Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный Комитет и его члены, 1917-1991 гг.
Шрифт:
Историю Советской России с 1917 по 1991 г. нельзя сводить только к истории её элиты. На неё непрерывно влияли преобразования общества и экономики. Международное окружение (с 1950-х гг.) также оказывало растущее влияние на внутренние дела, начиная с проникновения молодёжной культуры и заканчивая гонкой вооружений, которую в итоге советская система не смогла выдержать. Между тем в центре внимания историков и политологов всегда находилась верхушка советского руководства — Ленин, Сталин, Хрущёв, Брежнев, Горбачёв. Но всё-таки история элиты на уровне членов Центрального Комитета содержит элементы изменений и преемственности, без изучения которых российский опыт коммунистического правления во многом оставался бы непонятным.
Элита бессмертна?
Любая революция, по Парето, помимо всего прочего, представляет собой смену элит [754] . Революции, произошедшие во многих странах Восточной Европы в конце 1980-х гг., весьма точно соответствовали этому утверждению. Во всём этом регионе они сопровождались сменой правительств и переходом к рыночно ориентированной экономической политике. Несколько лет спустя перемены ещё не выглядели окончательными. Бывшие коммунистические партии опять, хотя бы на время, вернулись к власти в Албании и Венгрии, в Польше, Литве и Болгарии. В Румынии произошла смена руководства, но изменения политического режима были не столь очевидными по крайней мере до тех пор, пока не потерпела неудачу попытка бывшего члена Секретариата компартии переизбраться на новый президентский срок в 1996 г. Между тем в соседней Молдове бывший член Политбюро победил на президентских выборах, прошедших в конце того же года, пополнив собой список из шести ветеранов этого правящего органа КПСС, оставшихся на руководящих постах в своих странах. Бывшие коммунисты продолжали занимать доминирующие позиции в Сербии и большинстве бывших Советских республик Средней Азии, они также выиграли президентские и парламентские выборы в Монголии. На Кубе, в Китае и в большинстве стран Юго-Восточной Азии «коммунистическая власть всё ещё оставалась в неприкосновенности [755] . В самой России деятельность Коммунистической партии после попытки августовского путча 1991 г. была вначале приостановлена, а затем, в ноябре того же года КПСС запретили. Однако партия в начале 1993 г. ожила, после того как её запрет был признан неконституционным, удачно выступила на выборах в декабре того года и оказалась самой успешной партией на выборах в Государственную Думу, состоявшихся в декабре 1995 г. Российские граждане, со своей стороны, оставались привержены идее сохранения СССР. Они полагали, что «было бы лучше, если бы всё осталось так, как было в 1985 году» [756] , и оценивали возникшую политическую систему ниже той, что существовала в Советские годы [757] .
754
См.: Pareto V. Treatise on General Sociology. — N. Y., 1935.
755
О разных судьбах коммунистических партий в посткоммунистичекую эру см., напр.: Mayle A., Nagle J. Resurrection of the Successor Parties and Democratization in East-Central Europe // Communist and Post-Communist Studies. 1995. № 28:4 (Dec.). P. 393–410; Waller M. Adaptation of the Former Communist Parties of East-Central Europe: A Case of Social-Democratization? // Party Politics. 1995. № 1:4 (Oct.). P. 473–490; Rose R. Ex-Communists in the Post-Communist Societies / / Political Quarterly. 1996. № 67:1 (Jan.-Mar.). P. 14–25; Ishiyama J.T. The Sickle or the Rose: Previous Regime Types and the Evolution of the Ex-Communist Parties in Post-Communist Politics // Comparative Political Studies. 1997. № 30:3 (June). P. 299–330.
756
На мартовском 1991 г. референдуме по вопросу о сохранении СССР в качестве «обновлённой федерации» «за сохранение» проголосовало 76.4% при явке избирателей 80% (Известия. 1991. 28 марта. С. 1, 3). Как показали несколько последовательных опросов общественного мнения, имело место общее согласие граждан относительно того, что распад СССР стал «великим несчастьем». В 1995 г. это мнение разделял 81% опрошенных и лишь 16% были с ним не согласны (см.: Dobson R.В. Is Russia Turning the Corner? Changing Russian Public Opinion, 199–1996. — Washington,1996. P. 32). Четыре года спустя доля людей, сожалевших о гибели СССР, возросла, достигнув 85% (Новые Известия. 1999. 30 янв. С. 1).
