Сон веселого солдата

А затем: "Чарз, аст?" ("Есть ли анаша?"). "Аст, аст!", - соглашаясь, закивал рулевой. Сомнений не было, анашой здесь приторговывали даже пяти-шестилетние мальчишки. Все с миром разошлись по своим делам. Местные продолжили путь, Витьки, оживленно и весело болтая, гремя амуницией, рухнули в арык.

"Засада перестаёт быть утомительной, наступает кратковременная веселуха". Вскоре над томатным безветренным полем поднялся еле уловимый сигаретный дымок. Через несколько минут ребята "поймали ха-ха". Приподнявшись, я посмотрел на охрану. Перед кустами, задрав опорную ножку вверх, на боку сиротливо лежал пулемёт. Витьки, задыхаясь от смеха, схватившись за животы, катались на дне пыльной траншеи.

"Нашли время, охламоны", - укладываясь на хрустящую прошлогоднюю листву, беззлобно сругнулся на них.

Осудить легко, выдержать давящую реальность гораздо трудней... Прятался от её каждый по-своему.

За мной числился грешок из трёх самоходов. Конечно, не по таким вот зарослям. Не зря ж у нас говорили: "Афганистан - страна чудес, пошёл в кишлак и там исчез".

Дело было в Кундузе. Он хотя и считается центром провинции, вбиравшим в себя в те годы полторы сотни населения, на деле ж - большой кишлак.

Стояли мы в те дни на сторожевой заставе под названием "Тюрьма".

Врылись в пустынные сопки наши ребята, ощетинившись стволами трёх танков и окружив себя минным полем. Жили в таких же, как и местные, глинобитных землянках.

У подножья невысоких пригорков проходила пыльная сельская дорога, за которой с укрепления можно было увидеть жилые постройки и массивную, увенчанную колючей проволокой, высокую стену правительственной тюрьмы. От неё и получила своё название советская точка.

Первый выход осуществлялся с целью поесть персиков.

Питаясь консервами и прочей нехитрой солдатской едой, мы страдали авитаминозом. У меня по этой причине ногти выгнулись в обратную сторону лодочкой.

"Сам о себе не подумаешь, никто не подумает". Безрезультатно бродили мы по садам и огородам. Опоздали, урожай собрали без нашей помощи. По штучке персиков все-таки съели и один бросили в мешок. Не с пустыми ж руками возвращаться к ребятам.

На обратном пути повстречали девчушку. Сидит в выгоревших чёрных шароварах и такой же рубахе, с увлечённым видом полощет бельё в речушке.

Подняв глаза на нас, оцепенела от неожиданной встречи. Взвизгнув, подпрыгнула и, чудесным образом провернувшись в воздухе на 180 градусов, бросилась наутёк.

Мы свистели вдогонку улепётывающему, высоко задиравшему розовые пятки зайцу.

Бельё медленно плыло вниз по течению. Чёрные блестящие калоши, далеко не детского размера, так и остались стоять у кромки воды.

В следующий раз ходили в дукан полакомиться мороженым. Не витамины, конечно, но всё же смена обстановки и декораций благоприятно воздействовала на нервишки.

Откуда деньги? Мелкая спекуляция. Танкисты продали сэкономленное топливо да немного сухпая, оттого-то с барского плеча и угощали.

Честное комсомольское, боеприпасы и оружие никогда не продавали.

Догадывались, что под покровом ночи спекулятивный товар вернётся и полетит прямёхонько в нас.

...Если быть более точным, то лакомились мы не в дукане, а в почти что культурной кафешке.

Дукан - что, торговая лавка, в которой отсутствует лицевая стена. Две большие створки-ставни днём открываются в разные стороны, и магазинчик, используя полезную площадь от пола до потолка, становится одной сплошной витриной. Для удобства покупателей пол приподнят до уровня колен. В центре витрины, скрестив ноги, восседает дуканщик. Купить здесь можно всё: моднячие швейцарские часы, ятаган, батники и складные солнцезащитные очки в придачу с музыкальной открыткой. И, конечно же, из-под прилавка, на любой вкус и цвет, - золотые украшения. В общем, всё, от жвачки до миномёта...

