Совьетика
Шрифт:
Экзамен я сдала с первого раза, причем с довольно высокими баллами за отдельные его составные части. Самый низкий балл я получила… за предмет «знание народа и страны». Потому что когда голландские экзаменаторы спросили меня, как сейчас жизнь в России, я честно описала им то, что я видела в родном городе своими глазами – закрывающиеся заводы, разрушающиеся здания, спивающихся рабочих, которым не платят зарплату месяцами, вывески «Vodka 24 hours non-stop”, проституцию, бездомных детей и беженцев…
Голландские господа недовольно нахмурились – это было не то, что они хотели услышать.
– Maar Moskou floreert !- поспешили они меня «поправить». Ну, я и тут высказала им, что я по этому поводу думаю… За что мне и снизили балл. Ведь голландцы всегда все
Бог с ними, оставим это на их совести, главное, что экзамен я сдала! Я очень этим гордилась, и Сонни даже сходил со мной в суд на мое приведение к присяге. Но по большому в наших с ним отношениях это ничего не изменило. Наш брак умирал медленной смертью…
Я еще надеялась, что наши с Сонни отношения можно спасти. Наверно, он тоже надеялся. Во всяком случае, душить меня он больше не пытался.
– Мне не нужно тебя бить, – говорил он, – Я и без этого знаю, как сделать твою жизнь невыносимой.
Он говорил правду: что-что, а это у него действительно хорошо получалось. К тому времени, когда он наконец начал работать, Сонни уже просто меня игнорировал – как пустое место. Приходя с работы, он нарочито громко целовал Лизу, бросавшуюся ему навстречу, и здоровался с ней, а на мое приветствие даже не отвечал. Единственное, что требовалось от меня – это чтобы вовремя был готов обед. Причем не какой попало: я должна была позвонить ему не позднее двенадцати, но не раньше половины десятого, чтобы спросить, а что он сегодня кушать желает…
А я не могла так жить. Душевное тепло, доброе слово – то самое, которое и кошке приятно – были необходимы мне тогда, как солнечный свет – растениям. Мне нужно было знать, что меня любят. Ощущать одобрение. Время от времени слышать похвалу. Ну, если совсем честно, то мне и сейчас это нужно, но сейчас я хотя бы в состоянии без всего этого прожить. А тогда- не могла. Без этого человеческого тепла я чувствовала себя словно тонущая в болоте моя любимица Лиза Бричкина из «А зори здесь тихие…».
– Sonny, treat me nice !- чуть ли не умоляла его я. А он опять пожимал плечами: чего я от него хочу? Он же не пьет, не курит, много работает, никогда мне не изменял (мои слезы по прошлому, которые он принял за слезы по Володе Зелинскому, по-прежнему оставались для него изменой, которую он так никогда мне и не простил.). Сонни часто говорил, что другие женщины могут только мечтать о таком муже,как он. И что стоит ему только вернуться на Антилы, как его там «оторвут с руками». Я охотно верила в это, но легче от этого мне не становилось. Атмосфера у нас в доме стала холодной, как le congelateur .
– Уж лучше бы ты пил или изменял, но по-доброму ко мне бы относился!- сказала я один раз в сердцах, что его ужасно обидело. К слову, это правда, если Сонни когда и выпивал немного нечаянно, он делался очень веселым, кротким и добрым….
Ну хорошо, говорила я себе, мы несчастливы вместе, и это очевидно. Очевидно, что Сонни не может начать жизнь с новой страницы и по-прежнему ненавидит меня за то, что он там себе вообразил. Что у нас нет общих интересов и взглядов. Очевидно, что не только мне, но и ему со мной плохо, и что я никогда не буду отвечать его стандартам в кулинарном искусстве. Тогда зачем мучать друг друга? Не лучше ли расстаться и остаться друзьями, чем жить с такой испепеляющей злобой на сердце? И я уходила с Лизой в свое студенческое жилище- и даже пошла один раз, не выдержав, к адвокату: узнать поподробнее о разводе. (Правда, на большее меня не хватило, и я не рассказала Сонни об этом.)
