Сочинения. Том 1. Жатва жертв

Командир 316-го стрелкового полка Мартынов позвонил на командный пункт комбата Платонова: «Что за шум там у вас?» Платонов сказал, что, скорее всего, немцы производят огневой налет, никаких передвижений противника не замечено. Об огневом налете Мартынов доложил в штаб дивизии сам, так как хотел попутно выяснить, когда в часть прибудет пополнение.

Начальник штаба дивизии Усвятцев, недавно награжденный вторым орденом Красной Звезды, спросил командующего артиллерией подполковника Крулева, находившегося тут же в штабном подвале, известно ли ему месторасположение немецких батарей, ведущих огонь по позициям 316 полка. Крулев ответил: «Да». Но вести огонь по каждому поводу подполковник считал излишним, так как это раскрывает местоположение собственных батарей, на что — на такую тактику — командир дивизии однажды заметил: «Для вас лучшие пушки те, которые не стреляют».

Усвятцев сделал несколько звонков, чтобы выяснить, есть ли необходимость открывать контрбатарейный огонь.

Подполковник Крулев направился ходом сообщения к артиллерийским разведчикам.

Сержант Иванов не успел дойти до своего земляка из Курска. Он был убит, когда до землянки оставалось пройти несколько шагов. Осколок снаряда разрезал его почти надвое. Сержант Иванов подумал, что кровь течет, как река.

Расчеты 2, 3, 4 батарей продолжали вести огонь. После пятнадцати залпов они знали: принято делать файер-паузу на полторы-две минуты. Это положительно сказывается на состоянии материальной части орудий, и за эти полторы-две минуты противник может, ожидая вылазки, занять места в своих окопах. Пока они снова будут укрываться в землянках и блиндажах, снаряды нанесут им дополнительные потери.

На целесообразность файер-пауз указывали преподаватели артиллерийских и пехотных училищ всего мира. И теперь, продолжая стрельбу, расчеты орудий поглядывали на командиров батарей.

Снаряд четырнадцатого залпа, выпущенный тем же орудием, у которого произошла задержка с выбрасывателем, попал в дымоход землянки 1-й роты второго батальона 316-го полка. В это время здесь находились рядовые Потапов, до войны человек без определенных занятий, Сидоров Михаил Петрович, закройщик фабрики «Трибуна», кстати, большой любитель хорового пения, Платонов, однофамилец командира батальона, и ефрейтор Овчинников, который считал, что на войне люди погибают только из-за своей дурости. Потапов, Сидоров, Платонов были убиты, Овчинникова невредимым выбросило через дверь землянки.

В 10.00 команда на продолжение огня не последовала. Но на второй батарее раздался запоздалый выстрел: расчет одного орудия не уложился в темп стрельбы. На других батареях, услышав выстрел, улыбнулись.

Подполковника Крулева позвали к телефону, как только он вошел в блиндаж артиллерийской разведки дивизии. Начальник штаба Усвятцев, недавно награжденный вторым орденом Красной Звезды, сообщил, что получено распоряжение на ответный налет по немецким батареям. Крулев сказал, что через пять минут огонь будет открыт.

Старший лейтенант Кандыба, командир отделения артразведчиков, положил перед начартом карту с отметками о предполагаемом расположении немецких батарей. Крулев по телефону продиктовал координаты своему помощнику капитану Воробьеву, тот, в свою очередь, передал их командирам двух батарей 75-мм пушек и батареи 122-мм гаубиц и назначил время первого залпа.

Командир 7-й гаубичной батареи капитан Кутузов заявил, что он может вести огонь только из двух орудий, так как два других в ремонте, о чем он уже докладывал. Капитан Воробьев сказал: «Все у вас не слава богу», — и указал произвести расстрел снарядов из расчета ведения огня всеми четырьмя орудиями.

Командир 2-й роты капитан Малофеев без сопровождения вышел из своего командного пункта и направился в траншею первой линии. Первым он встретил Семена Александровича Макарова, который вследствие контузии потерял слух. Капитан Малофеев решил вынести благодарность рядовому Макарову, который, несмотря на контузию, не покинул свой пост. Затем встретил старшину Парамонова, который вместе с рядовым Пахомовым несли на шинели убитого сержанта Иванова.

Капитан Малофеев в бинокль осмотрел немецкие позиции. Ефрейтор Овчинников в это время ему рассказывал, как в дымоход его землянки попал снаряд. «Дурак», — подумал, но не сказал командир роты.

Как он уже докладывал, в расположении немцев никакого передвижения не наблюдалось.

«Бедный Кнок», — подумал командир пехотного полка 18-й дивизии Хохдорфер, когда после перерыва снова послышалась артиллерийская стрельба. Но тотчас мысленно поправился, ибо выстрелы донеслись с русской стороны.

Снаряды гаубичной батареи, половина орудий которой находились в ремонте, разорвались в расположении транспортной роты саперного батальона 18-й пехотной дивизии. Снарядами были убиты две лошади и разбросана поленница дров.

Координаты, полученные двумя другими батареями, лишь частично совпадали с месторасположением немецких батарей, участвующих в карательном огневом налете: снаряды 1-й батареи ложились справа, 2-й батареи — с перелетом на 300 метров. Что касается гаубичной батареи, в течение десяти минут ее огонь разгромил транспортную роту саперного батальона, которая оказалась под снарядами случайно.

Были уничтожены: два грузовых «Опеля», склад с горючим и цементом. Ефрейтор Фогель, получивший медаль за храбрость, проявленную при наведении переправы через реку Нарву, пытался вывести свою автомашину из автопарка, но отказался от этой мысли, когда в расположении батальона вновь разорвались снаряды. Командир батальона майор Кныш, член нацистской партии с 1923 года, сообщил в штаб дивизии, что если позволить русским еще полчаса расстреливать его батальон, то от него ничего не останется.

По согласованию с представителем авиации майором Кноррингом, лейтенант Нушке, пилотировавший свой «фокке-вульф» в районе Синявинских болот, получил приказ определить координаты русских орудий, ведущих огонь в районе Колпино. Нушке доложил о получении приказа и изменил курс полета с северо-западного на юго-западный. В районе Колпина облачность была ниже, и нужно было точно рассчитать выход к батареям, чтобы не оказаться раньше времени под прицельным огнем мелкокалиберных автоматических пушек.

Иван Павлов на дне окопчика подпаливал кресалом ватный фитиль и гасил. Бывалые снайперы предупреждали: закуришь — покойником будешь.

В расположении транспортной роты горели машины.

На батареях 75-мм орудий предполагали, что ведут огонь по немецким артпозициям.

Фельфебель Нагель, его ценили за познания истории Рима, собирал в ранец личные вещи убитого ефрейтора Кнока, которые затем будут отправлены семье убитого:

— пачка писем,

— две фотографии с женой и детьми,

— мельхиоровый портсигар,

— роман «Я был с ними» в глассированной обложке,

— Евангелие,

— пластмассовый шарик,

— колода игральных карт.

Ефрейтор Овчинников, чьи все товарищи по землянке были убиты, а он остался невредимым, по приказанию командира роты заменил на посту Семена Александровича Макарова, которому вскоре будет объявлена благодарность за то, что, получив контузию, он не оставил своего поста. Овчинников глупо улыбался и повторял: «Мать ты моя родная, мать ты мой родная!..»