Солнышкин, его друзья и девочка в тельняшке

– Подумаешь, Корабликов! Что он, Пушкин? Вон и Пушкина нет, а живем без стихов!
– почти хрюкнул Волосатиков.
– Да и зачем они нужны?

– А затем, чтобы люди не превращались в хрюкающих поросят!
– выкрикнул Пружинян.
– Вот я сейчас приведу сюда целую демонстрацию школьников! Они знают, кто вырастет из сына,

если сын свиненок, они тебе объяснят, и зачем стихи, и что такое поэзия, и что такое морской закон!

– Так нет лишней бумаги, - залебезил Волосатиков.

– Нет бумаги?! — И старый морской разведчик потащил Волосатикова вниз по ступеням в типографию, где вместо детских стихов печатали этикетки с надписью «Волосатовка». Шедший за ними смущенный Корабликов вздыхал:

– Ах, вся эта затея напрасна. Все на ветер...

И тут вся компания столкнулась с ворвавшимся в коридор старым приятелем, которого все сразу же узнали по свежему напористому дыханию. Конечно, это был Ветер. С ним они штормовали, ходили под парусами... И поэтому Пружинян с ходу обратился к нему:

– Ветер, Ветер, ты могуч?

– А что?
– спросил возбужденный Ветер, от которого почему-то пахло копченой колбасой.
– Что еще?

И едва Пружинян прочитал старому другу стихи Корабликова, Ветер весело свистнул. Он выхватил из рук поэта рукопись, подлетел к печатной машине и, выдернув из нее лист с «Волоса- товкой», вставил стихи.

Через минуту Пружинян читал с листовки то, что запомнил наизусть даже без листка:

Все равно хочу светить,

Пусть попробует схватить!

Машина вовсю печатала стихи, а Волосатиков верещал, что нет бумаги.

– Значит, нет? А это что?
– крикнул Пружинян и с маху налепил на лоб озадаченному начальнику этикетку от «Волосатовки».

Вбежавшая следом Вруля Патрикеевна воинственно выскочила вперед с криком:

– Что это вы себе позволяете? Сейчас, кажется, не то время, когда вы ходили на руках и на голове!
– Всему флоту была известна история, как молодой Пружинян прошелся на руках перед зазнавшимся туповатым капитаном.

Расхрабрившийся от такой поддержки Волосатиков выкатил грудь колесом и троекратно взвизгнул:

– Вон! Вон! Вон! Кончились ваши фокусы.

– Что?
– засмеялся Пружинян.
– Что? Какая: то корабельная крыса, шакал, смеет так разговаривать с морским разведчиком! Да я тебе сейчас покажу «кончились фокусы».

И сделав, как в молодости, кульбит, он встал на крепкие руки и уверенно пошел к выходу.

Волосатиков бросился за ним. Но Пружинян уже выходил и так хлопнул дверью, что она отскочила - раз, другой, третий!
– и трижды угодила Волосатикову в лоб.

В тот же миг Пружинян оторопело откинулся назад. От тройного удара вместо одного Волоса- тикова возникли сразу три! Все трое с одинаково красными лбами, показав на дверь: «Вон!» - вдруг бросились в кабинет занимать одно-едйн- ственное главное кресло.

– Не может быть!
– оглянулся Пружинян.
– Вот это фокус! Трехглавый волосан Волосатиков!

Такое, чтобы в глазах двоилось, он видел не раз. Но чтобы троилось - никогда! Вот наделал так наделал! Вместо одного - сразу три! Три! Тут-то с одним столько дел, а что же будет с тремя?

И он, как торпедный катерок, бросился на сопку, на помощь к коку Борщику. Корабликов посмотрел вслед Волосатиковым, грустно усмехнулся и поспешил за Пружиняном.

По дороге к ним присоединился еще один человек, в спортивном костюме, с бородкой и тетрадью в руках. Он поджидал Пружиняна, который охотно помогал молодым поэтам. И хотя бородач был не очень молод, Пружинян, посмотрев в протянутую ему тетрадь, сказал:

– А знаешь, получится хорошая песня! Только обязательно добавь побольше про Гречухина и, главное, про комаров.

– Спасибо!
– радостно сказал человек.
– Я сам чувствовал, что про комаров нужно побольше. Их там тьма! Обязательно добавлю!

Но при чем здесь этот бородач и какой-то Гречухин, а тем более какие-то комары, мы узнаем чуть-чуть позднее. Пока же всем им было некогда.

А оставшийся внизу. Ветер запустил в собравшуюся у подъезда толпу пачкой листовок со стихами Корабликова, и люди стали повторять их хором. Одни - «Все равно хочу светить...», другие - «Он с пеленок - шакаленок...».

А Ветер все бросал листовки. Правда, через какое-то время люди кинулись ловить и кое-что другое. В воздухе вдруг запахло копченостями, и

над ошарашенной толпой понеслась стая колбасных изделий. Стихи смешались с колбасами и кто-то ловил стихи, а кто-то - колбасу. Но все друг друга спрашивали; « Что это? Откуда этот смерч? *

И только Ветер мог ответить на этот серьезный вопрос.

УЖАСНОЕ, ПРЕКРАСНОЕ!

Дело в том, что два часа, которые Волосатиков выделил доверчивой Светке для прогулки, она решила посвятить знакомству с положением дед в городе, и Ветер потащил ее туда, где можно было послушать, что говорит народ.

– Первым делом на рынок!
– посоветовал отправлявшийся гулять Моторыч.
– Там можно не только что-то послушать, а кое-что и понюхать. А запахи могут сообщить многое.

В самом деле, за квартал до рынка послышалось дружное посапывание покупателей, и Облако начало слегка покачивать.

По рынку, от палатки к палатке, вздыхая, прохаживались старики и говорили:

– Разве здесь можно что-нибудь купить?

А шустрые старушки, продираясь к прилавкам, вдруг отскакивали от них, как от клеток с хищными зверями, и вращая глазами, поучали:

– А вы не покупайте! Вы - нюхайте!

Дорогие колбасы гипнотизировали прохожих,

как питоны. Сыры пренебрежительно смотрели на всех огромными дырками. Даже фальшивые

Врулькины колбаски покачивались» будто усмехались: «Ну что, может быть, купите?»

Казалось, люди совершали сюда походы, чтобы только вздохнуть: «Какая вкуснота и как дорого пахнет!»

Забегали моряки, заглядывали доктора, навещали рынок милиционеры... И ежедневно приходила целая экскурсия из клуба проголодавшихся артистов театра «Буратино».Онидаже репетировали свои пьесы прямо под открытым небом. Репетировали и вздыхали, вздыхали и репетировали! Карлсон и Чип- полино, Иван-царевич и Мальвина... Буратино дырявил носом витрины, а бедный артист Карабас так тянул в себя колбасный воздух, что торговцы в испуге прижимали к себе колбасы и размахивали перед его огромным носом пальцами: Но-но!