757
Россияне оценивали «существующую политическую систему» скорее отрицательно (46%), нежели положительно (28%). Большинство из них надеялись, что политическая система усовершенствуется через пять лет (43% против 20%), но всё ещё более позитивно оценивали «политическую систему, существовавшую до начала перестройки» (так считали 59% опрошенных, с ними были не согласны только 22%). См.: Rose R. New Russia Barometer V: Between Two Elections. — Glasgo: Centre for the Study of Public Policy, University of Stratchclyde, SPP 260, 1996. P. 47–50.
758
Аргументы и факты. 1994. № 35. С. 2; 1994. № 23. С. 2. Более половины (51%) опрошенных в конце 1997 г. считали, что «мафия правит Россией», 29% полагали, что власть находится в руках государственного аппарата, а 26% — что у частного капитала. Лишь 21% и 14% соответственно полагали, что страной управляют президент или правительство (Известия. 1998. 23 янв. С. 5).
Существуют различные точки зрения относительно того, насколько коммунисты или бывшие коммунисты фактически сохранили за собой власть в странах Центральной и Восточной Европы. Относительно слабая преемственность власти наблюдалась тогда в Чешской Республике, где Коммунистическая партия очень быстро превратилась в маргинальную силу [759] , а также в Польше, где «ядро новой властной элиты состояло из «новых людей»» [760] , или в Венгрии, в которой произошли радикальные преобразования, в ходе которых подавляющее большинство бывшей коммунистической элиты утратило свои позиции [761] . Некоторые авторы доказывают, будто между горбачёвской и ельцинской элитами «было мало пересечений», хотя те же самые исследователи в других работах утверждают, что более трети посткоммунистической элиты составляют люди, занимавшие видные руководящие посты в КПСС, что являлось очень точным определением элитного статуса человека при Советской власти, а на региональном уровне более половины руководства — это люди, занимавшие те же должности в январе 1985 г. [762] Иные авторы признают наличие особенно высоких уровней преемственности в составе местных и региональных элит [763] , но настаивают на том, что указанную преемственность в составе элиты следует рассматривать в более общем смысле, учитывая переход в неё членов Советской элиты в широком смысле этого понятия, или так называемой номенклатуры. При этом вероятнее всего вся бывшая коммунистическая элита сумела сохранить свои позиции [764] .
759
См.: Mansfeldova Z. The Emerging New Czech Political Elite (доклад, подготовленный для объединённой сессии Международного консорциума политических исследований — ECPR в Мадриде, в апрель 1994 г.). Существует мнение, что роль бывшей коммунистической номенклатуры в политическом руководстве бывших ГДР и Чехословакии была пренебрежимо малой, но в Словакии бывшие коммунисты занимали ведущие позиции в трёх правительствах, существовавших после 1992 г. (Baylis Т.A. Elite Change after Communism: Eastern Germany, the Czech Republic and Slovakia // East European Politics and Societies. 1998. № 12: 2 (Spring). P. 276, 279).
760
Wasilievski J., Wruk-Lipinski E. Poland Winding Road from Communist to the Post-Solidarity Elite // Theory and Society. 1995. № 24: 5 (Okt.). P. 690. Дополнительные сведения можно найти, напр., в работах: Pogorecki А. The Communist and Postcommunist Nomenclatura // Polish Sociological Review. 1994. № 2:106. P. 111–123; Konsolidacja elit politiczynch, 1991–1993 /ed. J. Wasielevski. — Warsaw, 1994; Elity w Polsee, w Rosji I na Wegrzech / 1. Szelehyi et all. Warsaw, 1995.
761
См.: Szelenyi S., Szelenyi I., Kovach I. The Making of the Hungarian Postcommunist Elite: Circulation in Politics, Reproduction in the Economy // Theory and Society. 1995. № 24: 5 (Oct.). P. 712. Перемены оказались не столь радикальными, как показали парламентские выборы 1994 г., на которых победу одержала Социалистическая партия. Как отмечалось, времена сразу после крушения прежнего режима «были особенно неблагоприятными для старой номенклатуры, но последующие выборы вернули во власть многие старые кадры, включая членов номенклатуры» (Rona-Tas A. The Great Surprise of the Small Transformation. — An Arbor, 1997. P. 224). Перемены в этом регионе в целом рассмотрены в: Postcommunist Elites and Democracy in Eastern Europe / ed. J. Higley, J. Pakulski and W. Weschlowsk. — London, 1998.
