Ужин приготовь…»Но, как чайник, на газуты не грейлюбовь.Памяти не прогневи,сидя у окна.Восемнадцать лет любвинашей.И она —не костер в разгуле мглыпосреди ветров(сколько на Землезолыот таких костров!).Не обвал и не пурга.Не мельканье шпал.А надежная рука,чтобы —не упал.И привычка. И тепло.И пьянящий сок.Не сгорело.Не прошло.Не ушло в песок.Пусть она глядит, лучась.Уплывает вверх…Улетаю в этот час.В этот зыбкий век.Буду письмам очень рад.Позвоню, что цел…Возвращусь, как бумеранг,не попавший в цель.
Повара
Земля еще и потому щедра,что в мире существуютповара!..Благословенны их простые судьбы.А руки —будто помыслы —чисты.Профессия у них добра по сути.Злой человекне встанет у плиты.Я знаю, что древнее всяких библийкрутые глыбы кулинарных книг…Зазывный запах — терпкий и обильный —на
улице,как музыка, возник…Пыхтят в духовке блюда-недотроги.И флотский борщ волнуется впотьмах.И расцветает блин на сковородке.И смачно пузырится бешбармак.Зеленый перецзатевает с мясомобщение в серебряном дыму.Наука сочетается с шаманствоми торжествует вопреки всему!..Свершается!Сейчас бы грянуть маршам…А повар —белоснежная гора —среди больших кастрюль стоит, как маршал,и говорит решительно:«Пора!..»Он все сказал вам.Он не ждет награды.Во взгляде —вопрошающий озноб…И странный отблеск театральной рампывдруг заполняет кухню до основ.Пускай твердят про вечность летописцы,пусть трагик воспевает пыль эпох.А я —о прозе.О еде.О пище.Ведь если где-то существует бог,его я вижу у плиты великой, —распаренного,с черпаком в руке.С загадочною, доброю улыбкой.И – непременно —в белом колпаке.
За кулисами
Безобманный гул кулис.Пот и пудра —пополам!Кто б ты ни был, покорисьжарящим юпитерам…Знаменитый акробат,демонстрирующий мощь,от угластых мышц горбат,после номера,как морж, —мокрый!В кресле у стола.Никого не узнает…Может, дождь на сцене льет?Может, крыша протекла?..В коридорчике пустомпышнотелый баритонбродит с видом короля.Монотонно тянет:«Ля-а-а-а…»Упивается.Распевается…Вот сопрано из Читывходит,тиская цветы.А за нею — плеск ладош.Дождь на сцене. Дождь. Дождь…А в буфете за стенойот народа —как в парной!Чтоб не слишком горевать,сели около рыбцатри заслуженных певцаи один лауреат…Хора фрачная толпа —разученейшая…Вполноги сверяют падва чечеточника.Спит кудесник малых форм.В платьескользком, как змея,чтица дышит в телефон:«Мама,это снова я…За Маринкой проследи,чтобы легла до десяти.Или в десять.Точь-в-точь…»А на сцене хлещет дождь!Хлещет ливень вихревой.Разодетой жертвы ждет…Очень скоро он пойдетнад моею головой…Танцевальный Аполлонрепетирует поклон.Поклонился он стене,стулу,пепельнице,мне…Огорчается.Не получается…Пианист угрюм и тощ.А на сцене хлещет дождь!..Балерина из углавстрепенулась:«Я пошла!..Мне пора, пора, пора…Все!..»– Ни пуха, ни пера!..– К черту!
Сказка о медных трубах
И довелось испытать ему огонь, воду и медные трубы.
Из старой книги
Жил богатырь на свете. Претендовал на корону.Не было у гражданина ни слабостей, ни гордынь.Съедал на обед барана.На ужин съедал корову.Был богатырь что надо!Сказочный былбогатырь…Он – либо сражался, либо думал: с кем бы сразиться?!И никакая силане могла его удержать…Князю приходится княжить.Прачке – с бельем возиться.Богатырюприходится подвиги совершать…Однажды он въехал в море. На добром коне. С разгона.И там пропадал, —рассказывают, —почти до восьми утра.А утром князю в подарок привез он Царя Морского.Люди кричали:«Браво-о-о!..»Люди кричали:«Ура-а-а-а!..»А богатырь отправился в Царство Зловонной Гари, —жажду геройства новым подвигом утолил.Огненного Страшилу голыми взял руками!(Только усы да бровичуточку опалил.)Княжеские глашатаи на площадях хрипели.Был потрясающий праздник! (Я знаю, что говорю.)Звонкие трубы пели,чистые трубы пели,медные трубы пелиславубогатырю!Слушал он эти трубы в очень достойной позе.Слушал он их, внимая каждой отдельной трубе.Слушал их днем и ночью.Вдумчиво слушал.А после —разволновался. И помер. От уваженья к себе… —Жил богатырь на свете. Явно – не самый слабый.Был богатырь, и – нету.Жалко богатыря.Страшное испытанье: медные трубы славы!Соображали предки.Слов не бросали зря.
Сказка о добром джинне
Олегу Рудневу
Джинн был добрым.Из бутылки вылез,а бутылку подарил мальцу…Стражники царевы подивились:мимо них шагнула тень к дворцу.Царь,румяный, как шашлык по-царски,глянул на волшебника хитро:– Ты откуда взялся?– Я?Из сказки.– А сюда зачем?– Творить добро.– Значит, будешь требовать в наградузолотишко,бархату аршин?Может, дочку царскую?– Не надо.Ничего не надо.Я же — джинн.Царь перекрестился на икону,скипетром покачивая в такт,и сказал сурово:– Нет закону,чтоб добро творилипросто так!..Засмеялся джинн.Подался в город.И — покрытый копотью лучин —он сначалауничтожил голод,грамоте мальчишек научил,лес дремучий вырубил без страха,запросто остановил чуму…Люди относились к джинну страннои не очень верили ему.Их одно лишь интересовало:– Все-таки скажи,открой секрет…Сам-то ты неужто без навара?– Я же джинн!– Ну-у, это не ответ!Не бывает так… Добро приносишь.Бедным помогаешь задарма.Ничего себе взамен не просишь…Понимаешь? —Дураков нема.Джинн засеял рожью поле брани.(Люди ночьюэту рожь сожгли.)Рассыпал он истины. (Не брали.)Планетарий выстроил. (Не шли.)Джинна избегали.Джинна гнали.(Дважды чудом спасся от толпы!)Дружным хором джинна проклиналипасторы,раввиныи попы.Хаяли в костелах и в мечетях,тысячамишли на одного!..Джинн бы умер в тягостных мученьях,если бне бессмертие его.И, устав от мыслей раздраженных,плюнул джиннна непонятный мир…И решил онразводить крыжовник:ягоду, в которой – витамин.Для себя!..Над хутором заброшенным,над последней страстью чудакаплыли — не плохие, не хорошие —средниевека.