«Середь этой зимы понял я, как я к жизни прикован…»
Середь этой зимы понял я, как я к жизни прикован,Как не нужно от ней ничего, кроме дней и ночей…Даже вниз уходя осовевшим лицом пустяковым,Оглянусь изо всех сил: Божий свет, весь в снегу, весь в снегу до плечей.
Деревья —
– как в белых сетяхУснули тенета…Раз птицы сказались в нетях,Ну что ж за охота?Но, кажется, мир еще жив, —Пронзят они сетки,Зеленые перья сложив,И СЯДУТ НА ВЕТКИ.
Два
стихотворения
1
В русском небе – ни солнца, ни звезд,Только сосны светили сквозь дюны;Было видно, как пламенник естОсовевшее сердце лагуны.На чернеющем снизу холму,С полукругом земным за спиною,Я взглянул через смутную тьму —Встало русское море стеною.Ничего нету здесь моего.Даже воздуха, гаснущей тверди.Ни воды, ни земли – ничегомоего. Кроме Бога и смерти.
2
Закат сошел.Шумя меж сосн, съезжали дюны с локтя.Отделавшиеся от ясных шор,Вздыхали звезды в вогнутые стекла.Из всех разов, как я на свете жилВо тьме отсветных волн, что я видел, —Одной лишь этою я жизнью дорожил,Одну лишь эту жизнь не предвидел.
«Луны кусок в ее пятне…»
Луны кусок в ее пятнеСтоит над чащей неосиянной,И верхний ветер в сторонеНавис звучащий, но безуханный.Где был дворец, я вижу холм.Где хладен герб – живую птицу.И статуй облачных в глухомлесу Я вижу вереницу.Весь нижний город, и небесаСтоят, беззвучны; висят, не рады.Сады исчезли, и лесазабились в желтые ограды.
Три станса
Стрельнувшись из дому, вонзяся в ярый свет,С пронзенным зреньем в дым несясь древесныйИ голову подняв, – сквозь тщательный скелет,Ходящий ходуном – узрил я дом небесный.В безверхих колоннадах светлых линзШел я меж наискось сужающихся лезвийИ видел, хоть не мог, я бабочкин потертый низ —Сдвигающийся дым созвездный.Поднявши голову, поплачь о волосахЗемли, нацеленной за черными чужими голосами…Доколе светлые колонны в небесах,Доколе темные крыла за небесами.
«В иссиня-ясную Неву…»
В иссиня-ясную НевуСъезжает белое каленье.Ну как ей вымолвить: живу,Коли заковано в каменьеЕе дыханье наяву.Живется так же что и мне:Один средь отсветов зеркальных,Полууснувший, на спинеплыву. Уходит солнце. В спальняхподдонных – Рыбий стон во сне.Но – лишь учую я ветер тьмыНад лесом блесен недоцветшим —(Весь город – как корабль с кормы —вздыхает…) (Слово есть ушедшим)– Я вспоминаю жизнь на мы.
«Младенец, изменщика-века птенец, в минуту я (что ж? не святую?) схва…»
Младенец, изменщика-века птенец, в минуту я (что ж? не святую?) схва —тился за ржавого лавра венец и грязную чашу златую. И в царствованье рабов без господ господствовать взялся над сло —вом, над бабочкой-словом, чей сыпкий испод царит в полуночье лиловом! Хорошенький ж вышел я вам господин, о тьмы слюдяные извивы,без них, что ушли, унеслись, как один… – Ушедшие, что унесли вы? И как же – один – я сдержу этот
груз предсердно прогнувшейсястали?..Прозрачные крылышки с умерших муз, как легкие линзы слетали…
«Я – ворон, вернувшийся к Ною…»
Я – ворон, вернувшийся к Ною,Раззявши пластмассовый рот…Зато за моею спиноюКишенье – волна за волноюВоздушных и водных темнот.И скользко же, Осподи-Боже,В темнице десницы ТвоейЛуны вороненое ложеЗа узкою тенью моей.Лишь шопот валов равномерный
«Не голос, нет уже (– нам голос невозможен —)…»
Не голос, нет уже (– нам голос невозможен —).Не музыка еще (– мертвы мы не на столь —)…– Есть только скрып меча, ползущего из ножен:Так звуков падает заржавая фасоль.Куда бы я ни шел – не слышу я отзыва,Куда бы я ни пел – не вижу никого.– Лишь в море: скатная жемчужина отлива:Так обнажается безмолвья вещество.Но от зависших скал ко мне приходит эхо,Со стоном шевеля пустых морей меха,И падает к ногам, среди греха и смеха,Горящей птицею стиха.
—–
(О муза, надевай же бранное убранство! —Чужие голоса на кладбище твоем.Нам нужно, чтобы жить, такое постоянство,Как никому еще, чтоб просто жить вдвоем)
«В рай впускают только птиц…»
В рай впускают только птиц,Только птиц, только рыб,Стаявший луча изгиб у воды.Лишь светящуюся тьму(По холму сговоривДо поры не съезжать иДо беды).В рай впускают только техИ лишь тех, кто не мы,Лишь светящихся в воде и над ней.Только тех, кто обещалБез начал и канвыЛечь за светлою иглоюОкончанья дней.
Ворон Ноев
В саде кaмневом, охладелом,Желтом и синем саду,Всем изощренным именем-теломВ небо я овчее ниспаду.И не почувствовав расстоянья,И не успев вздохнуть,Птицею таянья и сияньяСебя я смогу согнуть. —Луком темным, мчащим вместеС светлой стрелкой своейВо всё уходящее перекрестьеВсё надвигающихся огней.Якорь я в звездных вoлнах свистящих(Крылья пoлны смолой);Ворон я в синих облачных чащахНад желтой Землей-Волной,Где – весь раскачанный волн бегом —Лишь камневый сад еще не померк,Где над желтым и синим ковчегомЯ, ворон, всё падаю вверх.
Одесса
У свисших куп – ни степени, ни веса,Лишь свертки тополей на голове…Куда же ж ты заехала, Одесса,На мусорном, зеленопенном льве?Не чувствую ни грека, ни еврея —Лишь полный и радяньский человек(В дрожащих пальцах музыка, хирея,Касается смежающихся век).Я шел пустым путем сквозь дни пустыеОт города в зерцающих тисках…(Рекой не двинув, сжалися РоссииС Москвою бессердечной на руках) —И вижу я, как можно – как с одежей —Чужую жизнь с чужих плечей согнать,Как можно жить на суше, как в прихожей —Как имени ее не вспоминать.