762
Lane D., Ross C. Russian Political Elites, 1991–1995: Recruitment and Renewal // International Politics. 1997. № 34: 2 (June). P. 169–192 (на с. 171–172). Похожие мысли высказаны в статье: Lane D. Transition under Eltsin: The Nomenklatura and Political Elite Circulation // Political Studies. 1997. № 45: 5 (Dec.). P. 855–874. Сходные взгляды представлены в книге: Lane D., Ross С. The Transition from Communism to Capitalism: Ruling elites from Gorbachev to Yeltsin. — Basingstoke, 1999. Ещё один исследователь не обнаружил заметной преемственности внутри верхушки политической элиты в узком понимании этого слова, но выявил также наличие значительных вариаций представительства старой элиты среди членов правительства, руководства Государственной думы и ведущих чиновников администрации президента (Rigby Т.Н. New Top Elites for Old Russian Politics // British Journal of Political Science. 1999. № 29: 2 (Apr.). P. 323–343). Общее исследование посткоммунистических элит содержится в книге: Elite in Transition: Eliye research in Central and Eastern Europe / ed. H. Best, U. Becker. — Opladen, 1997. Две её главы посвящены российской элите.
763
Российская газета. 1992. 4 марта. С. 2. Здесь утверждается, что до 80% местных функционеров остались на тех же местах, что они занимали при Советской власти. Сам Ельцин настаивал на том, что на общенациональном уровне такая преемственность становилась менее заметной (Известия. 1992. 27 марта. С. 7).
764
HigleyJ., Kullberg J., Pakulski J. The persistence of Postcommunist Elites // Journal of Democracy. 1996. № 7: 2 (Apr.). P. 133–148 (на с. 135–136). Я. Baсилевски также пришёл к выводу, что «простая преемственность» фактически являлась в российском случае «доминантным признаком» [новой элиты] (Wasielewski J. Hungary, Poland and Russia: The Fate of Nomenklatura Elites // Elite Crises ad the Origins of Regimes / ed. M. Dogan and J. Higley. — Lanhan, 1998. P. 166. Аналогичные точки зрения представлены в следующих публикациях: Baylis Т.A. Plus са change? Transformation and Continuity Amongst East European Elites // Communist amd Post-Communist Studies. 1994. № 27:3 (Sept.). P. 315–328; Higley J., Pakulski J. Elite Transformation in Central and Eastern Europe // Australian Journal of Political Science. 1995. № 30:3 (Nov.). P. 415–435; Higley J., Kullberg J., Pakulski J. Elites, Institutions and Democratisation in Russia and Eastern Europe // Elites abd Leadership in Russian Politics / ed. G. Gill. — London, 1998. P. 106–133. Ряд авторов выдвинул идею, согласно которой перемены, произошедшие в Восточной Европе в 1989 г., были на самом деле революцией против бюрократии, которую возглавляли бывшие технократические фракции коммунистической элиты (Eyal G., Szelenyi I., Townsley E. Making Capitalism without Capitalists: The New Ruling Elite in Eastern Europe. — London, 1999).
Для некоторых исследователей процесс изменений в Восточной Европе лучше всего укладывается в понятие «политический капитализм», сходный с теми процессами, в ходе которых бюрократия в постколониальной Африке после обретения независимости воспользовалась своим положением для накопления личного богатства [765] . Иные же под влиянием идей социолога Пьера Бурдье считали более правильным говорить о процессе «конвертации власти», в ходе которой действовавшая номенклатура сумела использовать собственное влияние для преобразования политического капитала, которым она обладала, в экономический, зачастую пользуясь для этого жульнической приватизацией общественной собственности [766] . Впрочем, средний российский аппаратчик с трудом расставался со своим креслом [767] .
765
См., напр.: Staniszkis J. The Dynamics of the Breakthrough in Eastern Europe. — Berkeley, 1991. Ch. 2.
