Соло для пистолета с оркестром
Шрифт:
— Ну да. Так оно и было. А что?
— Значит, его мать бумаги подписала?
— Ну конечно!
— Спасибо за помощь!
Он сказал Валентине Константиновне «до свидания» и покинул ее кабинет. Он знал теперь, как попал за границу Андрей Никольский. Очень даже простым способом. Где же он болтался целый год, а главное, где подцепил свою темнокожую журналистку? У Глазова сразу возникла догадка на этот счет.
На улицу Дмитрий вышел в прекрасном расположении духа. И бодро направился к скверику, где оставил машину. Солнце пока светит, птички поют, в машине сидит любимая женщина и ест мороженое на пару с противной собакой. Собака! Глазов тяжело вздохнул. Уже не рычит, но зато, кажется, начинает ревновать.
— А мне мороженое? — спросил он, заглядывая в
— Тебе я покупать не стала, — сказала Юлия.
— Не заслужил?
— Я же не знала, сколько ты пробудешь в паспортном столе! Оно могло растаять.
— Ладно. Я сам куплю себе мороженое.
Он уже приметил на въезде в город маленькое кафе и решил, что можно посидеть немного в прохладе, с мороженым и без собаки. Собак, слава богу, в кафе не пускают. Повеселев, Дмитрий завел машину.
Кафе называлось «Умка», из чего можно было сделать вывод, что здесь продают именно мороженое. Белый медвежонок на вывеске держал в лапах вазочку с цветными шариками. Красным, синим и белым. Глазов толкнул тяжелую железную дверь и, держа Юлию за руку, спустился вместе с ней в полуподвальное помещение. В кафе никого не было, женщина за стойкой читала потрепанную книгу, и очень удивилась, увидев посетителей.
— Что-то хотели? — на всякий случай спросила она.
— Мороженое у вас есть?
— Пломбир в вафельном стаканчике. Местный. — Женщина все еще надеялась, что посетители уйдут.
— Давайте. Два, — сказал Глазов. — Гулять так гулять.
Они сели за столик. В гордом одиночестве. В столице подобные заведения на каждом углу, и не только те, в которых продают мороженое. В маленьком провинциальном городе никто в кафе не ходил. Мороженое местные жители предпочитали есть на ходу. Что же касается всего остального…
Тут вдруг что-то щелкнуло, и популярная певица жалобно затянула песенку о несчастной любви и женском счастье. Официантка, видимо, решила развлечь единственных посетителей.
— Что ты узнал? — спросила Юлия.
— Мороженое хочешь? — не ответил Глазов.
— Нет, спасибо. Прохладно здесь, — она поежилась.
— Послушай, не злись на меня. Давай бросим к черту это дело. Я перееду в твой дом, займусь хозяйством. Куплю корову, научу тебя ее доить. Кроликов заведем. Возьмем на развод у Кузьминичны. И пчел. Я же деревенский. Хочешь?
— Что ты узнал? — повторила она.
— Нет, я не могу тебя понять, хоть убей! Ты же не любила своего Петю. Я давно это понял. И плевать тебе, кто его убил и за что. Впрочем, меня ты тоже, кажется, не любишь. Тогда смысл всего этого?
— Мне надо чем-то заняться, — ответила она, а Дмитрий обиделся, потому что ожидал опровержения собственных слов насчет ее нелюбви. Но справился с собой и продолжил спокойно:
— Хороший ответ. Мне тоже. У тебя несчастье случилось? Я не имею в виду смерть любимого мужа. — «Любимого» было сказано с иронией. — Объясни мне, наконец, что тебя гонит с места на место? От кого ты прячешься? Я никуда больше не пойду, ни в одно учреждение, если не скажешь.
— Ну, хорошо… — Она тяжело вздохнула. — Да, со мной случилось несчастье. Это не разговор для кафе… — И она оглянулась.
— Мы одни. Женщина за стойкой читает. И потом, ей слышно только музыку. Так что?
— Я потеряла ребенка, — спокойно сказала она.
— Это я уже слышал. По-моему, это случалось не один раз, — осторожно сказал он.
— Да, случалось. Но потом я очень долго лечилась. Когда поняла, что мой брак может развалиться, я страстно захотела ребенка. Его все время не было дома. Мужа. Я никогда не знала, приедет Петр ночевать или не приедет, будет ужинать или тут же уснет, не сказав мне ни слова. Мы не разводились просто потому, что даже на это у него не было времени. И его устраивали наши отношения. Не думаю, что Петр имел любовниц. Фирма поглощала все его время. Я чувствовала себя полной идиоткой. Однажды, когда намекнула о своем одиночестве, он равнодушно сказал: «Займись чем-нибудь. Заведи любовника».
