Сочинения. В 2-х томах

Стих 16. Как сомовья икра, как песцовый выжлец!

№ 287. ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ.В «Ленине», 1924, без названия — и совсем в иной редакции:

Я построил воздушный корабль, Где на парусе Огненный лик. Слышу гомон отлетных цапль, Лебединый, хрустальный крик. По кошачьи белый медведь, Слюня лапу, моет скулу… Самоедская рдяная медь Небывалую трубит хвалу. Я под Смольным стихами трубил, Где горящий, как сполох, солдат Пулеметным пшеном прикормил Ослепительных гаг и утят. Там ночной звероловный костер, Как в тайге, озарял часовых… Отзвенел ягелевый узор, Глубь строки и капель запятых. Только с паруса Ленина лик Путеводно в межстрочья глядит, Где взыграл, как зарница, на миг Песнобрюхий лазоревый кит.

Строфа с Демьяном Бедным (предпоследняя) исключена вовсе, а остальные искажены до неузнаваемости цензурой (или автором — под давлением цензуры). «С книжной выручки Бедный Демьян подавился кумачным хи-хи» — уже в те годы началось чудовищное массовое производство стихов, плакатов, брошюр, фельетонов в стихах, басен и песен — и чудовищное обогащение Демьяна Бедного. 30 августа 1918 эсерка Дора Каплан стреляла в Ленина, а уже 7 сентября 1918 Демьян Бедный писал на разудалый мотив: «Мы раны нашего вождя слезами ярости омоем» (Демьян Бедный. Избр. произведения. Больш. серия «Библиотеки Поэта», изд. «Совет. Писатель», Ленинград, 1951, стр. 94).

№ 288. ПОСОЛ ОТ МЕДВЕДЯ.В «Ленине», 1924, название снято.

№ 289. МЕДНЫЙ КИТ.В одноименной книге Клюева, может быть, первая публикация этой небольшой поэмы. Арахлин-град — апокрифический град-царство, который Господь покарал за грехи, послав на него дракона-Змея, пожиравшего девиц. Очередную жертву — Алисафию-царевну — спас Егорий Храбрый (св. Георгий Победоносец). Дивеево — женский монастырь, основанный преп. Серафимом Саровским неподалеку от Саровской обители, в Темниковском уезде Костромской губернии, у северных ее границ с губернией Нижегородской. Чапыгин, Алексей Павлович (1870–1937), родившийся в Каргопольском уезде Олонецкой губернии, превосходный прозаик («Белый скит», «Разин Степан», «Гулящие люди», и т. д.), — земляк Клюева, одно время близкий к «Скифам». «Инония» — «скифская» программная поэма Есенина (1918):

Языком вылижу на иконах я Лики мучеников и святых. Обещаю вам град Инонию, Где живет божество живых! Плачь и рыдай, Московия!..

Кострома — и название города, и русско-славянское божество смерти и зимы: Кострому жгут — в виде снопа — или топят в реке, озере, пруде — в Иванову ночь

ОГНЕННЫЙ ЛИК [3]

Львиный хлеб

3

[В 2-х т.]. — Т. 2 / Николай Клюев; Под общ. ред. Г.П. Струве, Б.А. Филиппова. — Б.м.: A.Neimanis, 1969. — С. 139–479.

Стихотворения и поэмы, не вошедшие в две книги «ПЕСНОСЛОВА»

290 Псалтырь царя Алексия,

Псалтырь царя Алексия, В страницах убрусы, кутья, Неприкаянная Россия По уставам бродит кряхтя. Изодрана душегрейка, Опальный треплется плат… Теперь бы в сенцах скамейка, Рассказы про Китеж-град. На столе медовые пышки, За тыном успенский звон… Зачураться бы от наслышки Про железный неугомон, Как в былом, всхрапнуть на лежанке. Только в ветре порох и гарь… Не заморскую ль нечисть в баньке Отмывает тишайший царь? Не сжигают ли Аввакума Под вороний несметный грай?.. От Бухар до лопского чума Полыхает кумачный май. Заметает яблонным цветом Душегрейку, постный псалтырь… За плакатным советским летом Расцветают розы, имбирь. В лучезарьи звездного сева, Как чреватый колос браздам, Наготою сияет Ева, Улыбаясь юным мирам.

291 Свет неприкосновенный, свет неприступный

Свет неприкосновенный, свет неприступный Опочил на родной земле… Уродился ячмень звездистый и крупный, Румяный картофель пляшет в котле. Облизан горшок белокурым Васяткой, В нем прыгает белка — лесной солнопек, И пленники — грызь, маята с лихорадкой, Завязаны в бабкин заклятый платок. Не кашляет хворь на счастливых задворках, Пуста караулка и умер затвор, Чтоб сумерки выткать, в алмазных оборках Уселась заря на пуховый бугор. Покинула гроб долгожданная мама, В улыбке — предвечность, напевы в перстах… Треух — у тунгуза, у бура — панама, Но брезжит одно в просветленных зрачках: Повыковать плуг — сошники Гималаи, Чтоб чрево земное до ада вспахать, — Леха за Олонцем, оглобли в Китае… То свет неприступный — бессмертья печать. Васятку в луче с духовидицей печкой, Я ведаю, минет карающий плуг, Чтоб взростил не меч с сарацынской насечкой Удобренный ранами песенный луг.

