Сокровища Чёрного Монаха

– Да?!
– даже задохнулся от возмущения Маркиз.
– А портрет Пугачева мы тоже выдумали? Или это мы с тобой его нарисовали и в тайник положили?

– Он в этом тайнике, может, лет двести лежит, и его никто даже и не видел.

– Да нет, кому-то его, наверное, показывали, хотя бы тайком, - не очень уверенно возразил Колька.

– Кому же это, интересно, его показывали?
– ехидно спросил я.

– Кому, кому!
– огрызнулся Маркиз.
– Отстань! Кому надо, тому и показывали! Пушкину! Вот кому!...

глава девятая

Кому портрет Пугачева показывали?

Никитка так и прижился в монастыре. Прожив там год, он скопил денег и отправился в свою родную деревню, но оказалось, что мать его умерла, а отец собрал детей и ушел на заработки. Ушел, да и не вернулся, сгинул, словно его и не было.

Погоревал Никитка и отправился в Оренбург, там встретился с дядькой Кириллом, который ему очень обрадовался. Дядька за это время сильно сдал, как-то сразу постарел, постоянно кашлял и мерз. Отца он тоже не видел. Никитка оставил дядьке Кириллу немного денег, гостинцев от сестры и попросил, если встретит отца, передать, что Никитка служит в Москве, в Зачатьевском монастыре. Ему там хорошо, сытно, и работа по душе.

Они посидели с дядькой Кириллом, повспоминали, да и распрощались, путь обратный по тем временам был ох какой не близкий. Дядька обещал в Москву наведаться, сестре приветы передавал, но сердцем чувствовал Никитка, что дядька Кирилл не соберется в Москву. А если и соберется, то сил дойти не хватит.

С тяжелым сердцем и великой грустью покидал Никитка родные края, понимал, что вряд ли когда еще сюда вернется.

Так и случилось. В тихих монастырских трудах текли годы. Никитка взрослел, а вечерами тешил собиравшихся к нему на огонек монахинь сказками, которых знал от бабки, сельской сказительницы, великое множество. Память у Никитки была чудесная, и почти все сказки он запомнил на слух. Кое-что пересказывал, а что-то и сам сочинял.

Вскоре монахини разнесли по городу весть про сказочника Никиту. Стали к нему из любопытства знатные люди заглядывать. Иногда даже специально за ним коляску присылали, господа просили приехать вечером сказки порассказать.

И повадился к дядьке Никите один грамотей в гости хаживать. Целыми днями у него просиживал. Наверное, воз бумаги извел, терпеливо записывая за Никитой. И просил все как есть рассказывать, с разными окончаниями, если такие были. Никиту это не тяготило. Наоборот, помогало долгие одинокие вечера коротать.

Уж, казалось, все сказки переписал новый знакомец Никиты, сколько лет ходил к нему, как на службу. Это ж надо столько терпения иметь! А все не отставал грамотей от Никиты, который уже стариком стал. Все про жизнь расспрашивал, пословицы да поговорки, присказки всякие записывал, игры деревенские. Так вот незаметно рассказал ему дед Никита про тайну свою, которую много лет хранил.

Рассказал он про то, как с самим Пугачевым виделся и как портрет его писал.

Собеседник слушал его с жадностью, потом нетерпеливо спросил:

– А что портрет, уничтожил ты его, дядя Никита?

– Да нет, господин, - вздохнул, помявшись, Никита.
– Рука не поднялась. И держать боязно, и спалить жалко. А показать кому - опасаюсь. Все ж поверх императрицы портрет написан.

– Да, это, брат, и по нашим временам может неприятностями обернуться. А мне-то покажешь портрет?

– Что ж не показать?
– вздохнул Никита.
– Раз уж рассказал, покажу.

И он извлек из тайника давно не появлявшийся на свет божий портрет мужицкого царя.

Долго смотрел на него Никитин знакомец. А потом сказал:

– Ты, дядя Никита, портрет этот береги. Сейчас, может, ему и не время, а все ж цены он необычайной. Потомки тебе спасибо скажут.

– Потомки ладно, - вздохнул Никита.
– Лишь бы ныне батогами спину за него не расписали.

– Это у нас запросто!
– рассмеялся собеседник.
– А ты не показывай кому ни попадя. Я тебе днями человека одного приведу, он как раз историю Пугачева пишет, ему этот портрет обязательно увидеть надобно.

– Это кто ж такой смелый нашелся, историю Пугачева писать?
– удивился Никита.
– Чудные времена настают. В мои годы даже упоминать его лишний раз не следовало. А тут историю. Надо же...

– Вот так вот, дядя Никита, - рассмеялся на его удивление собеседник.
– Только ты портрет все же не очень показывай. Времена-то меняются, а нравы остаются.

Господин вернулся с гостем через неделю. Гость был мал ростом, очень модно одет: в высоком цилиндре, в лакированных штиблетах, в накидке-пелерине и с тростью в руках. Пальцы его украшали перстни. А на мизинце был надет блестящий и длинный серебряный наперсток. Собой гость был некрасив: смуглое лицо, большие черные глаза навыкат, густые бакенбарды, вьющиеся кудри, уже заметно начавшие редеть, смуглое лицо, чуть вывернутые полные губы. ИЛИ ЗАМЕТНО ПОРЕДЕВШИЕ, ИЛИ УЖЕ НАЧАВШИЕ РЕДЕТЬ.

Чем-то это лицо было смутно знакомо, но где Никита видел этого модного господина, вспомнить сразу не удалось, хотя он готов был поклясться, что где-то его видел.

Гость стоял в дверях, вертя головой, отыскивая взглядом, куда бы положить цилиндр, в который он бросил перчатки и теперь держал в руках.

– Позвольте, сударь, я ваши вещички положу, - Никита принял у гостя цилиндр, потянулся за тростью и чуть не выронил ее из рук: казавшаяся игрушечной трость оказалась невероятно тяжелой.

– Ты, дядя Никита, аккуратнее, она из чистого железа, - засмеялся его постоянный собеседник.
– Александр Сергеевич руку тренирует, он у нас известный дуэлянт и задира.

– Ну уж будто меня больше и представить другим нечем, - рассмеялся модный господин, и лицо его сразу ожило, стало удивительно приятным.

– Позволь, дядя Никита, представить тебе гостя, - улыбнулся собеседник.
– Это поэт, писатель, Пушкин Александр Сергеевич... наперсток

– А я смотрю, лицо мне ваше знакомо!
– обрадовался Никита.
– Все пытаюсь вспомнить, где же я вас видел, оказывается в книжке, там ваш портрет напечатан. Только я не сразу вспомнил, не думал такого гостя принимать.

– Ты, значит, дядя Никита, книжки мои читал?
– удивился Пушкин.
– И что же именно?

– Я много что ваше читал, - смутился Никита.
– Но больше всего мне сказки понравились. Уж такие замечательные сказки! Жаль, бабушка моя не услыхала. Она их страсть как любила! Всю жизнь рассказывала. У нас это потомственное, УБРАТЬ? наши прабабки и прадеды сказки сказывали, а мне от бабушки перешли. Но так, как вы, я не мастер сказывать...

– Значит, понравились тебе мои сказки?
– улыбнулся Пушкин, и глаза его заблестели от удовольствия.