Son of prophecy

Вайолет сладко улыбнулась, опираясь на конец шеста, чуть склоняя голову набок, будто порицая недавнюю самоуверенность юноши. Тейт хрипло выдохнул, уронив голову обратно на твердую землю.

***

С той минуты она тренировала его каждый день, и чем дальше, тем все более новыми становились приемы и навыки. Освоив бой на шестах, Тейт должен был научиться забираться по веревкам, карабкаться по стволам, должен был тренировать выносливость, скорость, длину прыжка, меткость. Порой Тейт беспрекословно выполнял все команды, лишь дивясь тому, как худенькая юная девушка может проделывать все то же самое не только с необычайной легкостью, но даже с шармом, с грациозностью – выполнял не потому, что хотел, а потому что это стало единственным его развлечением в этом месте. А порой он спорил и жаловался, но не на сложность и изнуренность, а на простое непонимание: для чего все это было нужно? Кроме слов о его роли в политических играх дяди и племянника, большего ему не сообщали.

Отжимания, подтягивания – все это не было в новинку юноше, он и раньше готовил себя к боям. Но настолько интенсивными, настолько выматывающими тренировки не были никогда. Палящее солнце или непроглядная стена из ливня – Вайолет не делала поблажек, словно от этих тренировок зависела его жизнь. Появлялись все новые и новые ссадины и царапины, которые заживали и затягивались благодаря чудесным мазям и компрессам девушки. Оставались лишь напоминания в виде шрамов: два на лбу справа, у самых корней волос, один небольшой, еще розовый, у мочки уха, и многочисленные мелкие на руках – местах, наиболее уязвимых при падениях. Поначалу, когда его тело еще начинало крепнуть, а мышцы нещадно ныли, и кости словно ломались, когда тело будто перестраивалось, он замечал, чувствовал синяки и отеки. Но потом организм словно выработал какую-то природную вакцину, и гематомы не так явно проступали на поверхности кожи. Как будто наросший мышечный слой предотвращал от явных ссадин.

Так прошло два месяца. Тейт еще больше окреп, тренировки на открытом воздухе подарили его коже легкий слой загара, несказанно ему шедший. Юноша свыкся с одеждой, прежде казавшейся ему неудобной и смешной, про свои вещи он давно перестал думать, забыв о телефоне и прочих прелестях своей прежней жизни. Казалось, настолько его поглотили тренировки. В душе Вайолет радовалась, страшась поначалу тому, как быстро он начнет скучать по дому. Но этого не происходило; ему, казалось, не к чему было возвращаться, нечего было терять и помнить. Вайолет давила в себе любопытство, снова и снова повторяя, что это не важно, что для ее миссии узнавать юношу вовсе необязательно.

И чем дольше она оставалась хладнокровной, тем больше это распаляло юношу. Он не понимал, почему она так закрывалась, почему упорно боролась с дружелюбием, проявляя если и не враждебность, то напускную холодность, безучастность.

– Почему никто другой не может тебя заменить, раз ты меня не выносишь? – голос был сбивчивый, дыхание рваное. Они отрабатывали простые удары.

Вайолет едва скривила губы в ироничной усмешке.

– Судьба такая.

– Да нет никакой судьбы, - на выдохе улыбался юноша.

Вайолет ничего не отвечала. Каждый раз он выводил на подобные разговоры, и каждый раз ей стоило больших усилий, чтобы сохранять контроль, не сорваться и не ударить его так сильно, как ей хотелось. Но ее собственные внутренние переживания становились незначительными, как только Вайолет замечала: Тейт совсем не старался. Возможно, не специально, но подсознательно он понимал, что не обладает вескими доводами, чтобы по-настоящему вкладывать душу в дело. Девушка знала, видела это, но не могла рассказать ему всей правды. Иначе бы реакция могла быть непредсказуемой.

– А зачем столько тренировок на укрепление мышц? – процеживал сквозь стиснутые челюсти слова тот, подтягиваясь в один из дней от тонкой, причудливо изогнутой ветки. Сидя на ней, Вайолет болтала ногами.

– В противном случае ты не поднимешь меч.

