Солнце слепых

Феде на день рождения отец подарил складной ножик, а мать напекла пирогов. Брат обещал привезти ему несколько рыболовных крючков. Когда все ушли на работу, он отхватил четвертушку от пирога и пошел на улицу, выщипывая из середки начинку.

Ворота напротив были открыты, Воронов заводил за уздцы лошадь, тащившую телегу с углем.

Фелицата распрягла лошадь и закрыла ворота. Потом она вышла на улицу и направилась к Феде, сидящему на завалинке.

– Будешь?
– мальчик протянул ей остаток пирога.

Девушка отломила кусочек.

– Мне сегодня наконец-то исполнилось шесть лет. Всего десять лет, вот столько, - он показал десять пальцев, - и будет шестнадцать. Отец пообещал.

Фелицата, не проронив ни слова, скрылась на своем дворе. Мальчик встал на завалинку, но ничего во дворе Вороновых не разглядел. Он залез на кладку, но и оттуда было ничего не видно. Вышла Фелицата, помахала ему рукой. В руке у нее была синяя книжка.

– Это тебе, - сказала она.
– Подарок.

Мальчик взял книгу в руки, как икону. Икону он как-то держал в руках, когда гостевал у бабы Алены. Бабка сняла икону с полочки, чтоб протереть, и дала подержать ему. Икона была тяжелая, но он держал ее на вытянутых руках. А вот книгу держать в руках еще не приходилось. Она была гораздо легче иконы, и в нее хотелось заглянуть, а в икону было страшно.

– Научишься читать, прочтешь в ней много интересных стихов.

– Стихов?

– Да, стихотворений. Знаешь стихи?

Мальчик напряг память, но не вспомнил, что это такое.

– Ну, например, «Вот моя деревня, вот мой дом родной...» - Фелицата прочитала все стихотворение.
– Как?

– Здорово!

– Вот и там такие же стихи.

– И это?

– Еще лучше. Запомни: поэт (поэт это тот, кто пишет стихи) Блок, Александр Блок. Видишь буквы: «бэ», «эл», «о», «ка». «Бэ-лэ-о-ка», Блок, получается.

– Бэ-лэ-о-ка...
– повторил мальчик.
– Блок. А почему Блок, если Бэлэока? И почему лэ, ты же сперва сказала эл?

Фелицата рассмеялась.

– Почему-почему? По кочану! Запомни, главное.

– Запомню. На всю жизнь, - подумав, пообещал он.

– Давай почитаю, - Фелицата раскрыла книгу, перевернула несколько страниц, - вот. «Опять, как в годы золотые, три стертых треплются шлеи, и вязнут спицы расписные в расхлябанные колеи...»

Мальчик внимательно выслушал все стихотворение, оно совпадало с биением его сердца. Он посмотрел в глаза Фелицате и увидел в них слезы. Какое красивое у нее лицо! Такого нет ни у кого.

– Ты что?
– спросил он.

– Россию жалко, - ответила та.
– Некому ее, кроме меня, пожалеть.

Она вдруг засмеялась, тонко и страшно. Мороз пробрал Федю по коже.

– Ты что?
– снова спросил он.

– Некому, - повторила девушка и засмеялась вновь.

– На речку пойдем?

– Мне сегодня нельзя. Прости. Я сегодня себя плохо чувствую. Пока.

Фелицата ушла, а Федя думал о том, что ей обязательно надо вылечить не только брата, но и себя. Когда с работы пришла мать, он ей выдал свою сентенцию:

– Чтобы себя хорошо чувствовать, надо не болеть!
– и важно поднял кверху указательный палец. Мать едва сдержала улыбку.

Фелицата болела несколько дней.

Мальчик сначала скучал, но потом его привлекли к разным домашним делам, и на скуку времени не осталось. Он весь день резал своим складным ножом яблоки, груши на дольки и раскладывал их на щиты. А вечером отец с матерью затаскивали щиты на крышу землянки и сарая. Зимой будут компот, кисель, пироги. Одни яблоки были рыхлые и сладкие, другие приятно горчили, третьи были очень кислые и твердые. Федя выбирал три разных яблока и откусывал от них по очереди. Откусит, нарежет несколько долек...

– Режешь?
– услышал он.

Подняв голову, Федя увидел над каменной кладкой Фелицату. Ее лицо над белыми и серыми камнями было до того красиво, что у мальчика навернулись слезы на глаза.

– Заходи!
– позвал он.
– Будешь?

Он протянул девушке яблоки. У Вороновых яблонь и груш не было.

– Дома есть кто?

– Нет. А что?
– он откусил яблоко и скривился. Провел языком по передним верхним зубам.

– Оскомина?
– спросила Фелицата.
– Это пустяк. Это не боль. Боль, когда зуб гниет или его выбьют...

Она несколько минут подержала свою ладонь перед Фединым лицом, и через час Федя забыл про свои зубы. Может, потому еще, что она опять стала рассказывать ему о том, каким он станет через много лет.

– Графа вылечила? А себя?
– Федя ногтем пощелкал по зубам, они не заныли.

– Саму себя сложно лечить. Давай подрастай, вылечишь.

– Опять вылечила!
– похвастал вечером Федя матери и пощелкал себя ногтем по зубам.
– Совсем не больно! Я стану адмиралом! У меня будет корабль!

Мать ничего не сказала, вздохнула и стала собирать на стол. Вечером они с отцом прикрыли дверь и о чем-то долго шептались в темноте.

Утром Федя увидел отца, выходящего из ворот Вороновых. Фелицата за весь день ни разу не появилась, ни в воротах, ни на улице, и Федя, поскучав, подался на речку, пока не вернулась с работы мать и не запрягла очередным нескончаемым делом. Где их только взрослые берут? Так посмотришь - ничего не надо делать! А они - будто другие какие, в сам деле - откуда их только не вывернут! Почему во взрослой жизни столько дел? Они, наверное, заводятся в ней, как блохи.

Не появилась Фелицата и на другой день, и на третий.

Федя прослонялся весь день по унылой улице, так что к вечеру у него от шлака стали болеть огрубевшие за лето ступни.

– Ты где шлялся?
– спросила мать.
– На ноги-то посмотри - как у эфиопа! Налей в таз воды, ототри! Пемза на табуретке. Не смей так в постель залазить!

– Я на полу лягу.

– Я те лягу!

Федор, бурча, долго оттирал стопы от въевшейся пыли и крошек.

– Дочка Вороновых не появлялась?
– как бы между прочим спросила мать.

– Нет, а что?
– спросил мальчик, почувствовав в вопросе подвох. Он стал листать книгу, на белых листиках которой черные буковки бежали ровно-ровно друг за другом, как муравьи. У них где-то должна быть своя норка. Надо же, по ним можно было читать стихи!

– Книжка откуда?

– Она дала, - важно ответил Федя.
– Подарок. Учиться мне надо читать.

– Научишься.

– Не была, - услышал он вечером, когда пришел отец, и понял, что мать говорила о Фелицате.

Для Феди имя «Фелицата» ассоциировалось с исчезновением боли. Он не мог выразить это словами, но всякий раз, когда думал о девушке, эти слова, как теплые невидимые муравьи, бежали по его лицу и растягивали рот в улыбку. Вот и сейчас, услышав слова матери, он улыбнулся.