766
Szelenyi S., Szelenyi I., Kovach I. The Making of the Hungarian Postcommunist Elite. P. 698. С концепцией Бурдье можно ознакомиться в статье: Bourdieu P. Forms of Capita // Handbook of Theory and Research for the Sociology of Education / ed. J. G. Richardson. — N. Y., 1986.
767
Remnick D. Lenin’s Tomb. — Harmondsworth, 1994. P. 504.
Преемственность и изменения — отнюдь не простые понятия, по крайней мере когда они изучаются во времена политических кризисов [768] . Начнём с того, что кризис назревал достаточно долго и, естественно, продолжился после конца коммунистической эры. Между тем некоторые системные изменения, например, проведение выборов на конкурентной основе и легализация многопартийности, происходили ещё до крушения Советской власти. Точно также вопросы преемственности должны рассматриваться применительно к двум политическим режимам и смене форм собственности. Советская элита была преимущественно русской по национальности, что примерно соответствовало национальному составу бывшего СССР, где русские составляли более половины населения. При этом разным республикам автоматически выделялась часть мест в элите, включая определённое, закреплённое
за каждой республикой количество мест в Центральном Комитете. Понятно, что большинство нерусских членов ЦК после 1991 г. продолжили свои карьеры в собственных республиках, ставших независимыми государствами, гражданами которых они являлись, а не в посткоммунистической России.768
В более общем виде эти понятия рассмотрены в: Elites, Crises and the Origins of Regime.
Если до конца 1980-х гг. принадлежность к элите вполне обоснованно определялась членством в Центральном Комитете КПСС, то в посткоммунистические 1990-е гг. такое определение уже не соответствовало действительности. К этому времени на должностях, обладатели которых имели значительное влияние на принятие решений в общенациональных масштабах, уже находились люди, бывшие лидерами различных партий и представителями групп интересов, включая вновь образовавшиеся бизнесы, крупнейшие банки и промышленные группы. Более того, со временем происходила смена поколений элиты, обусловленная преклонным возрастом людей, составлявших подавляющее большинство на верхних уровнях руководства партии и государства в поздний советский период. Как мы уже упоминали, средний возраст членов Центрального Комитета в 1986 г. составлял 58 лет, то есть был близок к пенсионному для мужчин в СССР, и многим из них пришлось бы уйти из активной политической жизни в начале 1990-х гг. даже при условии сохранения советской системы. Напротив, другие представители элиты, утратившие свои позиции в начале правления Ельцина, к середине 1990-х гг. вернули их себе, став новым политическим и деловым классом, «который теснейшим образом ассоциировался с партийно-государственной номенклатурой 1980-х гг.» [769]
769
Медведев Р. Здоровье и власть в России: новый класс российского общества. Александр Солженицын: три года в новой России. — М., 1997. С. 26.
При изучении элит посткоммунистического периода применяют подходы, учитывающие репутацию их представителей и занимаемые ими должности, участие в выработке и принятии решений [770] . Эти исследования обычно проводят посредством интервьюирования представителей элит, дающего значительно больше информации, нежели обращение к опубликованным биографическим данным [771] . Наиболее значительное исследование подобного рода было проведено Всероссийским центром исследования общественного мнения (ВЦИОМ), опросившим по стандартизованной форме группу численностью около 1800 человек, являвшихся членами советской политической элиты в 1988 г. В 1993 г. опрос был повторен, в ходе него интервью проводились с теми же или другими людьми, занимавшими тогда элитные позиции [772] . Эта группа в 4–5 раз превышала по численности рассматриваемую нами элиту уровня Центрального Комитета партии. Около половины опрошенных составили представители номенклатуры позднего советского периода, занимавшие в ней должности, назначения на которые требовали утверждения на высоком партийном уровне. Вторую половину представляли члены посткоммунистической правящей элиты, которые обрели беспрецедентно большое влияние на принятие государственных решений. Каждое интервью, продолжавшееся около часа, затрагивало практически все основные этапы биографии опрашиваемых — их образование, карьеру, членство в Коммунистической партии. В ходе опроса выяснилось, что члены правящей советской и новой российской элит во многом схожи. И те, и другие являлись преимущественно мужчинами (93% в старой советской номенклатуре и 94% в российской посткоммунистической элите), подавляющее большинство из них (97% и 93% соответственно) имели высшее образование [773] . Похожие или по крайней мере сопоставимые группы из обеих элит (97% и 78% соответственно) являлись членами КПСС и были тесно связаны с предыдущим режимом, занимая различные выборные партийные должности (71% и 47% соответственно) [774] . Новая элита оказалась моложе по возрасту, но члены обеих элит были преимущественно русскими и вероятнее всего происходили из привилегированных семей. Значительная (более четверти) часть членов обеих элит являлись детьми номенклатурных родителей, что подтверждает наличие тенденции к самовоспроизводству элит, не проявлявшейся столь отчётливо в других посткоммунистических странах [775] .
