Сонеты 33, 34, 35 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда

________________

________________

Original text by Virgil, «The Aeneid». Book VI translated by H. R. Fairclough, line 77—124

But the prophetess, not yet brooking the sway of Phoebus, storms wildly in the cavern, if so, she may shake the mighty god from her breast; so much the more he tires her raving mouth, tames her wild heart, and moulds her by constraint. And now the hundred mighty mouths of the house have opened of their own will, and bring through the air the seer's reply: «O you that have at length survived the great perils of the sea — yet by land more grievous woes lie in wait — into the realm of Lavinium the sons of Dardanus shall come, relieve your heart of this care. Yet they shall not also rejoice in their coming. Wars, grim wars I see, and the Tiber foaming with streams of blood. You will not lack a Simois, nor a Xanthus, nor a Doric camp. Even now in Latium a new Achilles has been born, himself a goddess's son; nor shall Juno anywhere fail to dog the Trojans, while you, a suppliant in your need, what races, what cities of Italy will you not implore! The cause of all this Trojan woe is again an alien bride, again a foreign marriage! Yield not to ills, but go forth all the bolder to face them as far as your destiny will allow! The road to safety, little though you think it, shall first issue from a Grecian city».

In these words the Cumaean Sibyl chants from the shrine her dread enigmas and booms from the cavern, wrapping truth in darkness — so does Apollo shake his reins as she rages, and ply the goad beneath her breast. As soon as the frenzy ceased and the raving lips were hushed, Aeneas the hero begins: «For me no form of toils arises, O maiden, strange or unlooked for; all this have I foreseen and debated in my mind. On thing I pray: since here is the famed gate of the nether king, and the gloomy marsh from Acheron's overflow, be it granted me to pass into my dear father's sight and presence; show the way and open the hallowed portals! Amid flames and a thousand pursuing spears, I rescued him on these shoulders, and brought him safe from the enemy's midst. He, the partner of my journey, endured with me all the seas and all the menace of ocean and sky, weak as he was, beyond the strength and portion of age. He is was who prayed and charged me humbly to seek you and draw near to your threshold. Pity both son and sire, I beseech you, gracious one; for you are all-powerful, and not in vain did Hecate make you mistress in the groves of Avernus. If Orpheus availed to summon his wife's shade, strong in his Thracian lyre and tuneful strings; if Pollux, dying in turn, ransomed his brother and so many times comes and goes his way — why speak of Theseus, why of Hercules the mighty — I, too, have descent from Jove most high!».

Virgil, «The Aeneid». Book VI translated by H. R. Fairclough, line 77—124.

Но пророчица, ещё не смирившись с властью Феба, неистово бушует в пещере, если так она может сотрясти могущественного бога из своей груди; тем больше он утомлял её неистовые уста, укрощал её дикое сердце и лепил её ограничивая. И теперь сотни могучих уст храма открылись по собственной воле и донесли по воздуху ответ провидице: «О вы, которые наконец–то пережили великие опасности на море – но на суше вас подстерегают ещё более тяжкие беды — в царстве Лавиниума, сыны Дардануса придут, освобождая твоё сердце от этой заботы. Ещё они также не будут рады пришествию своему. Войны, мрачные войны, Я вижу, и Тибр, пенящийся потоками крови. У вас не будет недостатка ни в Симоисе, ни в Ксанфусе, ни в дорическом стане. Даже ныне в Лациуме родившем обновлённого Ахилла, самой богини сына; нигде Юнона не сможет преследовать троянцев, в то время, ты, как проситель по своей нужде, каких-то рас, таких городов Италии ты не станешь умолять! Причина всего этого троянского горя — это вновь чужая невеста, вновь — чужой брак!.. Не поддаваясь бедам, лишь только идите вперед всё смелее на встречу с ними, так далеко, насколько позволит ваша судьба! Путь к безопасности, какой бы незначительной она вам ни казалась, сначала должна пролегать от греческого города».

В такт этих слов Кумская Сивилла воспевала из святилища свои пророческие догадки и своды пещеры вторили гулом, окутывая истину тьмой — так делал Аполлон, встряхивая поводьями, как только она приходила в ярость, и изгибал стрекало к её груди. Как только безумие утихло и неистовые уста умолкли, герой Эней продолжил: «Для меня не возникает никаких трудностей, о дева, странных или непредвиденных; все это я предвидел и обдумал в своем уме. Об одном я молюсь: поскольку здесь находятся знаменитые врата короля преисподней и мрачного болота от разлива Ахерона, да будет мне даровано предстать перед взором и присутствием моего дорогого отца; дабы покажешь путь и откроешь священные порталы! Средь пламени и тысяч преследующих копий его спас Я на этих плечах и вынес невредимым из гущи врагов. Он, спутник моего путешествия, пережил вместе со мной все испытания морей и все опасности океана и неба, сверх прочности и выделенной доле возраста. Он — тот, кто молился и поручил мне смиренно искать тебя и приблизиться к твоему порогу. Пожалей и сына, и отца, умоляю тебя, милостивая; ибо ты всемогуща, и не напрасно Геката сделала тебя хозяйкой в рощах Аверна.