— И ты так и сделала? Это был Олег Станиславович?
— Олег — случайный эпизод. Когда мне стало совсем уж плохо. Но я не
о любовниках, а о ребенке. Мне удалось, наконец, сохранить беременность дольше восьми недель. Именно на этом сроке открывалось кровотечение. Было шесть попыток, и все заканчивались на девятой неделе. Я не могла выносить ребенка, понимаешь? Но помогли новые лекарства. Петр денег на мое лечение не жалел. Я ездила в лучшие санатории, ложилась в лучшие клиники. И — удалось! Ребенок спасал меня от одиночества, наш брак становился вещью более реальной.— Это был его ребенок? Петра Шумова? — невинным голосом спросил Дмитрий.
— Какая разница? Тебе все надо знать? Главное в том, что пошел уже пятый месяц беременности, и вдруг случилась эта ужасная трагедия. Авария. Петя разбился насмерть. Тут же начался скандал с родственниками — раздел империи моего покойного мужа. И я не выдержала такого стресса. Меня ведь предупреждали: никаких волнений, полный покой. Никто меня не пожалел. Понимаешь? Наоборот, поспешили воспользоваться беспомощностью. Но они не виноваты. Виноват тот, кто устроил эту аварию. Случись это несколькими месяцами позже, и мне было бы все равно. Я уже была бы не одна. А мужа, ты прав, я давно уже не любила. Но потерять ребенка… Ты понял, почему я так хочу его найти, этого мстителя? Пусть узнает, к чему может привести справедливое, с его точки зрения, возмездие. И пусть за это заплатит. Так ты продолжишь расследование? Ради меня.
Глазов сам не понимал, почему ему так не понравилась вся эта история. У него было сыщицкое чутье. Еще по прежней работе он это помнил. Когда сидящий в его кабинете человек начинал врать, у Дмитрия невольно мурашки бежали по коже. Вот и сейчас он почувствовал, как по спине пополз знакомый холодок. А может, это просто мороженое? И в кафе прохладно.
В конце концов, она права: кафе не место для подобных откровений. Тем более что в подвальчик спускались еще двое посетителей. Они первым делом оглянулись по сторонам. Глазов знал этот синдром. Никто не войдет в магазин или кафе, если там никого нет. Пустой зал настораживает. Когда все внимание продавца только на тебя, а ты и покупать-то ничего не собираешься, чувствуешь себя не в своей тарелке. В маленьких городах люди особенно не любят казаться белыми воронами. Каждый человек здесь на виду. Если никто не ест мороженое в кафе, а я ем, значит, на меня будут показывать пальцем. Но теперь в кафе сидели Глазов и Юлия. Поэтому двое молодых людей задержались у стойки, потом купили по мороженому и бутылку газированной воды. Когда они сели за соседний столик, Глазов понял, что откровенный разговор окончен. Осталось только доесть второе мороженое и уйти. Юлия молчала, Дмитрий пошел к стойке и тоже взял бутылку воды и пару одноразовых стаканчиков. Они посидели еще минут пять. Наконец, в кафе появились еще посетители и, увидев, что целых два столика заняты, тоже прошли в зал.
— Ну все, цепная реакция пошла, — улыбнулся Глазов. — Самое неприятное — это быть первым. Мы сделали это заведение популярным. Пойдем на солнышко. Погреемся.
— А дальше? — настороженно спросила она.
— Дальше? Считай, что твои доводы меня убедили. Я доведу это дело до конца. — Ему показалось, что в ее взгляде промелькнула откровенная радость. — Надо еще заехать в магазин, где продаются музыкальные инструменты.
Они поднялись и направились к выходу. Уже в машине Юлия спросила:
— А зачем нам туда надо?
— Хочу узнать, насколько хорошо Аким Шевалье играл на флейте. Пардон, Андрей Никольский. Знаменитый писатель умер семь лет назад.
Магазинчик музыкальных инструментов в городке был один. В отличие от продуктовых. В единственном экземпляре здесь были: кафе, библиотека, музыкальная школа и Дом культуры. И люди, которые там работали, тоже были в единственном экземпляре. Уникальные. Молодежь предпочитала осваивать новые профессии. Уж если торговать, то аудио — и видеокассетами, компакт-дисками и аппаратурой. Если работать, то не в библиотеке, а в интернет-кафе. Поэтому, когда Глазов увидел пожилого человека в отделе, где продавались скрипки, гитары, пианино и, разумеется, флейты, он откровенно обрадовался.