Сочинения

Диалог у телевизора

— Ой, Вань, гляди, какие клоуны!Рот — хоть завязочки пришей…Ой, до чего, Вань, размалеваны,И голос — как у алкашей!А тот похож — нет, правда, Вань, —На шурина — такая ж пьянь.Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, —Я — вправду, Вань!— Послушай, Зин, не трогай шурина:Какой ни есть, а он — родня, —Сама намазана, прокурена —Гляди, дождешься у меня!А чем болтать — взяла бы, Зин,В антракт сгоняла в магазин…Что, не пойдешь? Ну, я — один, —Подвинься, Зин!..— Ой, Вань, гляди, какие карлики!В джерси одеты, не в шевьет, —На нашей пятой швейной фабрикеТакое вряд ли кто пошьет.А у тебя, ей-богу, Вань,Ну все друзья — такая рваньИ пьют всегда в такую раньТакую дрянь!— Мои друзья — хоть не в болонии,Зато не тащат из семьи, —А гадость пьют — из экономии:Хоть поутру — да на свои!А у тебя самой-то, Зин,Приятель был с завода шин,Так тот — вообще хлебал бензин, —Ты вспомни, Зин!..— Ой, Вань, гляди-кось — попугайчики!Нет, я, ей-богу, закричу!..А это кто в короткой маечке?Я, Вань, такую же хочу.В конце квартала — правда, Вань, —Ты мне такую же сваргань…Ну что «отстань», опять «отстань»,Обидно, Вань!— Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы —Накрылась премия в квартал!Кто мне писал на службу жалобы?Не ты?! Да я же их читал!К тому же эту майку, Зин,Тебе напяль — позор один.Тебе шитья пойдет аршин —Где деньги, Зин?..— Ой, Вань, умру от акробатиков!Гляди, как вертится, нахал!Завцеха наш — товарищ Сатиков —Недавно в клубе так скакал.А ты придешь домой, Иван,Поешь и сразу — на диван,Иль, вон, кричишь, когда не пьян…Ты что, Иван?— Ты, Зин, на грубость нарываешься,Все, Зин, обидеть норовишь!Тут за день так накувыркаешься…Придешь домой — там ты сидишь!Ну, и меня, конечно, Зин,Все время тянет в магазин, —А там — друзья… Ведь я же, Зин,Не пью один!

Я из дела ушел

Я из дела ушел, из такого хорошего дела!Ничего не унес — отвалился в чем мать родила, —Не затем, что приспичило мне, — просто время приспело,Из-за синей горы понагнало другие дела.Мы многое из книжек узнаем,А истины передают изустно:«Пророков нет в отечестве своем», —Но и в других отечествах — не густо.Растащили меня, но я счастлив, что львиную долюПолучили лишь те, кому я б ее отдал и так.Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак.Пророков нет — не сыщешь днем с огнем, —Ушли и Магомет, и Заратустра.Пророков нет в отечестве своем, —Но и в других отечествах — не густо.А внизу говорят — от добра ли, от зла ли, не знаю:«Хорошо, что ушел, — без него стало дело верней!»Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,Тороплюсь — потому что за домом седлают коней.Открылся лик — я стал к нему лицом,И он поведал мне светло и грустно:"Пророков нет в отечестве своем, —Но и в других отечествах — не густо".Я влетаю в седло, я врастаю в седло — тело в тело, —Конь падет подо мной — я уже закусил удила!Я из дела ушел, из такого хорошего дела:Из-за синей горы понагнало другие дела.Скачу — хрустят колосья под конем,Но ясно различаю из-за хруста:"Пророков нет в отечестве своем, —Но и в других отечествах — не густо".