Меч. Единственная, как казалось юноше, связанная со всеми тренировками вещь, заставлявшая его руки трястись от экстаза. Ради того, чтобы хотя бы подержать заветный предмет, он вытерпит все, вынесет любые издевки.

Боль закаляла Тейта. С каждым днем он становился все выносливее, его реакции – быстрее. Ее прямой удар - его ладонь уже в воздухе, блокирует. Ее удар с замахом – моментальное движение корпусом в бок, голова отклоняется так стремительно и так легко, словно такая молниеносная реакция была в его крови с самого рождения. Вправо, влево – снова и снова. На его губах самоуверенная ухмылка. Вайолет в неодобрении трясет головой, пытаясь скрыть улыбку.

Удар по корпусу – резкий скачок, разворот туловища и боковой удар ногой – Тейт не мог не улыбаться. Удар снизу по ребрам – шаг назад и перехват. Майка липла от пота, птичий гомон был не слышим. Удар с разворота, выпад – и Тейт на земле, сбитый с ног – в нос ударял запах сухой травы. Вайолет усмехалась – волосы в беспорядке, широкие брюки-шаровары в пыли.

Выпад вперед и удар с низу – Тейт поймал ее кулак и легким движение руки прокрутил ее туловище как в танце, уронив в завершение на свой локоть у самой травы; кончики волос, убранных в низкий хвост, касаются земли. Вайолет смеялась.

– Ты дурак. Кошмарный дурак, - дивилась его ребячеству девушка. Тейт лишь пожимал плечами, переводя дыхание.

Но при всех плюсах появления юноши в ее жизни, Вайолет злилась, когда Тейт порой сдерживал себя, ссылаясь на то, что не мог по-настоящему драться с леди. Пускай ее сила и была теперь на равне с его собственной. Это поражало Тейта – как девушка, обладая такой хрупкой на вид внешностью, может с легкостью выполнять сложные силовые приемы.

– В борделе девок будешь так нежно трогать, - острила та, толкнув юношу в плечо.

– Имеешь что-то против борделей? – пошатнувшись, отшучивался тот, утирая лоб поднятой с камня грязной рубашкой.

– А ты всегда такой вялый в драке?

– Ты же знаешь, я не могу бить девушек.

Поджав губы, Вайолет одним движением вновь сбила юношу с ног. Тот со вздохом повалился на спину, закатывая глаза. Опять попался на том же приеме.

– Так постарайся смочь.

Вайолет услышала легкий смешок. Тейт тряхнул головой, смахивая кудри. И в прыжке вскочил, разворачивая корпус для удара.

…И вновь под подошвами поднималась пыль, и вновь шуршала трава и хрустел редкий песок. Вороны кричали, кружа над верхушками сосен, и в моменты, когда смолкало прерывистое сбитое дыхание и не сдерживаемые смешки юноши, можно было слышать, как пульсировала от адреналина кровь.

Отдыхали редко – да и Тейт сам не нуждался в частых передышках. Прерывались для питья, используя в качестве источника лесной ручей. Тейт все еще дивился тому, насколько вокруг него был чистый воздух. Мимо проносились перламутровые стрекозы, и вода казалась сладкой на вкус. Тренировки, начинаясь с полудня, обычно занимали большую часть дня. В остальное время Вайолет часто отсутствовала, и Тейт был предоставлен сам себе. Порой он пытался найти кого-то из уже ему знакомых - Рубио или Билла, - но в конце концов понял, что и они тоже куда-то пропадали. Тейт часто заставал того парня – Джошуа, - каждый раз пытаясь проявить дружелюбие и от скуки завести знакомство, но тот избегал его, сыпя нелепыми отговорками. Тейта словно боялись, будто намеренно избегали.

В своем мире он никогда особо не чувствовал одиночества. Но здесь, по вечерам, сидя на облюбованном в первый же день валуне напротив лесного массива, он стал много думать о своей жизни – то, что не часто делал прежде. Впервые его страшила неопределенность. Если в своем веке Тейт хотя бы знал, что его может и не может ждать в будущем – стабильная карьера, бездонный банковский счет, - то здесь он абсолютно не представлял, что там впереди. И это терзало его, угнетало, потому что каждый день был похож на предыдущий, и никто не говорил ему, чем все закончится.