770
Примером применения этих подходов могут служить следующие работы: Lane D. Gorbachev’s Political Elite in the Terminal Stage of the USSR: A Reputational Analysis // Journal of Communist Stadies and Transition Politics. 1994. № 10:1 (Mar.). P. 104–116; Lane D. Political Elites Under Gorbachev and Yeltsin in the Early Period jf Transition: A Reputional and Analytic Study // Patterns in Post-Soviet Political Leadership / ed. T. Colton and R C. Tucker. — Boulder, 1996. В более общем виде проблема смены элит обсуждается в: Patnam R.D. The Comparative Study of Political Elites. — Englewood Cliffs, 1976.
771
Обзор методов интервьюирования приведен в: Research Methods for Elite Studies / ed. G. Moyser and M. Wagstaffe. — London, 1987.
772
Предварительные результаты этого опроса опубликованы в: Ершова Н.С. Трансформация правящей элиты России в условиях социального перелома // Куда идёт Россия? Альтернативы общественного развития / под ред. Т.И. Заславской и Л.А. Арутюняна. — М., 1994. Т. 1. С. 151–155. Более подробно результаты опроса изложены в работах: Головачёв Б.В. и др. Формирование правящей элиты в России // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1995. № 6. С. 18–24 (часть 1) и 1996. № 1. С. 32–38 (часть 2); Szelenyi I., Szelenyi S. Circulation or Reproduction of Elites During the Postcommunist Transformation of Eastern Europe: Introduction // Theory and Society. 1995. № 24:5 (Nov.). P. 61–638.
773
Ершова H.С. Трансформация правящей элиты России в условиях социального перелома. С. 153.
774
Головачёв Б.В. и др. Формирование правящей элиты в России. Ч. 2. С. 16.
775
Ершова Н.С. Трансформация правящей элиты России в условиях социального перелома. С. 154 (сравнение производилось с Польшей и Венгрией).
Одной из задач данного исследования было выявление того, насколько номенклатурная элита сумела восстановить свои позиции в посткоммунистический период. Оказалось, что только 11% опрошенных полностью ушли из политической жизни: вот свидетельство того, что «номенклатура в целом сумела приспособиться к произошедшим в стране переменам и не испытывала падения социальной мобильности» [776] . Действительно, более 60% членов бывшей советской номенклатуры в начале 1990-х гг. занимали должности, по своей значимости сопоставимые с теми, которые они имели в поздний советский период. Ещё 15% занимали должности, оказавшиеся чуть менее значительными, и всего только 1% прежней советской элиты оказался полностью за пределами новой элиты. Если рассматривать бывшую партийную номенклатуру отдельно, то примерно треть её членов переместились на руководящие государственные должности в новом правительстве, а ещё одна треть заняла ведущие позиции в экономическом менеджменте. В целом более 80% членов бывшей партийной номенклатуры заняли позиции первого или второго ранга в новой посткоммунистической элите, а соответственно более 80% представителей новой элиты находились в советское время на элитных или близких к элитным позициях. В этом смысле Россия представляет собой, по сравнению с Польшей или Венгрией, скорее пример воспроизводства, нежели смены элит [777] . Действительно, по крайней мере в России крах Коммунистической партии и введение рыночной экономики не повлияли на способность элит сохранять своё положение из поколения в поколение, «если не усилил эту способность» [778] .
776
Там же.
777
Там же. С. 154–155. См. также: Головачёв Б.В. и др. Формирование правящей элиты в России. Ч. 2. С. 37; Szelenyi I., Szelenyi S. Circulation or Reproduction of Elites… P. 621.
778
Hanley E., Yershova N., Anderson R. Russia — Old Wine in the New Bottle? The Circulation and Reproduction of Russian Elites, 1983–1993 // Theory and Society. № 24:5 (Nov.). P. 639–668 (на c. 665).
