Солдаты

этих словах Ванина есть какая-то доля правды. В самом деле, уж не слишком ли

он, Аким, мудрствует в своей жизни? Не лучше ли жить так, как живет

Сенька,-- просто и естественно.

– - Ну, ладно, не сердись,-- сказал он Сеньке.

– - Наверно, начнется скоро?
– - вдруг ни с того ни с сего спросил Ванин.

– - Почему?

– - Зачем полковник-то приходил?

– - Нет. Он приходил по другой причине.

– - Может быть,-- согласился Ванин.-- Не хочешь яблока, Аким?
– - Сенька

откусил и поморщился.

– - Кислющие до невозможности. Пойду Лачугу угощать.

Специально для него нарвал. Слопает. Да еще и табачку даст взамен, в

благодарность. Иначе у него не выпросишь. Хоть на колени становись. Не курит

сам -- и не дает. Вот какой человек! Почище Ваньки Дрыня. А за яблоки он

даст. Это уж точно...-- И, подбодренный своей идеей, Сенька заспешил к

ротной кухне.

Вернувшись в блиндаж, Аким сел за дневник. В этот день он записал в

него всего лишь два загадочных для Сеньки слова: "Следует подумать".

10

Ночью дивизия генерала Сизова, вышедшая на свои прежние позиции,

форсировала Донец южнее Белгорода. Бойцы не продвинулись и трехсот метров,

как были вынуждены остановиться, потом залечь в прибрежных тальниках,

обглоданных снарядами и минами, примятых стальными лапами танков. Немцы

опять сидели на меловой горе, откуда они 5 июля предприняли свое

наступление. Им было все видно как на ладони. Однако и поделать они ничего

не могли. Советские солдаты с редкостным упорством отстаивали небольшой

плацдарм, который сами же окрестили надолго запомнившимся им словом

"пятачок". На другой, на третий и на седьмой день ходили гитлеровцы в

контратаку, но отбросить за реку советских бойцов им так и не удалось.

Потери с обеих сторон были немалые. Медсанбат и санитарные пункты

переполнились ранеными. Трудно было с боеприпасами. Снаряды, мины и патроны

получали только ночью, и то в недостаточных количествах: что могли натаскать

на себе и переправить на лодках -- другой переправы еще не было --

солдаты-подносчики? А еще хуже обстояло дело с питанием. Горячую пищу

удавалось доставлять только ночью. За ней ходили с термосами наиболее

храбрые и выносливые солдаты. Но и им не всегда удавалось благополучно

совершать свои опасные рейсы. Многие тонули в реке с термосами и

противогазными сумками, набитыми хлебом. Да и те, что все-таки добирались к

ротам, часто снимали со своих плеч пустые термосы: суп вытекал в пробитые

пулями отверстия. Это было обиднее всего. За семь суток солдаты исхудали,

лица их заросли щетиной, губы потрескались, в глазах -- горячечный блеск.

В особенно тяжкую и горькую минуту -- предел бывает и солдатскому

терпению -- сорвется у кого-нибудь непрошеное:

– - До каких же пор на этом проклятом "пятачке"?!

Солдат, сидящий в своем окопе и видящий перед собой лишь маленький

клочок земли, откуда в него все время стреляют, естественно, не может

проникнуть своим, пусть даже очень цепким, умом в существо оперативных

замыслов командования. Семь суток подряд вели солдаты кровопролитный бой, а

он, как им казалось, не давал никаких результатов -- только погибали

товарищи, с которыми так много пройдено и пережито. Немцы же по-прежнему

сидели на меловой горе и стреляли оттуда из пулеметов и минометов.

– - Что же это такое делается?..

– - А ты не хнычь!

– - Сам ты хнычешь!.. Говорю просто! Должен конец этому быть.

– - Без тебя думают об этом...

– - А я и ничего. Что ты пристал ко мне? Вон, смотри, кажись, опять

идут!..

Командир дивизии ни днем, ни ночью не покидал своего наблюдательного

пункта, который был теперь сооружен почти у самого берега реки. Чутко

прислушивался к охрипшим телефонам. Из соседнего перекрытого окопа,

соединенного с генеральским блиндажом ходом сообщения, долетали слова:

– - Что, залегли?.. Хорошо!.. Понял хорошо, говорю!.. Сколько?.. Новых

"карандашей" не будет сегодня... Передайте приказ "хозяина"...

– - На "пятачке", на "пятачке"! "Хозяин" требует обстановку.

На НП пришел полковник Демин. Этой ночью он возвратился с "пятачка",

где ему удалось собрать на несколько минут парторгов полков и батальонов и

провести с ними короткое совещание. Начподив еще не успел привести себя в

порядок. Он был весь черный не то от пыли, не то от пороховой гари.

– - Иван Семенович...

Но генерал не дал ему досказать.

– - Большие потери? Вижу и знаю!
– - Сизов оторвался от стереотрубы.--

Знаю, Федор Николаевич! -- твердо повторил он, на его левой щеке чуть

приметно вздрогнул мускул.-- Если б можно было сказать солдатам, зачем я их

туда послал... К сожалению, пока этого говорить нельзя. Операция рассчитана

на внезапность, подготавливается втайне. Вы думаете, Федор Николаевич, я не

знаю, что многие вот в эту самую минуту ругают меня: "Что ему, генералу,

сидит себе на том берегу..."

Демин тоже хорошо знал, что главное готовится не здесь, а севернее,

против Белгорода. На дивизию же Сизова выпало самое тяжелое и самое,

пожалуй, незаметное в военном труде -- отвлекать противника, сковывать его

силы.

– - И все-таки мы должны гордиться, Иван Семенович, что именно нашей

дивизии поручили эту операцию.

– - Конечно!
– - генерал вновь оторвался от стереотрубы и вдруг спросил:

– - Ко мне сейчас приносили наградные листы на санитаров. Я их подписал. Но