Соло для пистолета с оркестром

Потом она проворно вскочила с постели и побежала в ванную умываться. Слушая плеск воды, он усиленно протирал глаза и пытался прийти в себя. Голова нестерпимо болела. Жара, гостиница в маленьком городке… Все это похоже на бред…

А день был все такой же длинный. Июньский день: год в зените, короткие ночи не успевают утешить и проходят без следа.

— И чем предлагаешь заняться? — спросил, когда она вернулась из душа.

— Поедем на речку.

— На речку?

— А что? Здесь душно. А после четырех самый загар.

— Ты, понятное дело, загорать привыкла в других местах, — с иронией сказал он. — За границей. Турция, Греция…

— Это что? Зависть?

— Предупреждение. Здесь таких пляжей нет.

— Мне все равно.

Он пожал плечами: как госпожа прикажет. И натянул шорты. По пути заехали в магазин, накупили чипсов, сухариков и воды. Альфа радовалась. Собака нестерпимо страдала от жары. Речка здесь была чистая, глубокая, хотя и не широкая. До самых сумерек они сидели у воды, друг с другом почти не разговаривали. Купались, лежали на солнце, пили и ели. Наконец, Глазов решился:

— Поговорим?

— О чем?

— Я так понял, что о твоем муже расспрашивать бесполезно. Равно как и о твоем прошлом. Но завтра нам надо вернуться в Москву. Я должен позвонить знакомому, который на Петровке работает. Старый должок.

Она вздрогнула:

— Где работает?

— На Петровке. А что ты так разволновалась? Ты, кстати, с ним недавно беседовала. Некий Мельников Аркадий. У нас с ним договоренность. Он дал мне информацию, которая вывела на след Акима Шевалье, взамен я ему должен другую информацию. О том, кто убил того смазливого парнишку. Альфонса. Кажется, его Иваном звали?

— И что ты ему скажешь? — Глазов пытался понять, что у нее на уме, но Юлия спрятала глаза за стеклами солнцезащитных очков. Голос у нее был вялый, безжизненный.

— Ну, намекну осторожно. Есть, мол, народный заступник. Но далеко, не достать… Послушай, ты опять нервничаешь. В чем дело?

— Ни в чем. Со мной все в порядке.

— Мне так не кажется. Я тебя чем-то обидел?

— Если только тем, что ты мужчина, — устало сказала она. — У вас, у мужчин, всегда есть что-то еще. Ваша жизнь заполнена до отказа. Работа, машина, теннис, сауна, друзья, другая женщина, наконец. А нам остается только ждать. Вся жизнь проходит в ожидании…

— Кто тебя обидел, Юля? — не выдержал Глазов.

Она невольно сжалась и отрицательно покачала головой: не скажу. Он пододвинулся вплотную, прижал ее к себе, сказал как можно мягче:

— Ты не права. Вся эта работа… Это же для вас. Для того, чтобы вы не жаловались на отсутствие денег. И вообще: чтобы у вас оставалось как можно меньше времени для упреков, мы и работаем как можно больше.

— Мой муж… Разве я его упрекала? Просила что-нибудь? Единственное, чтобы он хоть изредка проводил выходные в семье. Хотя бы раз в месяц! Так много?

— Послушай… Ведь его уже год как нет! Пора бы уже успокоиться. А я вот он. Живой, здоровый. И-с тобой!

— Ты просто опоздал, — вздохнула она.

— Глупости! Куда опоздал? Ты женщина хоть куда, я вообще юноша в полном расцвете сил, — с иронией сказал он и шутливо расправил плечи. — Жизнь только начинается. Ты свободна, я разведусь. Детей у меня нет. Всегда жалел об этом, а теперь радуюсь. Кузьминична что сказала? Забыла? Все будет нормально. Ну? Не кисни!

— Митя… Хороший ты человек! — Сказала она с отчаянием. Потом прижалась к нему и закрыла глаза. — Жаль, что поздно. Мне надо было сразу это понять. Когда увидела тебя первый раз в своем доме. Понять и остановиться. А я… Дура! Господи, какая же дура!

Глазов понял, что ничего не понял. Зачем такие терзания? Пойми этих женщин! Наверняка какая-нибудь ерунда! Что может женщина сделать из ничего? Шляпку, салат и трагедию…

И он примирительно сказал:

— Ну, успокойся. Нельзя же так терзаться. Надо возвращаться.

— Хорошо. Мы вернемся в Москву. Завтра. Сколько можно прятаться? Ты пойдешь к этому Мельникову, и все ему объяснишь. Потом вы придумаете, как поймать за руку этого маньяка.

— Он не маньяк. Несчастный человек, — поправил ее Глазов.

— Ну да! Конечно! С кучей денег и поехавшей крышей! А когда-то был нормальным человеком, — в сердцах сказала она.

— Послушай, ты его все-таки знала раньше. Говоришь о нем как о близком человеке.

— Я обожала его книги, — уклончиво сказала Юлия. — Он был моим кумиром. У каждого есть кумиры, что тут странного?

Глазов не поверил. На мгновение он проник в ее тайну. За стену, которой она себя окружила. И свое прошлое. Но торопить события не стал. Попросил только:

— Подбери мне материал об этом американском режиссере. Об Андре Никольски. Раз он наш бывший соотечественник, о нем должны были много писать. Есть журналы о кино, светская хроника. Сделаешь?

Юлия кивнула. И тему быстренько закрыла. Наступили сумерки, стало прохладнее. Пора было возвращаться в гостиницу. Глазов выспался днем, и теперь раздумывал: как бы скоротать вечер?

— Ты шампанское пьешь? — спросил лихо, по-гусарски, подмигнув.

— Шампанское? — рассмеялась она. — А ты угощаешь?

— Все, что пожелает прекрасная дама!

— Что ж. Прекрасная дама не прочь выпить шампанского. Тем более что номер у нас один на двоих.

— Не считая собаки, — буркнул он.

— Ну, с собакой я как-нибудь справлюсь… …Это был один из самых счастливых вечеров в его жизни. Они выпили шампанского и забыли о делах. Дурачились как дети, болтали милые глупости. Вспоминали первую любовь, лишь бы не вспоминать первые брачные обещания. Откровенничали, оставаясь закрытыми. Потом любили друг друга, и ему опять хотелось думать, что это навсегда. А потом они уснули…

…На следующий день, в полдень, они вернулись в Москву. Юлия вылезла из машины и отправилась открывать гараж. Как и не было этих двух дней. Глазов все мялся, не решаясь задать главный вопрос: «Мне остаться или уехать?» Юлия же остаться не просила. И он решил: поеду домой. Уже у калитки, провожая его, она спросила:

— Когда я снова тебя увижу?

Он удивился. Разве для этого непременно надо уезжать? Но ее взгляд ясно сказал: надо!

— Я позвоню, — пообещал он и полез в машину.

Как-то само собой получилось, что машина осталась за ним. Юлия категорически отказывалась садиться за руль и настояла, чтобы на «Део» ездил он. По крайней мере, на тот период, пока занят ее делом.

Глазов слишком уж долго грезил о такой машине, чтобы возражать. Мысленно ругал себя разными нехорошими словами, но избежать искушения был не в силах. Он все-таки уехал, но уехал на ее машине, получив приглашение вернуться. Быть может, она хотела его объяснения с женой.