Солдаты

где должен располагаться КП дивизии, и теперь направлялся туда.

Сенька и Аким пошли искать остальных бойцов роты.

В полдень они догнали разведчиков, двигавшихся впереди наступающих

частей дивизии.

– - А знаете, товарищи, мы с Камушкиным побывали у деда Силантия. Не

забыли старика?
– - спросил Шахаев.

– - Что вы говорите?
– - удивился Аким.-- Ну, что он, жив?

– - Жив!.. Стоит на дороге, встречает бойцов!

– - А старушка его жива?

– - Жива. Прослезилась даже, узнав меня.

– - А про мост не спрашивали?

– - Немцы его несколько раз пытались восстановить, но другие советские

подрывники вновь сжигали. Старик привет вам всем передавал. Помнит хорошо,

никого не забыл.

– - Да. Теперь он развернется. Небось уже свой инвентарь собирает.

Разведчики укрывались в подсолнухах, наблюдая за большим селением

Терновая, откуда немцы яростно отстреливались. Но перед вечером они вдруг

замолчали. Разведчики сейчас же обнаружили, что враг отходит. Сообщив об

этом в штаб дивизии, вошли в село. Забежали в маленький домик, стоявший на

западной окраине селения, у Харьковского шоссе. На глиняном полу, у самого

порога, лежала молодая женщина, совершенно голая, с растрепанными волосами.

В ее левой груди, под соском, чернело пулевое отверстие. Рядом с ней в луже

крови лежало трое маленьких детей, очевидно сраженных одной короткой

автоматной очередью.

Жестокость врага была настолько бессмысленной и чудовищной, что

разведчики первое время стояли молча.

– - Дикари, дикари...-- сдавленным голосом сказал наконец Аким.--

Дикари...-- повторял он одно это слово, так как другого в эту минуту

придумать не мог.

– - А ты у них очки боялся взять!
– - прохрипел Ванин.-- Эх-х!..

Аким промолчал. Только лицо его налилось кровью -- оно как-то

вытянулось, непривычно построжало. Злорадное, ожесточенное чувство охватило

Сеньку. Ему хотелось говорить обидное и грубое Акиму. Пусть слушает, так ему

и надо! Жалельщик!.. Только не здесь скажет он ему эти слова. Не здесь!..

Разведчики вышли на улицу. Кое-где уже сбивались кучки людей, больше

старики, женщины, дети. Они смотрели на дорогу, изрытую воронками от бомб,

заваленную разбитыми немецкими машинами и повозками. Тихо переговаривались.

Во дворе соседней хаты стояла женщина. Заметив разведчиков, она выронила из

рук коромысло, закричала:

– - Боже ты мой!.. Родименькие!.. Никак, наши?!

– - Свои, свои, конечно!.. Что же соседку-то не похороните?
– - спросил

Марченко.

– - Ночью они ее... Я в погребе сидела. Слышала крик Аннушки... Что они

сделали с ней?

– - Ладно. Потом сама увидишь. Принеси-ка попить.-- Его правая бровь над

усыпанным светлыми крапинками коричневым глазом дергалась от нервного тика

– - Марченко, видавший тысячи трупов, не мог, однако, переносить вида убитой

женщины.

– - Пойдемте в дом. Разве так можно!

– - всплеснула руками женщина. Глаза

ее наполнились слезами.-- Светлые вы наши! Ясны соколы! Дождались мы красна

солнышка!..-- запела она.-- Заходите, заходите, милые... Притомились, чай,

ваши дорогие ноженьки!.. Ильинична! Ильинична!
– - звала она кого-то.--

Вылазь, наши пришли!.. Наши... красноармейцы!..

– - Господи, святитель ты наш!.. Да где?..-- с этими словами из погреба

вылезла худенькая старушка; яркий дневной свет ослепил ее.

Разглядев наконец разведчиков, она приковыляла к Забарову, хотела

осенить его крестным знамением, но, сообразив, что может достать только до

его пояса, передумала.

– - Вот вы какие!.. Орлы, право!.. А нам-то тут говорили, что старики да

детишки малые остались в Красной-то Армии... А что ж вы, сынки, одни-то

пришли?..

В голосе и во взгляде старушки была тревога. Она пытливо всматривалась

в лица разведчиков.

– - Придут еще, бабушка,-- успокоил ее Шахаев.-- Водички холодненькой

готовьте. Весь колодец выпьют. Сейчас будут здесь.

И как бы в подтверждение его слов, на восточной окраине села показались

первые красноармейцы-пехотинцы. Вслед за ними из-за угла, взвихрив облако

пыли, выполз тяжелый танк и помчался вдоль улицы, наполняя селение грохотом

гусениц и ревом мощного мотора.

Старушка испуганно и в то же время восхищенно следила за танком и, не

оборачиваясь, говорила:

– - Водички, говоришь, сынок?.. Да пускай пьют на вдоровьечко. Вода у

нас как слезиночка. Поесть не хотите ли? -- повернулась она наконец к

разведчикам.

– - Нет, бабушка, некогда. На обратном пути забежим.
– - Как на обратном?

– - вновь испугалась старуха, поджав тонкие бесцветные губы.

– - Когда из Берлина с победой будем возвращаться,-- пояснил все еще

мрачный Ванин.

– - Ах вон оно что!.. А я уж, грешница, подумала... Ну, с богом,

сыночки. Светлая вам дороженька... такая же светлая, как ваши головушки...

Жизнь ведь вы нам спасли, счастье вернули,-- причитала Ильинична.-- Берегите

там себя, матери-то ждут вас не дождутся, все глазыньки проглядели...

Простившись со старушкой, разведчики пошли по деревне и вскоре

оказались на шоссе. Золотоголовые подсолнухи-послушники с тихим шелестом

кланялись им. Свернув с дороги, бойцы углубились в лес и чуть заметной

просекой стали осторожно идти дальше. Миновав рощу, они остановились на ее

опушке. Прислушались. С неба доносился неровный гул моторов. Около тридцати

"юнкерсов" плыли на восток. Вскоре раздались громовые раскаты -- это немцы

бомбили Терновую, которую недавно покинули разведчики.

– - Танки наши, наверное, заметили.