Собрать мозаику. Книга вторая

— Это граф лично проинформировал вас, капитан? Или вы узнали с помощью менталистов?

— С помощью наших лучших менталистов, генерал. Я докладывал об этом. Поэтому здесь не может быть никакой ошибки. Исключено, — уверенный ответ капитана.

— Вы его так и не нашли? — раздражённый вопрос генерала.

— Никаких следов, мой генерал, — немного растерянный ответ второго. — Граф Тубертон исчез из камеры, словно сквозь землю провалился. Виновные наказаны, но никаких следов. Никаких эманаций магии.

Тяжелый вздох одного из двух. Мне жутко холодно, рук я не чувствую. Я их слышу, но не могу все же осознать, где я и что со мной. Понимаю только, что мне ужасно неудобно, и тело мучает тянущая тупая боль.

— Значит, недостаточно ее пытаете. Для нее недостаточно, — холодный раздражённый голос генерала. — Поверьте, мой генерал, не любой здоровый мужик выдержит то, что выдерживает эта тангрийка.

Недолгое молчание.

— Капитан Бейкалич, вы понимаете, что значит этот артефакт для всех нас? — голос первого натянулся как струна.

— Полную и безграничную власть, мой генерал? — глухо отвечал другой.

— Артефакт подчинения гарантирует тому, кто его активирует, полную и безоговорочную покорность всех живых существ в радиусе ста миль, капитан. Ста миль! Да, это означает полную и безграничную власть над всеми людьми! Всеми магами, оборотнями, эльфами, над всеми живыми существами, не обладающими достаточной ментальной защитой. Вы понимаете выгоду этого, капитан?! — в конце вкрадчивый вопрос.

— Его может активировать любой маг? — заинтересованно спросил капитан Бейкалич осипшим от волнения голосом.

Злой смех первого.

— Естественно, что нет. Только маг-универсал, в котором течет кровь императорских семейств нашего магического мира, — спокойно ответил генерал Мирадович. — Я смогу. Я член королевской семьи и знаю, что нужно делать. И Он бы смог, если бы артефакт смогли бы доставить Ему по назначению. Смог бы и тогда… — голос генерала зазвенел от переполнявших эмоций, — но увы! Зеленые лучи, эти гребаные занозы в заднице этой кошмарной войны! — в конце голос генерала снова стал очень злым.

Недолгое молчание. Шум, шаги, шелест бумаг, стук стаканов.

— Когда мы найдем артефакт, вы же не забудете про своего верного подданного, мой император? — заискивающий голос капитана Бейкалича вновь нарушает тишину.

— Не забуду, капитан, — холодно произнёс генерал. — Я ценю верность. Вы, главное, разговорите ее.

Гулкие медленные шаги. В мою сторону?! Только не это! Нет! Пресветлая, помоги мне! Кто такая эта «Пресветлая»? Зачем я ее зову? Но шаги приближаются…

Тихий вдох, выдох, они не почуяли еще, что я пришла в себя, потому что я уже научилась их обманывать. Давно научилась. Я с трудом понимаю, кто они, эти две опасные твари, но на уровне инстинкта знаю, нет, чувствую, что нужно притвориться, будто я все еще без сознания. Мышка, маленькая серая мышка, которой нет.

— Давно она на этих цепях висит? — глухой раздраженный голос генерала.

— Два дня, мой генерал, — спокойный ответ капитана. — Без воды, еды, справления нужды.

— Вы настоящий садист, капитан, — брезгливо произнес генерал.

Капитан довольно хмыкает, как будто ему сказали комплимент.

— Сладкая девочка была, мой генерал. Жаль, что молчаливая. Не пришлось бы доводить ее до такого состояния. Теперь не развлечешься. Самому противно.

— Все же вы — чудовище, капитан Бейкалич, — еле сдерживаясь, холодно произнес генерал. — Я себя всегда считал чудовищем, но вы…

— Кому-то нужно быть чудовищем, — спокойно возражает капитан. — Кто-то должен запачкать руки в крови ради великой цели и светлого будущего нашей империи, мой генерал. Мой император… Ради своего императора я готов на все.

Молчание и удаляющиеся медленные шаги.

— Да, кому-то нужно, — с притворным лживым вздохом сожаления соглашается генерал. — Пока рано называть меня императором, капитан, — добавил осторожно. — Не торопите события.

Звук открываемой и закрываемой тяжелой двери. Я уже знала этот металлический звук. Он мог быть как спасением для меня, так и предвестником жуткой опасности.

Тишина. Тяжелая. Идеальная. Опасная. Я пока все еще не дышу. Слишком опасно. Они могли притаиться и выжидать, как делали не раз до этого. И тогда вновь начнётся то… То, от чего я переставала чувствовать себя человеком.

Кто я? Зачем я им? О каком артефакте они говорили?

Наконец, я позволяю себе расслабиться, и измученное сознание уплывает на теплых убаюкивающих волнах забвения. Я устала. Как же я устала…

Мама… Мамочка, где ты? Забери меня отсюда. Забери, пожалуйста…

Темнота накрывает меня, убаюкивает и вдруг я вижу ее. Я не узнаю ее, эту незнакомую женщину, но знаю, что это она. Моя мама. Она пришла за мной. Худая белокурая и голубоглазая женщина… без возраста, на которой темно-зеленое грязное платье с бурыми следами. Она протягивает ко мне худые руки и что-то говорит. Бледные бескровные губы шевелятся, но я почему-то не слышу ее. Я стараюсь понять, внимательно смотрю в ее глаза. Они воспаленные, красные и сухие, а щеки впалые, само же лицо серо-белое.

Я понимаю, что она зовет меня, настойчиво зовёт, но строгая женщина в золотом невесомом наряде, с золотым обручем на голове и со странными огромными золотыми глазами появляется рядом с мамой и четким сильным движением тонкой руки отправляет ее в золотой водоворот, который закручивает… закручивает маму и уносит от меня.

Я чувствую острое разочарование и панику. Всей силой измученной души я хочу за мамой в тот золотой водоворот. Мне кажется, там будет хорошо, но женщина в золотом грубо и с силой отталкивает меня от него.

— Уходи! — я отчётливо слышу громкий властный голос. — Уходи, зелёный луч! Потерпи еще чуть-чуть. Скоро твои мучения закончатся. Тебе надо потерпеть…

Я хочу крикнуть и спросить, кто она и почему так уверенно говорит это, но крик застревает в горле, и я не могу сказать ни слова. Горло словно сдавили железными тисками. Я завороженно смотрю в глаза властной незнакомки, не в силах отвести взгляд, и с изумлением вижу, что у нее три зрачка. Все три золотые и холодные. Они меняются местами, кружатся, и все абсолютно без капли участия и теплоты. Словно золотые ледяные шарики.

— Уходи! — повелительно повторяет она и поднимает изящную руку в мою сторону.

Меня тоже начинает засасывать в водоворот, но не в золотой, как маму до этого, а в темный, вязкий, холодный. Я хочу закричать, что не хочу в него попасть, что хочу туда, в тот другой — золотой, но не могу говорить и шевелиться. От вращающихся золотых зрачков сильно кружится голова, и меня все же засасывает в тёмный водоворот холода и безысходности.

Тангрия. Военный госпиталь. Настоящее время. 3202 год.