Сокровища Чёрного Монаха

– Мы же хотели как лучше. Мы же для всех старались. Кто-то сказал, что цель оправдывает средства.

– Это иезуиты так говорили, - быстро и зло отреагировал дед.
– А Достоевский, например, говорил, что ничто в мире не стоит слезы ребенка.

Мы молчали. Только тяжело сопели носами. И что нам было сказать? Молчание прервал дед.

– Ладно, что толку носами шмыгать? Нужно что-то делать. Давайте обедать, а потом расскажете, что узнали, и будем думать. Тоже мне, сыскари.

Обед прошел молча. После еды мы с Колькой без споров убрали со стола и вымыли посуду.

– Ну, выкладывайте, - лаконично скомандовал дед, устроившись с чашкой кофе в кресле.

Я только рот открыл, а Неукротимый Маркиз уже орал на всю квартиру, повествуя о наших приключениях. О том, как мы наблюдали за Черным Монахом Александром, как он встречался с бригадиром реставраторов из фирмы "Лад", как они договаривались о встрече с иностранцем в кафе, как засекли нас с Колькой, и пришлось отправлять в кафе Аленку, а она по глупости объелась мороженым и только успела сказать, что завтра заказчик покупает картину у Черного Монаха. СОКРАТИТЬ В КНИЖНОМ ВАРИАНТЕ, ОНИ ЖЕ ЧИТАЮТ БЕЗ СОКРАЩЕНИЙ, НЕ НАДО ПОВТОРЯТЬ.

– В какое время приедет иностранец? Куда? Как он выглядит?
– спросил дед.
– На чем он приезжал в кафе?

– Мы не видели, на чем он подъезжал и как выглядел, - вздохнул я. Он, наверное, был уже в кафе. Мы с Колькой побоялись в окна подсматривать, нас бригадир с Черным Монахом могли узнать. ОНИ ЖЕ УКАЗЫВАЛИ НА Монаха АЛЕНКЕ, И ОН СИДЕЛ ЗА СТОЛИКОМ ОДИН. Спугнуть их побоялись. И уходили они без иностранца, поэтому мы и Аленку не сразу забрали, ждали. А встретятся они у бригадира.

– А где этот ваш бригадир живет, знаете?
– безнадежно вздохнул дед.

– Конечно!
– выкрикнул Маркиз.
– Мы за ним следили!

– Ну что ж, - дед почесал бровь ОПЯТЬ?.
– Придется завтра караулить покупателя. Вот задали вы мне задачку!

– Может быть, ты, дедушка, позвонишь в милицию?
– осторожно спросил я.

– И что я им расскажу?
– развел руками дед.
– Что завтра какой-то иностранец будет покупать у некоего монаха какую-то картину?

– Почему какую-то?!
– хором выкрикнули мы с Колькой.
– "Бобыля" он будет покупать!

– Да что вы говорите?
– хитро прищурился дед.
– Они вам сами об этом сказали?

Мы с Маркизом переглянулись и нехотя покачали головами.

– Мы сами слышали, как бригадир говорил монаху, что есть покупатель, с которым нужно встретиться в кафе. Он говорил, что покупатель готов купить картину, нужно договориться о цене.

– А кто сказал, что эта самая картина - "Бобыль"?
– нетерпеливо переспросил настырный дед.

– Никто, - вздохнул я, понимая, куда клонит дедушка.
– При нас они картину не называли, даже говорили "клиент готов купить товар".

– Ну вот, - развел руками дедушка.
– Сами видите. Что же мы скажем милиции? Приезжайте, обыщите чужую квартиру, там хотят продать какую-то "вещь". А если они речь идет о какой-то их собственной картине? Или вообще о чем-то другом? Вы же даже не уверены, что у них покупают именно картину. С такими уликами никакой прокурор разрешение на обыск не даст...

– Но они же продадут "Бобыля" иностранцу!
– воскликнул я.

– А ты видел у них эту самую картину?
– насупился дед.

– Ну вот и помалкивай. Пока своими глазами не увидим краденое, мы не имеем права их в чем-то обвинять.

– Значит, в милицию мы звонить не будем?
– упавшим голосом спросил Колька.

– Обойдемся без милиции, - решительно поднялся с кресла дед.
– Что-то мне здесь самому не нравится. Попробуем завтра понаблюдать за квартирой. А там видно будет. Только смотрите! Без меня ни шага, ни звука!

Дедушка заставил нас подробно рассказать, где живет бригадир, потом ушел. Вернулся только к вечеру. Оказалось, он успел съездить к Аленке в больницу, отвез ей сока. В палату его не пустили, но он видел ее в окошко. Потом дедушка побывать возле дома, где жил бригадир и составил подробнейший план подъезда, самого дома и всех проходных дворов вокруг него. Весь оставшийся день он строго втолковывал нам с Колькой, что нужно делать, и, главное, чего ни в коем случае делать не нужно. Вечером он заперся в другой комнате и долго куда-то звонил.

На следующее утро дедушка поднял нас рано, заставил одеться понаряднее, зачем-то повесил на шею Кольке фотоаппарат, и мы отправились к дому бригадира.

Перед уходом он еще раз предупредил нас:

– Учтите! Мы не в "казаки-разбойники" играть идем! Мы только наблюдаем и больше ничего. Без моей команды - ни звука, ни шороха. Ясно?

Мы так старательно закивали, что у меня даже шея заболела. Дедушка недоверчиво хмыкнул, но промолчал. Перед тем, как запереть дверь, дедушка потрогал рукой косяк.

– А почему ты всегда, когда уходишь, косяк трогаешь?
– спросил я.

Дедушка заворчал что-то неразборчивое, завозился с ключом и только выйдя на улицу, смущенно пояснил:

– Мы, сыскари, народ немножко суеверный. У нас у каждого свои приметы есть. У кого-то пиджак счастливый, кто-то через порог с правой ноги шагает. А я вот косяк трогаю, вроде как, чтобы домой вернуться. Глупости это, конечно.

Он еще больше засмущался, и понесся вперед, заложив руки за спину. Мы едва успевали за ним.

В подъезде бригадира мы поднялись на третий этаж и устроились на подоконнике в лестничном пролете. Как раз над нужной квартирой. Дедушка расстелил газетку, разложил бутерброды, и мы поняли, зачем он заставил нас одеться нарядно.

Жильцы, спускавшиеся по лестнице, при виде двух нарядных мальчишек с фотоаппаратом должны были думать, что мы - туристы, нагулялись по Москве и забежали в подъезд перекусить.

Впрочем, предосторожности были излишними. Дом словно вымер. Мы промаялись в подъезде часа два, но ни одна дверь не открылась. Колька от скуки налег на бутерброды, которые стали так стремительно исчезать, что дедушка вмешался:

– Ты бы, брат, пореже, что ли, заглатывал. А то всю нашу конспирацию уничтожишь.

– Что же мне теперь - голодной смертью скончаться?!
– выкрикнул Колька.

На наше счастье крикнул он с набитым ртом, поэтому вопль получился приглушенным, но я все же дал ему тычка в бок, а дедушка сердито погрозил пальцем.

– Ты, дружок, стой спокойно, - проворчал он.
– И не ори. Слышишь, как здесь тихо? Не забывай, каждый громкий звук в квартире слышно. А нам еще стоять и стоять здесь.