Солнечный корт

– Где я?
– спросил он, молясь, чтобы на этот раз ответ был другим.

– В Южной Каролине, - без колебаний ответила она.
– Если говорить более конкретно, ты находишься в доме нашей медсестры Эбби Уинфилд. Сегодня 15 марта, - сказала она, прежде чем он успел спросить.
– Ты помнишь что-нибудь из вчерашнего?

– Я пришел сюда вчера, - сказал Жанн. Это был не совсем вопрос, но он посмотрел на нее, ожидая ответа. Он не был уверен, насколько сильно Рико растряс его мозг, и то, что Рене кивнула, немного успокоило. Он потерял целый день из-за этих обрывков кровавых воспоминаний и последнего разговора с ней, но был готов списать эти промежутки на беспамятство.

Жан осторожно подтянул ноги к краю кровати. Правая нога двигалась сама по себе, но ему пришлось обхватить левую ноющими руками, чтобы сдвинуть ее с места. Каждый вдох, который ему удавалось сделать, и каждый дюйм, на который он передвигался, отдавался болью. Слишком много глубоких и обширных повреждений было нанесено. Боль пронзила его грудь и внутренности, как кислота, разъедая все, что от него осталось. Это было чертовски больно, но он справлялся и с худшим. Он переживет это, чего бы это ему ни стоило.

– Жан, - сказала Рене.
– Я бы предпочла, чтобы ты оставался на месте.

– Ты не сможешь меня остановить, - сказал Жан.

– Я обещаю, что смогу, - сказала она.
– Это для твоего же блага. Ты не в том состоянии, чтобы перемещаться.

– Это ты заставила меня переехать, - огрызнулся Жан.
– Тебе не следовало привозить меня сюда. Верни меня обратно в Эвермор.

– Не верну, - сказала Рене.
– Если тебя это не удовлетворяет: я не могу. Мистер Андрич на некоторое время запретил тебе посещать Эвермор.

Жанн знал это имя, но лишь смутно. Рене объяснила, когда поняла, что его молчание было скорее замешательством, чем воинственностью:

– Ректор твоего кампуса.

– Моего...
– сердце Жана ушло в пятки.
– Что ты сделала?

Рене встала и опустилась рядом с ним на колени, когда он, наконец, добрался до края кровати, нераскаявшаяся и непреклонная баррикада, удерживающая его на матрасе.

– Я отправила его в Гнездо без предупреждения и приглашения.

– Нет, - ответил Жан, глядя на нее снизу вверх.
– У него нет доступа. У него нет полномочий.

– Для него это было неприятное открытие, - призналась Рене с мрачной улыбкой в уголках рта.
– Потребовалось полдюжины звонков на факультет и службу безопасности, чтобы открыть дверь, и как только он оказался внутри?
– Она развела руками в жесте вот и ты.
– Он потребовал встречи с тобой, и Вороны не знали, что нельзя показывать ему дорогу. Рико в это время был на корте, - объяснила она, прежде чем он успел спросить.
– Он не успел достаточно быстро вернуться внутрь. О, спасибо.

Последнее замечание было адресовано мимо него. Жан не мог повернуться, чтобы посмотреть, кто к ним присоединился, но вскоре в поле зрения появилась взрослая женщина с подносом в руках. Она показалась ему смутно знакомой, что, как он понял, означало, что она связана со спортом. Он наверняка видел ее в сторонке или на банкете, а это означало, что она должна была быть медсестрой, в чьем доме его держали. Жан, прикрыв глаза, наблюдал, как Рене убирает со стола. В пределах досягаемости стояли два стакана воды, стакан светлого сока и тарелка супа.

Эбби убедилась, что поднос стоит ровно, прежде чем внимательно посмотреть на Жана.

– Как ты себя чувствуешь?

Жан ответил ей каменным взглядом, но женщину, которой изо дня в день приходилось сталкиваться с отношением Натаниэля и Кевина, вряд ли испугал бы его гнев. На самом деле, она просто наклонилась, чтобы осмотреть его раны. Ее взгляд был бесстрастным, когда она осматривала его бинты и швы, но руки были легкими, когда она ощупывала линию его плеч.

– Он что-нибудь говорил?
– Спросила Эбби у Рене.

– В его голосе слышится заметная хрипотца, - сказала Рене, - но не похоже, чтобы что-то было повреждено настолько сильно, что не подлежало бы ремонту.

Рене взяла один из бокалов и протянула ему, предлагая. Жан даже не осознавал, как сильно ему хотелось пить, но будь он проклят, если возьмет хоть что-нибудь из этого. Рене, казалось, была довольна ожиданием, держа бокал в пределах досягаемости, но, не вкладывая в его покрытые синяками руки. С минуту она наблюдала за работой Эбби, прежде чем запоздало вспомнила, что пыталась объясниться.

– Я поставила Андрича перед выбором: позволить мне забрать тебя домой, чтобы ты пришел в себя, или смириться с тем, что моя мать опубликует очень подробную и наглядную статью о том, что с тобой произошло в его кампусе. Неудивительно, что он был очень рад купить мое молчание. Он пообещал разобраться, а я, в свою очередь, пообещала держать его в курсе твоего состояния здоровья. Сомневаюсь, что мы увидим какие-либо серьезные изменения в Университете Эдгара Аллана в преддверии чемпионата, но я пока буду добиваться победы там, где смогу.

Жан забыл о своем решении хранить молчание.

– Это не победа, ты, самонадеянная дура.

Эбби вздрогнула от звука его голоса и осторожно надавила большими пальцами ему на горло.

– Сделай вдох для меня.

Он попытался оттолкнуть ее руки, но эта попытка причинила ему гораздо больше боли, чем ей, и Эбби просто ждала, пока он успокоится. Он угрюмо сделал, как ему было сказано, и Рене внимательно наблюдала за Эбби, пока медсестра ощупывала, как двигается его шея под ее пальцами. Эбби ослабила хватку для второго вдоха, но давление, которое раньше было незначительным, теперь ощущалось как удар кочерги, и Жан вздрогнул от ее прикосновения, прежде чем смог себя остановить.

Он попытался скрыть это за раздражением и отмахнулся от нее.

– Отойдите от меня. Как мне попасть домой?

– Ты не уйдешь, - напомнила ему Рене.
– Андрич вывел тебя с основного состава или сделает это, когда закончит свое расследование. Ни за что на свете он не позволит тебе вернуться в Эдгар Аллан, увидев тебя таким.

– Я Ворон сейчас и навсегда, - сказала Жан.
– Не имеет значения, что говорит один незначительный человек.

– Возможно, - сказала Рене легким тоном, который говорил о том, что она в это не верит.