Сокровища Чёрного Монаха
Шрифт:
Кое-как я утащил его и повёл вниз, к служебному коридору, на ходу сердито объясняя, что сосны не только Шишкин рисовал. В самом начале коридора стоял милиционер, и нам пришлось свернуть в туалет.
– Что будем делать?
– спросил я.
Колька стал быстро расстёгивать рубашку.
– Ты что делаешь?
– спросил я.
– Чешется!
– простонал Колька.
– Холст колючий!
– Давай почешу, - предложил я.
Мой приятель послушно повернулся ко мне спиной. В это время в туалет вошёл тот самый бородач, которого Колька обзывал Шишкиным. Он изумлённо
– Что это вы делаете, мальчики?
– Да вот у него спина чешется сильно, - забормотал я, указывая на Неукротимого Маркиза в расстёгнутой рубашке.
– Дай я посмотрю, - строго сказал бородач, отстраняя меня.
У меня внутри похолодело. Сейчас он поднимет рубашку и увидит картину. Но Неукротимый Маркиз неожиданно завопил и рухнул на пол.
– Вы что, не видите, что ему плохо?
– закричал я на мужчину.
– Скорее звоните в "скорую"!
Мужчина выскочил из туалета.
– Ты что наделал?!
– заорал Неукротимый Маркиз, вскакивая на ноги. Бежим отсюда!
Я высунулся в коридор, но там уже спешили к туалету люди в белых халатах с носилками. Я захлопнул дверь.
– Что ты наделал?!
– повторил в отчаянии Колька.
– Меня же осматривать будут!
Он заметался по туалету, шаги стремительно приближались.
Глава четвёртая
"За что боролись?!..."
– Ложись!
– закричал на меня Колька.
– Пускай думают, что это тебе плохо!
– Дядька же тебя видел, - вяло возразил я.
– Он меня не запомнил! Ложись скорей, иначе подумают, что это мы картину украли! Кто нам поверит, что мы её вернуть хотели?!
Этот довод на меня подействовал. Я рухнул на кафельный пол, и вовремя: в двери уже вваливались санитары с носилками, и тётенька в белом халате и с чемоданчиком. Тётенька эта сначала мне очень понравилась, она была симпатичная, и так осторожно меня осматривала. Но как только она извлекла из чемоданчика большой шприц, я тут же в ней сильно разочаровался, поняв, что внешность обманчива.
Дяденька, который вызывал санитаров, подозрительно смотрел на меня, а потом сказал:
– Мне кажется, что плохо было совсем другому мальчику.
Но другого мальчика и след простыл. Я же наплёл, что так безумно люблю музей, что хожу по нему третий день от открытия до закрытия, вот у меня и закружилась голова.
Я надеялся, что меня тут же отпустят, но тётенька в белом халате, услышав, что я третий день подряд хожу по музею, сказала:
– Мальчик, лежи, тебя нужно показать пси...
– она закашлялась. Нужно показать другим врачам.
Не слушая возражений меня уложили на носилки, а когда я стал брыкаться, вкатили ещё один укол, после чего сразу стало спокойно и захотелось спать. Так полусонного меня и вынесли на улицу.
Но тут откуда-то выскочил Колька и заорал:
– Дяденьки! Дяденьки!
Санитары от неожиданности выронили носилки и их содержимое, то есть меня.
– Дяденьки! Дяденьки!
– вопил Колька, - Вас срочно вызывали обратно! Там кому-то совсем плохо!
Санитары подхватили меня с асфальта, плюхнули на носилки и кое-как запихав в машину, галопом умчались в музей.
–
Вставай!– буквально выдернул меня из машины Неукротимый Маркиз. Бежим скорей домой!
Мы рванули так, что пятки засверкали. Я бежал впереди, и совсем позабыл, что дом Кольки ближе. Мы влетели в мою квартиру, натолкнувшись в дверях на озабоченного отца.
– Что это вы такие взъерошенные и растрёпанные?
– спросил отец.
– Бегали во дворе, играли, - отдуваясь, пояснил я.
– Меня срочно посылают в командировку, - развёл руками отец, а я только сейчас обратил внимание на то, что у порога стоит папин дорожный чемоданчик.
– Придётся вам с Алёнкой пожить у дедушки Николая. Пойдём, я отведу тебя, заодно мне нужно кое-что ему сказать. Коля может пойти с тобой.
Пожить у деда Николая - это клёво! Все мои друзья его просто обожают. Когда-то он был оперуполномоченным в уголовном розыске, потом писал рассказы, его часто приглашают для консультаций, когда снимают кино. А как здорово он рассказывает! Каких только друзей у него нет! И художники, и музыканты, и моряки, и лётчики, и, конечно же, милиционеры.
– Вот кто нам нужен!
– толкнул меня в бок Колька.
Я молча кивнул, досадуя, что сам сразу не сообразил. Вот к кому нужно было сразу же обращаться! Он бы мигом подсказал, что и как нам делать.
Дед был, как всегда, в хорошем настроении. Он с удовольствием тряс руку папе, энергично пожал руки и нам. Отец очень торопился, он передал деду ключи, простился с нами, и велел мне помогать деду и следить за Алёнкой.
Отец уехал, а дед Николай пригласил нас пить чай с клубничным вареньем. Он сидел с нами за столом, шутил, поддразнивал горластого Кольку и хитро щурился. Одет он был в белую рубашку, под распахнутым воротом которой видна была полосатая тельняшка. Ростом дед был невысок, но широк в плечах. На лице его почти не было морщин, отчего выглядел он совсем молодо, только пышная шевелюра была совершенно седой.
Мы говорили о том, о сём, отвечали деду невпопад, потому что не могли решиться заговорить о главном, толкая под столом друг дружку ногами.
– Тебе что, Коля, холодно?
– спросил неожиданно дед.
Мы недоумённо переглянулись, дед прихлёбывал чай из блюдечка, а глаза его озорно смеялись.
– Почему это мне холодно?
– осторожно спросил Колька.
– Мне совсем даже жарко.
– Что же ты тогда под рубашку напихал?
– притворно удивился дед.
Конечно, старый сыщик, он сразу всё заметил.
– Так что же такое ты прячешь под рубашкой, и о чём вы мне поведать собираетесь, да никак не решитесь?
– отодвинул от себя чашку дед. Надеюсь, вы не наделали никаких глупостей?
Мы с Колькой переглянулись, я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил, зажмурившись:
– Мы картину нашли, которую украли в музее. Мы её обратно понесли, как благородные люди. Мы сначала ежа понесли в Зачатьевский монастырь, там Чёрный Монах ходил, мы его даже видели, потом картину нашли, я не знал, что это "Бобыль", а потом узнал. Мы её отдать хотели, как благородные люди, а мне укол всадили, как неблагородному какому...