Дорожный дневник

I. * * *

Ожидание длилось,а проводы были недолги —Пожелали друзья:«В добрый путь! Чтобы все — без помех!» —И четыре страныпредо мной расстелили дороги,И четыре границышлагбаумы подняли вверх.Тени голых берездобровольно легли под колеса,Залоснилось шоссеи штыком заострилось вдали.Вечный смертник — комар —разбивался у самого носа,Лобовое стеклопревращая в картину Дали.Сколько смелых мазковна причудливом мертвом покрове!Сколько серых мозгови комарьих раздавленных плевр! —Вот взорвался один,до отвала напившийся крови,Ярко-красным пятномзавершая дорожный шедевр.И сумбурные мысли,лениво стучавшие в темя,Устремились в пробой —ну,попробуй-ка, останови!И в машину ко мнепостучало просительно время —Я впустил это время,замешанное на крови.И сейчас же в кабинуглаза сквозь бинты заглянулиИ спросили: "Куда ты?На запад?Вертайся назад!"Я ответить не смог:по обшивке царапнули пули.Я услышал: "Ложись!Берегись!Проскочили!Бомбят!"Этот первый налетоказался не так чтобы очень:Схоронили кого-то,прикрыв его кипой газет,Вышли чьи-то фигурыназад на шоссе из обочин,Как лет тридцать спустя —на машину мою поглазеть.И исчезло шоссе —мой единственный верный фарватер,Только — елей стволыбез обрубленных минами крон.Бестелесный потокобтекал не спеша радиатор.Я за сутки путине продвинулся ни на микрон.Я уснул за рулем:я давно разомлел от зевоты.Ущипнуть себя за ухоили глаза протереть?В кресле рядом с собойя увидел сержанта пехоты:"Ишь, трофейная пакость, —сказал он. — Удобно сидеть".Мы поели с сержантомдомашних котлет и редиски.Он опять удивился:откуда такое в войну?"Я, браток, — говорит, —восемь дней, как позавтракал в Минске.Ну, спасибо. Езжай!Будет время — опять загляну".Он ушел на востоксо своим поредевшим отрядом.Снова мирное времяпробилось ко мне сквозь броню:Это время гляделоединственной женщинойрядом.И она мне сказала:«Устал? Отдохни — я сменю».Все в порядке. На месте.Мы едем к границе. Нас двое.Тридцать лет отделяетот только что виденных встреч.Вот забегали щетки —отмыли стекло лобовое.Мы увидели знаки,что призваны предостеречь.Кроме редких ухабов,ничто на войну не похоже.Только лес — молодой,да сквозь снова налипшую грязьДва огромных штыкаполоснули морозом по кожеОстриями — по-мирному —кверху,а не накренясь.Здесь, на трассе прямой,мне, не знавшему пуль,показалось,Что и я где-то здесьдовоевывал невдалеке.Потому для меняи шоссе, словно штык, заострялось,И лохмотия свастикболтались на этом штыке…

II. * * *

Жил-был один чудак,Он как-то раз, весной,Сказал чуть-чуть не так —И стал невыездной.А может, что-то спел не тоПо молодости лет,А может, выпил два по стоС кем выпивать не след.Письмо не отправлялПростым и заказным,И не подозревал,Что стал невыездным.Да и не собирался онНа выезд никуда —К друзьям лишь ездил на поклонВ другие города.На сплетни он махнулСвободною рукой, —Сидел и в ус не дулЧудак невыездной.С ним вежливы — на вы! — вездеБез спущенных забрал,Подписку о невыездеНикто с него не брал.Он в карточной игреЗря гнался за игрой —Всегда без козырейИ вечно «без одной».И жил он по пословице:Хоть эта масть не та —Все скоро обеззлобитсяИ встанет на места.И он пером скрипел —То злее, то добрей, —Писал себе и пелПро всяческих зверей:Что, мол, приплыл гиппопотамС Египта в Сомали —Хотел обосноваться там,Но высох на мели.И строки те прочлисьКому-то поутру —И, видимо, пришлисьС утра не по нутру.Должно быть, между строк прочли,Что бегемот — не тот,Что Сомали — не Сомали,Что все наоборот.Прочли, от сих до всехРазрыв и перерыв,Закрыли это в сейф,И все — на перерыв.Чудак пил кофе натощак —Такой же заводной, —Но для кого-то был чудакУже невыездной.Пришла пора — а тоОн век бы не узнал,Что он — совсем не то,За что себя считал.И после нескольких атак,В июльский летний знойЕму сказали: "Ты, чудак,Давно невыездной!"Другой бы, может, и запил,А он — махнул рукой!Что я? Когда и Пушкин былВсю жизнь невыездной!

