Собственность Короля
Шрифт:
Понимаю.
Я все понимаю.
Кроме, разве что, одного.
«Что Грей сделает, когда узнает, чья вы на самом деле дочь?»
Денис ненадолго засыпает, как будто облегчив душу находит покой хотя бы на эти несколько минут. Я забираю стакан, иду заваривать новую порцию лимонного чая, помня, что людям с его проблемами нужно постоянное обильное питье и помощь профессионалов. Все, что я могла для него сделать — я сделала.
— Аня, а Денис… — Марина заходит за мной следом, и почему-то становится на носочки. — Он поправится?
Она, конечно, еще ребенок, но
— Я… — Смотрю на нее, вспоминаю почти седую голову моего девятнадцатилетнего брата и язык не поворачивается сказать ей то, в чем я сама ни капли не уверена. — Я не знаю. Я надеюсь, что он… сильный…
— Он очень, очень сильный!
Марина бросается ко мне, порывисто обнимает и мы стоим так в полной тишине, пока ее не нарушает приглушенный щелчок выключившегося чайника. Марина быстро заливает воду в заварник, подражая мне, выдавливает туда четверть лимона, и сама идет в гостиную.
Через десять минут приезжают врачи.
Охранник проводит их в дом, я просто здороваюсь и жестом указываю на диван, где лежит заново бьющийся в ознобе Денис. Влад точно рассказал в общих чертах, в чем дело, потому что от меня требуется только пара ответов на формальные вопросы. Ничего другого я все равно не могу — как, где и с кем жил Денис все это время, понятия не имею. И это настолько больно, что хочется рвать на себе волосы и ругать последними словами.
Хорошая сестра, ничего не скажешь.
Накидываю кофту, украдкой выхожу на веранду, чтобы глотнуть пропитанный солью колючий ночной воздух. На толике из ротанга — тяжелая бронзовая пепельница. Кажется, Влад пару раз тут курил.
Горло сдавливает спазмом.
Надо поплакать, но я просто не могу.
Знаю, что станет легче — и все равно не получается.
Воображение все время пытается нарисовать историю со слов Дениса, но получается только безобразный кровавый комикс.
Я все время смотрю на телефон, наивно веря, то Влад перезвонит и, как обычно, скажет что-то вроде: «Не парься, Нимфетаминка, я все решу». Только как он может решить давно свершившееся прошлое? Даже ему не под силу сделать так, чтобы я перестала быть дочерью своего отца.
Глава сорок шестая: Влад
По миру я начал летать сильно после двадцати лет.
Хотя «по миру» для тех моих доходов — это сильно громко сказано. Просто катался туда, куда позволял дотянуться мой скромный доход, из расчета на то, что приходилось экономить каждую копейку, чтобы выполнять капризы моей красавицы-жены. Но примерно тогда же я возненавидел все аэропорты. Потому что даже когда Кузнецова находила время меня встретит (примерно пятьдесят на пятьдесят) делала она это как будто даже не ради меня, а выполняя супружеский долг. Уже когда у нас все катилось к черту — правда, тогда я этого еще не знал — она даже как-то сказала, что все эти встречи — просто никому не нужная формальность, и типа какая вообще разница, встретит она меня просто в зале ожидания, уставшая и часто среди ночи, или дома.
С тех пор меня никто никогда не провожал, и, само собой,
не встречал. Дина как-то пробовала залететь резкая как понос, но я ее сразу послал и попросил не устраивать из моей посадки дешевую клоунаду с сотней шариков, на каждом из которых была напечатана моя рожа.Когда Аня отвезла меня в аэропорт, я чувствовал себя Чарли, который приехал на шоколадную фабрику по золотому билету, которые, конечно, никак не мог к нему попасть, но все равно оказался в руках.
А сегодня, садясь в самолет, я просто сказал себе, что чудеса закончились и собственно, хули бы сожалеть о том, что Чарли приехал на шоколадную фабрику в гости, а не на ПМЖ.
Поэтому, после прохождения паспортного контроля, закинув сумку на плечо, просто пру по лестнице через зал ожидания, особо не смотря по сторонам.
Аня написала вечером — поблагодарила за помощь врачей, сказала, что ее брату поставили несколько капельниц, ему стало немного легче. И потом еще раз: «Спасибо за все, Грей», видимо, узнав, что место в реабилитационном центре я ему тоже застолбил. Я даже придумать не смог, было это просто сдержанной благодарностью или громким безмолвным искренни «спасибо». Решил, что не так уж это и важно.
— Да блин, — фыркаю, когда выбегающий из-за моей спины здоровым мужик заметно таранит меня плечом. — Смотри куда прешь!
Хотя, куда он прет и так вижу — прямиком в объятия такой же упитанной женщины. Лет им обоим хорошо за пятьдесят, а тискают друг дружку как школьники.
Да ну блядь.
За что мне это.
А потом мой взгляд цепляется за табличку с моим именем.
Прямо как в американских фильмах, даже написано английскими буквами.
У меня тупо пятки в пол врастают.
Останавливаюсь как баран.
Потому что табличку держит моя Нимфетаминка.
Конечно, в том розовом пушистом скафандре.
И в кедах.
И с помпоном чирлидерши в свободной руке.
Когда замечает, что попала в фокус моего внимания, вытягивает руку и делает пару совершенно, мать его, идеальных движений бедрами, размахивая сверкающим розовым помпоном с видом настоящей профессионалки.
Я крепко жмурюсь.
Если открою глаза, а ее там нет — у меня же точно крышечку с чайника сорвет.
Но Нимфетаминка никуда не девается, не превращается в в плод моего больного воображения.
Вместо этого она идет ко мне.
Останавливается в паре шагов и просто смотрит, как будто ей тоже нужно какое-то доказательство, что я существую за пределами ее головы.
— Да ну на хуй! — Я просто тащу ее за шиворот к себе, роняю эту гребаную сумку, подтягиваю Аню под подмышки.
Она тут же обхватывает меня ногами.
Улыбается мне в лицо.
Жутко заплаканная, бледная, со следам бессонницы на лице.
Но все так же вкусно пахнущая кокосами.
И такая пиздец теплая, что у меня руки ломит от потребности расплющить нас друг об друга.
— С возвращением, Грей, — улыбается, глядя на меня немного сверху вниз. — Эти Италии пошли тебе на пользу — ты стал еще красивее.
Я тупо как придурок бессловесный на нее смотрю.
Реально никуда не делась?
Да как такое возможно?
— Сознавайся, ты его в сумку негуманно запаковал? — делает вид, что хмурится.
— Кого?
— Коня! Ты же обещал коня в семью, Грей!