Солнечный ветер

Когда они пришли к площади, та уже гудела как улей. Горожане находились в крайнем возбуждении. Шутка ли! Не каждый день случается увидеть, как на эшафот ведут человека, который сам прежде отдавал приказы палачу. Который сам был палачом. Который много лет покрывал и развивал работорговлю…

На слушании присутствовал сам король. Он не участвовал в суде открыто, но все понимали, что главное и последнее слово скажет именно Руальд. Трон Его Величества возвышался посреди широкого помоста, сколоченного специально для этого дня. Король был мрачен и одет в темный, почти траурный костюм. Одного взгляда на монарха хватало, чтобы понять — никакого праздника здесь не будет.

Торья стоял перед судьями на том же помосте, руки его были скованы, а одежда выглядела теперь хуже, чем старое тряпье Мая. Да и сам бывший министр представлял собой зрелище не слишком привлекательное… Хищный нос был откровенно сломан, равно как и пальцы на обеих руках… Способы работы заплечных мастеров в Чертоге не отличались оригинальностью.

— Эк его хорошо разукрасили, — мстительно проронил Май. — А я бы все ж добавил еще…

Шут снова промолчал. Ему не доставляло большого удовольствия глядеть на избитого Торью в окровавленных лохмотьях. Старый паук едва держался на ногах и тоже не выказывал особого внимания к словам судьи… Он был достаточно умен и понимал, что недолго теперь задержится на этом свете.

Зато горожане ловили каждое слово, доносящееся с помоста. И чем дальше судья зачитывал список преступлений, совершенных бывшим министром, тем громче гудела толпа… Руальд, как выяснилось, очень много сумел раскопать обличительных фактов на этого человека.

Когда судья дошел в своем списке до работорговли, площадь взорвалась криками…

— А! — весело отметил Май. — Вот и первые камешки.

И в самом деле — горожане, до того знавшие правду лишь по слухам, один за другим принялись швырять в Торью всем, что под руку попадалось. Май задумчиво поглядел на свой кулек с семечками, но или счел его недостаточно увесистым, или просто пожадничал.

Гвардейцы сердито застучали рукоятями мечей по щитам, тесня разбушевавшихся людей.

"Как будто вы не знали, что так будет… — подумал Шут осуждающе. — А если кому из судей прилетит квашеной репой? Или королю?"

Но рокот толпы неожиданно стих — это сам Руальд встал и успокаивающе поднял руку. Впрочем, говорить он ничего не стал, только убедился, что камни и гнилые овощи больше не летят, а потом спокойно сел обратно на трон. Верховный судья благодарно покивал и продолжил свою обличительную речь.

Шуту стало скучно. Он сел на подвернувшийся рядом пустой бочонок и прикрыл глаза.

"Элея… — образ любимой затмевал все прочее, что было вокруг. — Ну пожалуйста, не печалься так сильно… я ведь все чувствую…"

— Пат! — неуемный скрипач снова сунулся к Шуту. — Ты слышал? Слышал, что они сказали?!

— Что? — на самом деле ему было почти безразлично.

— Смерть у позорного столба! Всего лишь!.. Да я… да я… я бы четвертовал его, кишки бы на раскаленную кочергу намотал!..

— Уймись, — фыркнул Шут. Он уже понял, что Май просто очень любит пышные угрозы. Вместо того, чтобы слушать скрипача дальше, он обратил все внимание на слова верховного судьи.

— …По истечение каждого третьего дня преступнику будут давать ложку еды и кружку воды, дабы не умер слишком быстро. А страже велено следить за тем, чтобы добрые жители нашего города не забили преступника до смерти.

— Его прямо тут на площади и прикуют, — горячо зашептал Май, повторяя услышанное ранее. — И каждый будет вправе подойти и плюнуть этому гаду в лицо!

Шут смотрел на Торью. Человека, обрекшего сотни жителей Закатного Края на жизнь в неволе… замучившего десятки невинных… надругавшегося над слабыми… Сгорбленного, униженного бывшего министра в лохомтьях и потеках высохшей крови.

— Это хуже четвертования, — обронил он наконец и отвернулся, чтобы уйти.

— Постой! — скрипач ухватил Шута за руку. — Патрик! Куда ты? — в глазах Мая отразились тревога и беспокойство. — Какой демон тебя терзает, ваша светлость? Ты сам не свой!

Шут накрыл губы костяшками пальцев.

Ну что он мог сказать?

— Здесь шумно… Мне нужно побыть в тишине, — и быстро зашагал прочь, расталкивая плечами столпившихся вокруг людей.

Май догнал его спустя пару мгновений.

— Я с тобой! — заявил он таким тоном, что проще согласиться, чем объяснять, почему это лишнее.

Шут не стал возвращаться во дворец. Ему невыносимо захотелось посидеть на берегу моря, там, где волны с грохотом разбиваются о скалы. Где почти нет людей, а только старые лодки, до половины вросшие в песок. Летом в таких местах, слишком мелких и каменистых для кораблей, всегда плещется городская детвора, но в холодное время берег пустует…

Он махнул рукой первому же вознице, не желая терять времени на поход в конюшню за своим жеребцом. Хмурый детина заломил приличную цену, но Шут не торговался. Он запрыгнул в коляску, желая поскорей оказаться как можно дальше от шумной толпы и гомона.

— Эй! — возмущенно крикнул Май, на ходу цепляясь за борт открытого экипажа. Он был весьма ловок, этот скрипач. — Ну ты чего?! Сказал ведь — подожди! А ты… — музыкант уселся на скамью рядом с Шутом и взглянул сквозь растрепанные кудри с нескрываемым сомнением. — Ты мне не нравишься, Пат. А ну выкладывай, что стряслось! Не паука же этого ты вдруг пожалел!

Шут отвернулся и глядел на улицу.

— Май, ну чего ты пристал ко мне? — спросил он с отчаянием.

Скрипач поднес палец к губе, словно хотел что-то сказать, но колебался.

— Знаешь, — произнес он наконец, — был у меня дружочек один… Вроде парень обычный, не слабак и не девица… А вот однажды надоело ему все, жена обидела… он взял и наелся яду… И спасти не успели.

Шут сердито дернул плечом.

— Думаешь, я пойду в море топиться? — язвительно спросил он.

Но Май на хамство не обиделся, только промолвил:

— Кто же тебя знает… Мы не так давно знакомы, чтобы я понимал наверняка. А объяснять потом твоему королю, куда ты сгинул, мне не хочется, — с этими словами он небрежно вытряхнул на ладонь щепоть семечек и как ни в чем не бывало принялся их лузгать.

Шут не нашелся, что ответить, и смущенно промолчал.

"Вот странно, — думал он, — этот воришка знает меня пару дней, а ведет себя и в самом деле так, словно мы уже много лет, как друзья…"

— Я не буду сводить счеты с жизнью, Май, — сказал он, со вздохом оборачиваясь к скрипачу. — Я слишком ее люблю. Просто… просто сегодня эта жизнь кажется мне особенно нелепой и бессмысленной…

— О! — музыкант хмыкнул весело. — Ну и мысли у тебя! Ты еще скажи, что знаешь хоть кого-нибудь, кто этот смысл нашел! Придумал тоже… мудрец! — он покрутил головой, выглядывая, куда правит возница. — Далеко ли собрался-то?