III. Пятна на солнце

Шар огненный все просквозил,Все перепек, перепалил —И, как груженый лимузин,За полдень он перевалил.Но где-то там — в зените был.Он для того и плыл туда,Другие головы кружил,Сжигал другие города.Еще асфальт не растопилоИ не позолотило крыш,Еще светило солнце лишьВ одну худую светосилу,Еще стыдились нищетыПоля без всходов, лес без тени,Еще тумана лоскутыЛожились сыростью в колени,Но диск на тонкую чертуОт горизонта отделило.Меня же фраза посетила:Не ясен свет, пока светилоЛишь набирает высоту!Пока гигант еще на взлете,Пока лишь начат марафон,Пока он только устремленК зениту, к пику, к верхней ноте,Но вряд ли астроном-старикОпределит: «На солнце — буря»,Мы можем всласть глазеть на лик,Разинув рты и глаз не щуря.И нам, разиням, на потребуУверенно восходит он —Зачем спешить к зениту Фебу,Ведь он один бежит по небу —Без конкурентов марафон.Но вот — зенит: глядеть противноИ больно, и нельзя без слез,Но мы — очки себе на нос,И смотрим, смотрим неотрывно,Задравши головы, как псы,Все больше жмурясь, скаля зубы,И нам мерещатся усы.И мы пугаемся — грозу бы!Должно быть, древний гунн — АттилаБыл тоже солнышком палим,И вот при взгляде на светилоЕго внезапно осенило,И он избрал похожий грим.Всем нам известные уроды(Уродам имя — легион)С доисторических временУроки брали у природы.Им апогеи не претили,И, глядя вверх, до слепотыОни искали на светилеСебе подобные черты.И если б ведало светило,Кому в пример встает оно,Оно б затмилось и застыло,Оно бы бег остановилоВнезапно, как стоп-кадр в кино.Вон, наблюдая втихомолкуСквозь закопченное стекло,Когда особо припекло,Один узрел на лике челку.А там — другой пустился в пляс,На солнечном кровоподтекеУвидев щели узких глазИ никотиновые щеки…Взошла луна — вы крепко спите.Для вас светило тоже спит.Но где-нибудь оно — в зените.(Круговорот, как ни пляшите!)И там палит, и там слепит…

IV. Сказочная история

Как во городе во главном,Как известно — златоглавом,В белокаменных палатах,Знаменитых на весь свет,Воплотители эпохи,Лицедеи-скоморохи, —У кого дела не плохи, —Собирались на банкет.Для веселья есть причина:Ну, во-первых — дармовщина,Во-вторых — любой мужчинаМожет даму пригласить,И, потискав даму ону,По салону весть к балконуИ без денег — по талону —Напоить… и закусить.И стоят в дверном проемеНа великом том приемеНа дежурстве и на стремеТридцать три богатыря.Им потеха — где шумиха,Там ребята эти лихоКрутят рученьки, но — тихо,Ничего не говоря.Но ханыга, прощелыга,Забулдыга и сквалыгаОт монгольского от игаК нам в наследство перешли,И они входящим — в спинуХором, враз: "Даешь Мазину!Дармовую лососину!И Мишеля Пиколи!"…В кабаке старинном «Каме»Парень кушал с мужиками.Все ворочали мозгами —Кто хорош, а кто и плох.А когда кабак закрыли,Все решили: не допили.И трезвейшего снабдили,Чтоб чего-то приволок.Парень этот для началаЧуть пошастал у вокзала, —Там милиция терзалаСердобольных шоферов,Он рванул тогда накатомК белокаменным палатамПрямо в лапы к тем ребятам —По мосту, что через ров.Под дверьми все непролазней(Как у Лобного на казни,И толпа все безобразней —Вся колышется, гудет…),Не прорвешься, хоть ты тресни!Но узнал один ровесник:"Это тот, который песни…Пропустите, пусть идет!""Не толкайте, не подвинусь, —Думал он, — а вдруг на выносНе дадут, вот будет минус!.."Ах! Красотка на пути! —Но Ивану не до крали, —Лишь бы только торговали,Лишь бы дали, лишь бы дали!Время — два без десяти.У буфета все нехитро:"Пять «четверок», два пол-литра!Эй! Мамаша! Что сердита?Сдачи можешь не давать!.."Повернулся, а средь залаКраля эта танцевала!Вся блестела, вся сияла,Как звезда — ни дать, ни взять!И упали из подмышекДве больших и пять малышек(Жалко, жалко ребятишек,Очень жаждущих в беде),И осколки, как из улья,Разлетелись — и под стулья…А пред ним мелькала тульяЗолотая на звезде.Он за воздухом к балконам —Поздно! Вырвались со звономИ из сердца по салонамПокатились клапана…И назло другим принцессам,Та — взглянула с интересом,Хоть она, — писала пресса, —Хороша, но холодна.Одуревшие от рвенья,Рвались к месту преступленьяЛюди плотного сложенья,Засучивши рукава.Но не сделалось скандала,Все вокруг затанцевало, —Знать, скандала не желалаПредрассветная Москва.И заморские ехидныГоворили: "Ах, как стыдно!Это просто несолидно,Глупо так себя держать!.."Только негр на эту новостьУкусил себя за ноготь, —В Конго принято, должно быть,Так восторги выражать.…Оказал ему услугуИ оркестр с перепугу,И толкнуло их друг к другу —Говорят, что сквозняком,И ушли они, не тронувЛюбопытных микрофонов,Так как не было талоновСпрыснуть встречу коньяком.Говорят, живут же людиВ этом самом ГолливудеИ в Париже… Но — не будем,Пусть болтают куркули!Кстати, те, с кем был я в «Каме»,Оказались мужиками —Не махали кулаками,Улыбнулись и ушли.…И пошли летать в столицеНежилые небылицы —Молодицы, не девицы —Словно деньгами сорят;В подворотнях, где потише,И в мансардах, возле крыши,И в местах еще повышеРазговоры говорят.

