Солнышкин у динозавра

А морской дьявол по имени Верный неподалёку от Борщика удовлетворённо вилял хвостом, потому что это он, а никто другой, выдернул из розетки шнур усилителя брры- кодррычащей аппаратуры и дал возможность пробиться на сцену настоящему таланту приятеля, от которого столько раз получал самые вкусные косточки и слышал песни, трогающие даже собачье сердце.

Хапкинс поглядывал: откуда, хе-хе, взялся этот Федькин? С таким удивительным голосом, что многие уже настроили магнитофоны и стали записывать его песни. Да и сам Хапкинс не прочь был заполучить такого певца к себе в ансамбль. На таком голосе можно было сделать хорошие миллионы!

Но Федькин об этом не знал и не думал. Он просто сам удивился собственным возможностям и думал: а нельзя ли ещё лучше? Затягивал лучше, сильней и чувствовал, что получается ещё лучше, ещё выше, ещё сильней!

Он пел и про качку, и про кока Борщика, и про эскимосов, и про прекрасное лесное солнышко. И лица всех, кто сидел в этом зале под динозавром, становились ясней, добрей и светлей. Замерли на месте даже пингвинчики, а маленький зелёный динозавр распахнул большие чёрные глаза и открыл большой белозубый рот.

— Тенор, — вздыхал в углу возле задней лапы динозавра редактор «Пёсика».

— Тихо! Не тенор, а баритон! — одёргивал его соперник из «Котяры».

— Да перестаньте вы! Не слышите, что здесь и тенор, и баритон, и колоратурное сопрано сразу, — заёрзал сидевший впереди портретист.

Участники обеих групп тоже приоткрыли в удивлении рты.

И казалось, от удивления начали раскачиваться волны, остров и сама земля.

Солнышкин тоже пришёл в восторг, и ещё ему нравилось, что его друг, хотя и был мужественным человеком, не хрипел, не раскачивался и не подражал никаким знаменитостям, а пел своим собственным голосом.

Но наконец Федькин раскланялся, спрыгнул с эстрады. Забушевали аплодисменты, раздались крики. Кто-то снова включил аппаратуру. Всё зашумело, загудело. Голова динозавра закачалась от восторга: в своё время он такого не слышал!

И Моряков крикнул:

— Какой успех, какой успех! Борщик, подай сюда бочонок боцмана Буруна!

Скоро из лапок помогавшего Борщику зелёного динозавра бочонок перекочевал на стол. И разлив его содержимое по бокалам, капитан воскликнул:

— За успех!

— За успех! — сказал Хапкинс-младший и, выпив, тут же приступил к делу:

— Мистер Федькин! Мы приглашаем вас к себе на теплоход и в компанию.

— Но у вас «БРР» и «ДРР»! — сказал Федькин.

— «БРР» и «ДРР» побоку. Побоку «БРР» и «ДРР»! — крикнул Хапкинс.

В ответ на это всё вокруг так забррыгалось и задррыгалось, что у динозавра затряслись рёбра и у сидевшего на его шее учёного слетел с ноги башмак.

— Сто тысяч долларов за концерт! — прошептал Хапкинс.

И тут стоявший рядом маленький динозавр расстегнул капюшон и, тряхнув головой поварёнка Тома, крикнул:

— Мистер Хапкинс, это мои сто тысяч! Я первый увидел айсберг!

Но Хапкинс, хлебнувший из бочонка Буруна, его не заметил, а крикнул: «Миллион!» — обещая Федькину миллион, которого у него лично уже не было.

— Не пойдёт! Я матрос. Я человек из команды, — сказал Федькин.

И, выпив ещё, Хапкинс крикнул:

— Беру всех! Всех! Всю команду! Контракт — хе-хе! — на гастроли по всему миру, десять миллионов. Хе-хе!

— Но было же сказано: никаких хе-хе! — напомнил Солнышкин.

— Никаких хе-хе! — добавил Стёпка, на которого крепко подействовали и бырродрры- ганье, и напиток Буруна, и песни Федькина.

И он так врезал по столу огромным кулаком, что дрогнула земля, закачались гирлянды и рёбра. Гигантозавр тряхнул головой, сбросив на толпу сидевшего там учёного.

Но хуже того: из пасти ящера вылетел плохо сидевший клык и стукнул сидевшего внизу Хапкинса по голове справа!

Хапкинс откинулся, пробормотал «хе- хе!» . Ему показалось, что зуб застрял в голове, одна половина головы летит в одну, другая — в другую сторону. И его снова хотели тащить прикладывать головой к айсбергу.

Но тут началось нечто необъяснимое. И трудно было понять — отчего. От бырродр-

рычанья? От невероятного удара кулаком по столу? От падения зуба?

Кто-то уверял, что это всё из-за того, что динозавр не привык к подобным скандалам внутри себя.

Кто-то уверял, что ему семьдесят миллионов лет назад наступили на хвост, а дошло только сейчас.

А некоторые вообще уверяли, что всё это из-за доктора Челкашкина и его неуместных высказываний.

Но так или иначе — судите сами — то, что потом произошло, было невероятно.

НЕВЕРОЯТНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ДОКТОРА ЧЕЛКАШКИНА

Всё это время доктор Челкашкин, которому тоже хотелось прокатиться на Землячке, влипнуть со всеми в какую-нибудь весёлую историю или хотя бы просто искупаться, добросовестно лечил, читал лекции и проводил сеансы телепатии.

Он вытащил добрый десяток заноз из определённых мест у мальцов, лазавших по пальмам и кустарникам, перевязал две головы — учёному и фотокорреспонденту, свалившимся с динозавра. Провел уникальный одновременный сеанс обратного действия: несколько умников и несколько явных дураков менял местами до тех пор, пока не привёл их в полное равновесие.

Правда, один из пациентов весь вечер бегал по берегу и, пожимая плечами, сообщал то одному, то другому:

— Доктор утверждает и даёт честное слово, что я уже умный, но сам-то я чувствую, что я полный дурак!

А в тот момент, когда рядом, «Под динозавром», разгулялись брычащие и дрычащие звуки, доктор как раз приводил одним взглядом в нормальное состояние нескольких людей младшего школьного возраста, которые недавно дёргались чуть ли не на головах у своих дёргающихся родителей.

И по мере того как они затихали, один из дёргавшихся папаш, глядя Челкашкину в самые глаза, спросил:

— Доктор, а вы сами когда-нибудь смогли бы заболеть этим или хотя бы запрыгать под эту музыку?

— Я? Я? — воскликнул доктор. — Чтобы я когда-нибудь зарылся в эту музпомойку?! Да скорей это безмозглое чудище, — он показал в сторону динозавра, — скорей оно снова пустится шагать по земле, чем я...

Доктор не договорил, он не смог договорить, потому что вдруг оторвался от земли вместе со своими пациентами и, широко раскрыв глаза, повис в воздухе.

А гигантский ящер дрогнул, заскрипел и, подпрыгивая, всей своей жутковатой мощью двинулся к зашумевшему и закипевшему под вспышки фейерверка ночному океану.