Сон веселого солдата

"Часовой, читающий книгу на посту, это уж слишком", - подумал я, перепрыгивая обратно. Пряча находку в рюкзак, стал мысленно выгораживать себя. "Почитал, дай другому почитать. С ближним надо делиться. Восстановлю авторучкой рисунок, прочту и на обратном пути, конечно же, верну". Оправдалок каждый из нас знает много.

Возможно, повысив бдительность часового, я даже кому-то жизнь спас. Рисунок на обложке восстановил, но книгу дочитать не довелось. Обратного пути не было, поэтому и не вернул.

Темнело, ребята доставали из картонных ящиков рыбные консервы, в томатном соусе или в масле, кому какие приглянутся. Вскрывали и, без каких либо признаков эмоционального удовлетворения от еды, медленно жевали.

Прямо на углях костра, в металлических банках, разогревали тушёнку и каши. Мы сидели полукругом на земле, скрестив ноги на местный манер, и смотрели на красно-жёлтый полыхающий огонь. Пламя, обдавая нас приглушённым светом и тёплым дымком, потрескивало сухими дровами.

Тихими вечерами, когда мысли и душа сами собой настраивались на мирный лад, слушали гитару и все думали о своём. В памяти всплывал родной край, свой дом. Вспоминалась повседневность, когда вся жизнь, казалось, течёт своим чередом, как сама собой разумеющаяся. Здесь прошлое воспринималось по-другому.

Пройдёт время, гражданская жизнь вновь станет обыденной. Афганские события, оставляя шрамы не только на теле, но и в душе, ноющей раной навсегда впечатаются в солдатские сердца.

Перебирая струны, я тихо пел:

"...А быть может, ветер,

Что траву качает,

Унесёт за горы

Все наши печали,

Где мы с лёгким сердцем

Чистый воздух пили

Среди трав пьянящих,

На лугах России...".

Музыка объединяет сердца. На войне мелодия (лучше, если она дворовая, любительская, такая ближе) исцеляет душу. На гражданке этим песням военных лет предстояло объединять сердца в одно большое братское сердце...

Друзья сидели рядом. Олег по-свойски положил руку на левое моё плечо, Санёк, не сговариваясь, одновременно на правое.

Не отрывая глаз от полыхающего огня и не прерывая песни, я улыбнулся им в ответ.

Предчувствие не обмануло, это был последний наш вечер. Завтра гитара осиротеет.

Глава 6

...Француз-хирург, с изяществом артиста

– Ему не больно, потому бесстрашный!
–

Восстановил тебя из липкой каши...

Яркая луна освещала полотно дороги. Ехали при потушенных фарах. Ведомые машины ориентировались по приглушённо-красным габаритным огонькам идущих впереди.

Похоже, проскочили. В ушах еще звенело от выстрелов, пахло пороховой гарью.

Страха не было. Ступор и мелкая дрожь накроют чуть позже. Тогда и придут тягучие мёртвые минуты, которые наступают до или после боя.

Руки потянутся механически к пачке "Примы" или "Охотничьих". Возникнет желание выбросить из головы, забыть и побыстрее уйти от мыслей и вязкой минуты.

Отродясь я не курил, и как-то само собой придумалось - грызть соломинку, сахар или сорванный прутик. Так было легче оторваться, заполнить зависшую паузу.

302-й БТР стал постепенно от нас отставать и остановился. Уступая дорогу колонне, рискуя подпрыгнуть на мине, мы осторожно взяли обочину и тормознули.

Вскоре сквозь шум моторов и гусеничный лязг послышался хлопок, колонна, замедляя ход, постепенно замерла. В эфире прошло сообщение о подрыве головной машины.

Моджахеды воевали по отработанной схеме. Сначала остановить движение, затем, с заранее пристрелянных позиций, планомерно, как в тире, уничтожать колонну.

Боевые машины, ощетинившись стволами, пытались отыскать и подавить огневые точки противника.

Энди взяла запах мины. Оглянувшись, я указал обнаруженное место.

Помощник Вугар, стоял, опустив руки, вжав голову в плечи, и смотрел перед собой в землю.

Вот и мне довелось на своём пути встретить этот испуганный взгляд.

Война срывает маски, и человек становится виден, как в чистом поле.

Сквозь затравленный опущенный взгляд Вугара виделись мне лица дембелей. Отслужившие два года, они отсчитывали каждый пройденный километр до советской границы. Ожидание для них перешло в дни и часы.

Отогнав все посторонние мысли насколько это было возможно, стал ещё бдительней и собранней. Громко и часто колотилось сердце. Наступил момент "секунда как вечность". Всё вокруг замерло и пропало. Время остановилось. Пауза ощущалась, как ощущается смерть в затянувшемся ожидании. Рука лишь на мгновенье застыла на мине.

Яркий солнечный свет резанул по глазам. Первый лучик пришёл сообщить о начатом дне.

С детства любил я и ждал эти секунды. Юношами ходили мы в туристические походы. В России и здесь, на Афганской земле, когда гитара была под рукой, всегда пел "Гимн Восходящего Солнца".

В такие мгновенья были лишь двое - зорька и я...

...От встречного ветра не прятал лица

и шёл, не срезал круги.

Поэтому тёплый комок свинца

нашёл меня раньше других.

Я труса в себе не посмел бы простить.

Взглянуть не посмел бы на вас.

Поэтому силы сумел найти

в решающим ставший час.

Поэтому голову не опустил.

Поэтому стал смелей.

Ворвался свинец и не отпустил.

Скрутил и пригнул к земле...

Отмучилось, остановилось солдатское сердце. На двенадцатый день так и не пришел в сознание, и наступила клиническая смерть.

В операционной Кабульского госпиталя хирург методично применял технику непрямого массажа сердца.

Длительное забытьё сменилось давящими жерновами. Измученное, израненное тело было согласно на всё, лишь бы без боли.

Не существовало ни комнаты, ни хирургического стола, только угнетающая боль, на каждую клеточку.

Всё зависло в промежуточной, временной точке. Струна напряжения должна была не выдержать и лопнуть. Постепенно становилось тяжело и легко. Совмещалось несовместимое. Холод-тепло, боль-удовольствие, давление и невесомость.