V. * * *

М.В.

Люблю тебя сейчасНе тайно — напоказ.Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.Навзрыд или смеясь,Но я люблю сейчас,А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю.В прошедшем «я любил» —Печальнее могил, —Все нежное во мне бескрылит и стреножит,Хотя поэт поэтов говорил:«Я вас любил, любовь еще, быть может…»Так говорят о брошенном, отцветшем —И в этом жалость есть и снисходительность,Как к свергнутому с трона королю.Есть в этом сожаленье об ушедшемСтремленьи, где утеряна стремительность,И как бы недоверье к «я люблю».Люблю тебя теперьБез мер и без потерь,Мой век стоит сейчас —Я вен не перережу!Во время, в продолжение, теперьЯ прошлым не дышу и будущим не брежу.Приду и вброд, и вплавьК тебе — хоть обезглавь! —С цепями на ногах и с гирями по пуду.Ты только по ошибке не заставь,Чтоб после «я люблю» добавил я, что «буду».Есть горечь в этом «буду», как ни странно,Подделанная подпись, червоточинаИ лаз для отступленья, про запас,Бесцветный яд на самом дне стакана.И словно настоящему пощечина —Сомненье в том, что «я люблю» — сейчас.Смотрю французский сонС обилием времен,Где в будущем — не так, и в прошлом — по-другому.К позорному столбу я пригвожден,К барьеру вызван я языковому.Ах, разность в языках!Не положенье — крах.Но выход мы вдвоем поищем и обрящем.Люблю тебя и в сложных временах —И в будущем, и в прошлом настоящем!..

VI. Дороги… дороги…

Ах, дороги узкие —Вкось, наперерез!Версты белорусскиеС ухабами и без.Но как орехи грецкие,Щелкаю я их.Ох, говорят, немецкие —Гладко, напрямик.Там, говорят, дороги — ряда по три,И нет табличек с «Ахтунг!» или «Хальт!»Ну что же — мы прокатимся, посмотрим,Понюхаем не порох, а асфальт.Горочки пологие:Я их — щелк да щелк!Но в душе, как в логове,Затаился волк.Ату, колеса гончие!Целюсь под обрез, —И с волком этим кончу яНа отметке «Брест».Я там напьюсь водички из колодцаИ покажу отметки в паспортах.Потом мне пограничник улыбнется,Узнав, должно быть, — или просто так.После всякой зауми(Вроде: «Кто таков?») —Как взвились шлагбаумыВверх до облаков!Лишь взял товарищ в кителеСнимок для жены —И… только нас и виделиС нашей стороны!Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу.Они — рукой подать: наискосок.Так я впервые пересек границу —И чьи-то там сомненья пересек.Ах, дороги скользкие —Вот и ваш черед!Деревеньки польские —Стрелочки вперед.Телеги под навесами,Булыжник — чешуя.По-польски — ни бельмеса мы:Ни жена, ни я.Потосковав о ломте, о стакане,Затормозили где-то наугадИ я сказал по-русски: «Прошу, пани!»И получилось точно и впопад.Ах, еда дорожнаяИз немногих блюд!Ем неосторожно яВсе, что подают.А напоследок — сладкое,Стало быть: кончай!И на их хербатку яДую, как на чай.А панночка пощелкала на счетах(Все, как у нас! — Зачем туристы врут?), —И я, прикинув разницу валют,Ей отсчитал — не помню, сколько злотых —И проворчал: «По божески дерут».Где же песни-здравицы?Ну-ка подавай!Польские красавицы —Для туристов рай?А вона на поляночке —Души нараспах, —Веселились панночкиС граблями в руках."Да, побывала Польша в самом пекле! —Сказал старик и лошадей распряг, —Красавицы полячки не поблекли,А сгинули в немецких лагерях".Лемех вглубь въедаетсяВ землю, как каблук, —Пепел попадаетсяДо сих пор под плуг.Память вдруг разрытая, —Не живой укор:Жизни недожитые —Для колосьев корм.В моем мозгу, который вдруг сдавилоКак обручем (но так его, дави!),Варшавское восстание кровило,Захлебываясь в собственной крови.Дрались худо, бедно ли,А наши корпусаВ пригороде медлилиЦелых два часа.В марш-бросок, в атаку лиРвались, как один,И танкисты плакалиНа броню машин.Военный эпизод — давно преданье,В историю ушел, порос быльем.Но не забыто это опозданье,Коль скоро мы заспорили о нем.Почему же медлилиНаши корпуса?Почему обедалиЭти два часа?Потому что, танками,Мокрыми от слез,Англичанам с янкамиМы утерли нос.А может быть, разведка оплошала —Не доложила. Что теперь гадать!Но вот сейчас читаю я «Варшава» —И еду, и хочу не опоздать!