292 Россия плачет пожарами,

Россия плачет пожарами, Варом, горючей золой, Над перинами, над самоварами, Над черной уездной судьбой. Россия смеется зарницами, Плеском вод, перелетом гусей Над чертогами и темницами, Над грудой разбитых цепей. Россия плачет распутицей, Листопадом, серым дождем Над кутьею и Троеручицей С кисою, с пудовым замком. Россия смеется бурями, Блеском молний, обвалами гор Над сединами, буднями хмурыми, Где чернильный и мысленный сор, Над моею заклятой тетрадкою, Где за строчками визг бесенят!.. Простираюсь перед укладкою, И слезам, и хохоту рад. Там, Бомбеем и Ладогой веющий, Притаился мамин платок, О твердыни ларца, пламенеющий, Разбивается смертный поток. И над Русью ветвится и множится Вавилонского плата кайма… Возгремит, воссияет, обожится Материнская вещая тьма!

293 Я знаю, родятся песни —

Я знаю, родятся песни — Телки у пегих лосих, — И не будут звезды чудесней, Чем Россия и вятский стих! Города Изюмец, Чернигов В словозвучьи сладость таят… Пусть в стихе запылает Выгов, Расцветет хороводный сад. По заставкам Волга, Онега С парусами, с дымом костров!.. За морями стучит телега, Беспощадных мча седоков. Черный уголь, кудесный радий, Пар-возница, гулёха-сталь Едут к нам, чтобы в Китеж-граде Оборвать изюм и миндаль, Чтобы радужного Рублева Усадить за хитрый букварь… На столетье замкнется снова С драгоценной поклажей ларь. В девяносто девятое лето Заскрипит заклятый замок, И взбурлят рекой самоцветы Ослепительных вещих строк. Захлестнет певучая пена Холмогорье и Целебей, Решетом наловится Вена Серебристых слов-карасей! Я взгляну могильной березкой На безбрежность песенных нив, Благовонной зеленой слезкой Безымянный прах окропив.

294 Умирают звезды и песни

Умирают звезды и песни Но смерть не полнит сумы, — Самоцветный лебедь Воскресни Гнездится в недрах тюрьмы. Он сосцов девичьих алее Ловит рыбок — чмоки часов… Нож убийцы и цепи злодея Знают много воскресных слов. И на исповеди, перед казнью. Улей-сердце выводит пчел, Над смертельной слезой, над боязнью Поцелуйный реет орел. Оборвутся часов капели, Как луга, омыв каземат, Семисвечником на постели Осенит убийцу закат. И с седьмого певчего неба Многовзорный скатится Глаз, Чтобы душу черней Эреба Спеленать в лазурный атлас. А за ним Очиститель сходит С пламенеющею метлой, Сор метет и пятна выводит, Хлопоча, как мать, над душой. И когда улыбка дитяти Расплещет губ черноту, Смерть — стрелок в бедуинском плате Роковую ставит мету.

295 Проститься с лаптем-милягой,

Проститься с лаптем-милягой, С овином, где дед-Велес Закатиться красной ватагой В безвестье чужих небес. Прозвенеть тальянкой в Сиаме, Подивить трепаком Каир, В расписном бизоньем вигваме Новоладожский править пир. Угостить раджу солодягой, Баядерку сладким рожком… Как с Россией, простясь с бумагой, Киммерийским журчу стихом. И взирает Спас с укоризной Из угла на словесный пляс. С окровавленною отчизной Не печалит разлука нас. И когда зазвенит на Чили Керженский самовар, Серафим на моей могиле Вострубит светел и яр. И взлетит душа алконостом В голубую млечную медь, Над родным плакучим погостом Избяные крюки допеть.

296 Коровы — платиновые зубы,

Коровы — платиновые зубы, Оранжевая масть, в мыке валторны, На птичьем дворе гамаюны, инкубы Домашние твари, курино-покорны. Пшеничные рощи, как улей, медовы, На радио солнце лелеют стволы. Глухие преданья про жатву и ловы В столетиях брезжат неясно-смуглы. Двуликие девушки ткут песнопенья, — Уснова — любовь, поцелуи — уток, Блаженна земля и людские селенья, Но есть роковое: Начало и Срок. Но есть роковое: Печаль и Седины, Плакучие ивы и воронов грай… Отдайте поэту родные овины, Где зреет напев — просяной каравай! Где гречневый дед — золотая улыба Словесное жито ссыпает в сусек… Трещит ремингтон, что Удрас и Барыба В кунсткамерной банке почили навек, Что внук китовраса в заразной больнице Гнусавит Ой-ра, вередами цветя… Чернильный удав на сермяжной странице Пожрал мое сердце, поэзии мстя.