Мы же забрели в почти в цивилизованную чайхану-мороженое, у входа которой, справа на витринном стекле, красовались не по-советски броские, хаотично наляпанные, заморские рекламные наклейки. Лишь приоткрыли скрипучую дверь, как над головами звякнул колокольчик, сигнализирующий хозяину о вошедших поедателях сладостей. Несмотря на то, что мы были налегке, без броников и касок, пришлось прямо втискиваться в узкий дверной проём небольшой комнаты без посетителей. По правую руку, у стены, стоял диковинного вида холодильный аппарат с рычагом для выдачи мороженного. Слева примостился низкий, серый в коричневую клетку диванчик. Здесь же на стене, уютно расположившись на полочке, завис большой чёрный двухкассетный магнитофон. Из сетчатых колонок его звучала довольно сносного качества местная музыка. Сгрудившись в рабочем беспорядке по центру, стояли два небольших приземистых столика с низенькими, под стать столам, стульями. Всё, что находилось в помещении, было далеко не новое и слегка затёртое. Всё, кроме хозяина заведения, сидящего на стуле у прямоугольного ящичка с лакомством. Тёмно-синяя длинная рубаха с такого же цвета жилеткой и чёрная каракулевая папаха подтверждали далеко не рабоче-крестьянское происхождение бая. Эта деталь сразу привлекла наше внимание. Проскочила мысль: "А не успел ли не по-восточному негостеприимный дяденька послать гонца к "бородатым", известить о прибытии необычных посетителей?". Гремя низкими стульями и жёсткими подошвами о деревянный пол, двое из нас уселись за лакированный столик. Третий, по кличке Красный, взятой от его же фамилии, набросив на плечо автомат, расплачивался афганями за три порции мороженого. Я сидел спиной к двери, ведущей в глубь помещения, контролируя вход и улицу. За витринным стеклом виднелся лишь квадратик светло-голубого неба, где вдоль пыльной дороги, справа за сопкой, находилась наша точка. Если начнётся пальба из стрелкового оружия, сослуживцы легко услышат. Спиной к диванчику расположился Савелий, ручонки которого, как и у меня, покоились поверх лежащего на коленях автомата. Он вроде как невзначай приглядывал за третьей, приоткрытой дверью, которая, судя по солнечному свету, вела во внутренний двор. Вскоре к нам присоединился ещё один искатель приключений, купивший три вафельных рожка со сливочным наполнителем. Бросив на нас весёлый, но понимающий взгляд, не подавая виду и болтая всякую всячину, занял свою позицию. В его обязанности входило, помимо слизывания быстро таявших шоколадных шариков, пасти закрытую дверь подсобки за моею спиной.

Судя по едва уловимым косвенным факторам (откуда в столь юном возрасте они были мне известны, пусть останется тайной), позволяли в совокупности сделать вывод, что данное безалкогольное заведение, притаившееся на окраине провинциального городка, с наступлением темноты использовалось для развлекухи уже по-взрослому. Даже в дневном полумраке, без электрического освещения, просматривались несвежесть, прокопчённость потолка и бежевых обоев на стенах. Припалины на тусклом лакированном столике, а главное, едва уловимый аромат, пропитавший атмосферу и всё вокруг, который не возможно спутать с другими запахами, говорили о том, что основную прибыль приносили хозяину отнюдь не шарики мороженого в вафельных рожках, а кальян и то, что к ему прилагается для раскумарки (и по желанию - немного больше). Временно исполняющий роль продавца, неуклюже имитируя занятость, по-прежнему сидел полубоком на своём месте, так и не повернувшись лицом к пусть и чужакам, но всё же гостям. Однако и нам, по большому счёту, на его гостеприимство было начхать с высокой колокольни...

Последний самоход получился самым ярким и запоминающимся. На этот раз занесла нас нелегкая на танцы.

Естественно, не на городскую дискотеку, в здешних краях таких просто не существует, а в закрытый клуб восточных танцев. Звучит громковато, но на танцующих женщин любовались только мужчины и то далеко не все.

Всё началось с того, что танкисты, уже не первый год сидевшие на сторожевой заставе, предложили съездить в город за водой. Заманчивое предложение, по случайному совпадению, поступило от экстремального экипажа, недавно показавшего нам, как не надо спускаться с горы. Именно эти ребята в кишлаке Мулля Гулям, на заглохшем движке, задним ходом да без тормозов лихо влетели в глиняное дувало.

"Только оденься поприличней", - глядя на мой внешний вид и загадочно улыбаясь, сказали танкисты.

Хорошо, что в домашних условиях, если их так можно назвать, позволялось оставаться в мужской ночной рубашке. Вне боевого дежурства, когда спадала жара, ходили в одних экологически чистых хлопковых трусах, наводя ужас на местных дам, проезжающих в гужевом транспорте у подножья возвышенностей.

Солнце, прожарив нас на пустынной сопке до костного мозга, наконец-то клонилось к закату.

"Красиво едем!", - сжимая приклад новенького автомата подошвами начищенных стильных сапог (выточенных в тайне от старшины "вот этими умелыми ручками"), подумал я.

Защитного цвета водовозка маневрировала по узкой оживлённо-запруженной улочке. Правила движения как пешеходами, так и водителями автомобилей и повозок не соблюдались. Преимуществом пользовался тот, у кого "пурбухайка" побольше и стволы покрупнее. На мелькающих с пассажирской стороны некрашеных досках высокого забора красовался агитационный политический плакат. Размеры его позволяли даже в движении рассмотреть последнего генсека, комбайнера и землячка Михаила Меченого и президента ДРА Наджибуллу. Всякий раз, проезжая мимо застывших самодовольных лиц, испытывал навязчивое желание проверить на меткость роднёхонький АК-74, при этом без малейшего угрызения совести. Слишком рано уяснил для своего возраста, что Родина и государство - понятия несовместимые, две параллельные колеи одной дороги. Родина - матушка, душа народа. Государство - непредсказуемый, беспокойный сожитель, которому вечно что-то надо. Ненасытно отжимающий соки из своего же народа.