Но как только я делала попытку вырваться из сетей – причем я вовсе не намеревалась запрещать ему видеть Лизу или что-то в этом роде -, Сонни тут же охватывала паника, и он любой ценой стремился меня вернуть. Зачем – я не знаю до сих пор. Например, он каким-то чудесным манером приезжал ко мне посреди ночи в мою деревню – когда и поезда-то уже не ходили, чуть ли не на такси!- чтобы сообщить, что у него украли велосипед, пока он сидел в библиотеке,
и это его так расстроило, что он просто не смог сидеть в одиночестве дома. Ему так было нужно, чтобы его пожалели! Но ведь и мне было нужно то же самое, а вот этого-то Сонни не видел и не хотел понимать…Я однозначно не могу назвать Сонни плохим человеком: он не со зла был таким. На него давил груз – груз экономической ответcтвенности за семью, груз необходимости “быть успешным”. Он сам был жертвой расизма в обществе и свидетелем того, как был выброшен на улицу работодателем после тяжелой болезни, не достигнув пенсионного возраста, его отец. Его мать бросила его отца, когда тот стал бедным, и это был самый большой страх в его жизни: закончить её так, как случилось с его отцом. Сонни был беспощаден к себе и к окружающим: оступился? Проявил хоть малейшую слабость? Поделом тебе, если стал бездомным и попрошайничаешь на улице: надо быть сильным! То же самое относилось и к любым другим человеческим слабостям. Бесполезно было говорить с ним о том, что мы – люди, а не дикие звери, и что мы отличаемся от последних тем, что мы должны помогать слабому, вместо того, чтобы его заклевывать…
Мы просто не подходили друг к другу. Я не могла быть с ним самой собой. Он не хотел, чтобы у меня были собственные подруги (о друзьях я уж и не говорю!), вообще какой-то собственный круг общения. Постоянно говорил, что я – бесполезная, глупая; что все, чем я занимаюсь, абсолютно никому не нужно. Он брал на себя всю ответственность, решение всех проблем – но отнимал и любую возможность принимать решения.
Так жить было дальше невозможно. Надо было что-то с этим делать. Я медленно, но неудержимо тонула в этом браке – действительно совсем как книжная Лиза. «Лиза долго видела это синее прекрасное небо. Хрипя, выплевывала грязь и тянулась, тянулась к нему, тянулась и верила…. И до последнего мгновения верила, что это завтра будет и для нее …»…
За пару месяцев до того, как разразилась гроза, к нам приехала в гости моя мама. Голландия ее совершенно очаровала, голландцы – тоже, и она никак не хотела понять, что же мне здесь так не по душе. Даже то, что рядом с трамвайной остановкой напротив нашего дома был секс-шоп, с весьма откровенной витриной, ее забавляло:
– Так я хоть не ошибусь, на какой остановке выходить: как увидела в окно здоровенный ***, значит, все, приехали….
Но мне было не смешно.
– Хорошо быть туристом!- сказала ей я с обидой, – Ты вот поживи здесь сначала, научись понимать, о чем они говорят, хлебни их расизма и чванства, а потом уже будешь делать свои глубокомысленные выводы.
Точно так же мама не хотела поверить и в то, в какой тупик уже зашла к тому времени моя семейная жизнь: Сонни казался ей идеальным зятем.
– Знаешь что, Жень, ты тоже не подарок. Тебя далеко не всякий выдержит. А он парень положительный, умный, симпатичный…
Понимать она начала только когда стала свидетельницей одной из ставших уже обычными для нас сцен: я приготовила макароны, Сонни они не понравились, он начал их есть, потом бросил полную тарелку, cо всеми макаронами, мясом и соусом, с размаху на пол, я зарыдала, бросилась к бутылке с ликером (ну, это было у нас не каждый день: просто тут под руками оказалась бутылка), залпом выпила половину, Сонни выбежал, заперся в туалете и там тоже в голос зарыдал, мама перепугалась и побежала его (не меня!) успокаивать. Сонни рыдал за закрытой дверью, сидя на унитазе:
– Женя меня не любит! – хотя непонятно было, каким это образом макароны навеяли на него такую мысль. Мне тем временем стало плохо (ликер был очень крепкий), и успокоенный до определенной степени мамой Сонни ухаживал за мной после этого весь день , как за ребенком. Пока все это происходило, Лиза в соседней комнате спокойно смотрела по видео «Беляночку и Розочку»…
Посмотрев на все это, пораженная мама сказала:
– Да, ребята, у вас действительно что-то не в порядке…
И уехала через неделю спокойно к себе домой. А Сонни уговорил меня отказаться от студенческой квартирки и вернуться в наш дом насовсем.