VII. * * *

Когда я отпою и отыграю,Где кончу я, на чем — не угадать.Но лишь одно, наверное, я знаю —Мне будет не хотеться умирать.Посажен на литую цепь почета,И звенья славы мне не по зубам…Эй! Кто стучит в дубовые воротаКостяшками по кованым скобам?!Ответа нет, но там стоят, я знаю,Кому не так страшны цепные псы, —И вот над изгородью замечаюЗнакомый серп отточенной косы.…Я перетру серебряный ошейникИ золотую цепь перегрызу,Перемахну забор, ворвусь в репейник,Порву бока — и выбегу в грозу!

VIII. * * *

Лес ушел, и обзор расширяется,Вот и здания появляются,Тени нам под колеса кидаютсяИ остаться в живых ухитряются.Перекресточки — скорость сбрасывайте!Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!И такие, кому не до братства, теТоже здравствуйте, тоже здравствуйте!Я клоню свою голову шалуюПеред Варшавою, перед Варшавою.К центру — «просто» — стремлюсь, поспешаю я,Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.Вот она, многопослевоенная,Несравнимая, несравненная, —Не сравняли с землей, оглашенные,Потому она и несравненная.И порядочек здесь караулится:Указатели — скоро улица.Пред старушкой пришлось мне ссутулиться —Выясняю, чтоб не обмишулиться,А по-польски — познания хилые,А старушка мне: — Прямо, милые! —И по-прежнему засеменила иПовторяла все: — Прямо, милые…Хитрованская Речь Посполитая,Польша панская, Польша битая,Не единожды кровью умытая,На Восток и на Запад сердитая,И Варшава — мечта моя давняя, —Оскверненная, многострадальная,Перешедшая в область предания, —До свидания, до свидания…

IX. Приговоренные к жизни

В дорогу — живо! Или — в гроб ложись.Да! Выбор небогатый перед нами.Нас обрекли на медленную жизнь —Мы к ней для верности прикованы цепями.А кое-кто поверил второпях —Поверил без оглядки, бестолково.Но разве это жизнь — когда в цепях?Но разве это выбор — если скован?Коварна нам оказанная милость —Как зелье полоумных ворожих:Смерть от своих — за камнем притаилась,И сзади — тоже смерть, но от чужих.Душа застыла, тело затекло,И мы молчим, как подставные пешки,А в лобовое грязное стеклоГлядит и скалится позор кривой усмешки.И если бы оковы разломать —Тогда бы мы и горло перегрызлиТому, кто догадался приковатьНас узами цепей к хваленой жизни.Неужто мы надеемся на что-то?А может быть, нам цель не по зубам?Зачем стучимся в райские воротаКостяшками по кованным скобам?Нам предложили выход из войны,Но вот какую заложили цену:Мы к долгой жизни приговореныЧерез вину, через позор, через измену!Но стоит ли и жизнь такой цены?!Дорога не окончена! Спокойно! —И в стороне от той, большой, войныЕще возможно умереть достойно.И рано нас равнять с болотной слизью —Мы гнезд себе на гнили не совьем!Мы не умрем мучительною жизнью —Мы лучше верной смертью оживем!