Если бы, Орфей сумел призвать тень своей жены, сильную в его фракийской лире и мелодичных струнах; если б Поллукс, умирая в свою очередь, выкупил своего брата и столько же раз приходил и уходил своим путём — зачем говорить о Тесее, почему о Геракле могучем, когда — Я тоже происхожу от Юпитера всевышнего»!

Вергилий «Энеида». Книга VI перевод Х. Р. Фэйрклафа, 77—124.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 06.06.2023).

Мнения экспертов и исследователей античных культур и цивилизаций, относительно конкретного места, откуда в Рим проникло изначальное представление об Аполлоне, полностью расходятся. Среди возможных более ранних источников культа Аполлона в Риме назывались Кумы, этрусские города, в которых существовал родственный Аполлону культ бога-пастуха и врачевателя Аплу, а также Дельфы.

Но возвратимся к семантическому анализу сонета 33, и поиску новых волнительных находок в сонетах Шекспира. Для удобства семантического анализа сонета, где автором была использована стилистика построения многосложного предложения, будем рассматривать по мере рассмотрения его в двухстрочном порядке.

«Full many a glorious morning have I seen

Flatter the mountain-tops with sovereign eye» (33, 1-2).

«Целое множество рассветов славных перевидал Я по утрам

Польстивших горным вершинам суверенным взглядом» (33, 1-2).

В строках двух четверостиший в повествовательно риторической форме автор дал живописание восходов персонализированного Солнца. Однако, при прочтении сложилось впечатление, что при использовании литературного приёма «аллюзия» со ссылкой на мифический образ в поэтических метафорах сонета 33, повествующий описал литературного героя, влиятельную персону, внешне похожего на бога солнца Феба.

Краткая справка.

Аллюзия (итал. «allusio», «намёк») — стилистическая фигура, содержащая указание, аналогию или намёк на некий литературный, исторический, мифологический или политический факт, закреплённый в текстовой культуре или в разговорной речи. Материалом при формулировке аналогии на намёк, образующего аллюзию, часто служит общеизвестное историческое высказывание, какая-либо крылатая фраза или цитата из классической поэзии.

Аллюзией в литературоведении называют отсылку, намёк на общеизвестный факт, сюжет или фразу. С помощью аллюзий авторы наполняют свои произведения новыми смыслами, переосмысляют мифологию, историю, литературу, теософию и философию, вступая в полемику с прошлым. Слово «аллюзия» происходит от латинского «allusidere», которое можно перевести, как «намекать».

В ходе анализа сонета 33 напрашивался вопрос: — «Но для чего Шекспиром, был создан столь яркий и выразительный образ»?!

Переход к третьему четверостишию, даёт ответ на это вопрос. Оказалось, что в первых двух четверостишиях литературный образ «восхода Солнца» служил для сравнительной аллегории в совокупности с образом «Солнечного» из третьего четверостишия и двустишия, которые были посвящены юному другу поэта.

«Full many a glorious morning have I seen

Flatter the mountain-tops with sovereign eye,

Kissing with golden face the meadows green,

Gilding pale streams with heavenly alchemy» (33, 1-4).

«Целое множество рассветов славных перевидал Я по утрам

Польстивших горным вершинам суверенным взглядом,

Поцеловавших золотым ликом зелёные луга (то тут, то там),

Позолотивших бледные потоки с помощью алхимии небесной» (33, 1-4).

Хочу отметить, что строки 1-2 сонета 33: «Full many a glorious morning have I seen / Flatter the mountain-tops with sovereign eye», «Целое множество рассветов славных перевидал Я по утрам / Польстивших горным вершинам суверенным взглядом» имеют очевидную связь со строками: «Let not thy presence, like the April sun / Flatter our earth and suddenly be done», «Пусть твоё присутствие, подобно апрельскому солнцу / Польстившему нашей земле и внезапно закончившись» из пьесы Шекспира «Король Эдуард III» акт 1, сцена 2.

Поэтому любезно предоставляю читателю для ознакомления и сравнения фрагмент пьесы «Король Эдуард III»:

— Confer!

________________

________________

Original text by William Shakespeare «King Edward III» Act I, Scene II, line 138—165

ACT I. SCENE II. Roxborough. Before the Castle.

COUNTESS OF SALISBURY

What might I speak to make my sovereign stay?

KING EDWARD III