Преемственность элит можно также рассматривать с точки зрения «бессмертности» отдельных их представителей на ключевых позициях. Например, в начале 1997 г. семеро из 15 руководителей постсоветских государств были в прошлом первыми секретарями республиканских отделений КПСС, и на встречах глав стран — членов СНГ присутствовали «практически те же люди, что на заседаниях Политбюро ЦК КПСС в последние годы Советской власти» [779] . Ещё одной характеристикой преемственности элит, более близкой к тому подходу, который применён в настоящей книге, может служить процент членов Центрального Комитета горбачёвского периода среди политической элиты начала 1990-х гг., если изучить национальные справочники «Кто есть кто…». Первые сведения на этот счёт можно почерпнуть из сборника, вышедшего в 1993 г. и охватывавшего, наряду с Россией, другие постсоветские страны [780] . Из членов более крупного по численности брежневского ЦК в этот сборник попали 65 человек (или 14% его состава), а из горбачёвского ЦК 1986 г. (численностью в 412 человек) в нём есть сведения о 99 представителях, или более четверти его членов. Примерно та же доля (11%) членов ЦК 1986 г. и пятая часть (21%) членов ЦК 1990 г. фигурирует в Российском биографическом справочнике, изданном в 1996 г. [781] Преемственность элит в постсоветских странах оказалась намного выше, чем в странах Восточной Европы, из чего следует, что чем более укоренённым является коммунистический режим и чем дольше он существует в той или иной стране, тем с большей вероятностей новая посткоммунистическая элита — это порождение чиновничества старого режима.
779
Известия. 1996. 6 дек. С. 4.
780
См.: Кто есть кто в России и ближнем зарубежье. — М., 1993. Пионером применения подобного репутационного подхода можно считать Флойда Хантера, использовавшего его в книге Regional City. Подробнее этот подход описан в: Parry G. Political Elites. — London, 1969. Ch. 4.
781
В справочник «Кто есть Кто в России» (1996) были включены сведения о 31 из 307 членов и 21 из 170 кандидатов в члены ЦК 1986 г. и о 86 из 412 членов ЦК 1990 г.
Действительно, многие члены старого Центрального Комитета не только сохранили своё политическое влияние, но и заняли видные должности в правительстве посткоммунистической России. Президент Ельцин входил в состав ЦК с 1981 г., его премьер-министр Виктор Черномырдин и министр иностранных дел, а позднее и премьер-министр Евгений Примаков, являлись членами ЦК с 1986 г. В Совет Федерации, верхней палате нового Федерального собрания, избранного в 1993 г., входило десять членов Центрального Комитета 1990 г., среди которых был ряд первых секретарей региональных комитетов партии, включая Ахарбека Галазова (Северная Осетия), Юрия Горячева (Ульяновская область), Алексея Пономарёва (Белгородская область), Леонида Пономарёва (Бурятия), Валерия Сударенкова (Калужская область) и Минтимера Шаймиева (Татарстан). Ещё одним бывшим членом ЦК, входившим в Совет Федерации, был председатель колхоза им. В.И. Ленина из Тульской области Василий Стародубцев, больше известный как член ГКЧП, учреждённого во время попытки переворота в августе 1991 г. Неприкасаемым также являлся Егор Строев, бывший первый секретарь Орловского обкома, а затем член Политбюро и Секретариата ЦК, который в 1993 г. был избран главой Орловской области. В январе 1996 г. его избрали спикером Совета Федерации.
Преемственность элит ещё сильнее проявилась в нижней палате Федерального Собрания, в Государственной Думе, особенно после выборов в декабре 1995 г., принёсших успех Коммунистической партии и поддержанным ею кандидатам по одномандатным округам. В общей сложности в Государственную Думу в 1993 и 1995 г. было избрано 22 бывших члена ЦК КПСС, причём 9 из них были избраны в Госдуму обоих созывов. Известно также, что не все бывшие члены ЦК избирались в Государственную Думу от Коммунистической партии. Например, Алевтина Федулова, заместитель председателя Комитета Советских женщин и член ЦК с 1990 г., проходила по списку организации «Женщины России» и была избрана в 1993 г. Владимир Гусев, бывший вице-премьер, а прежде того — первый секретарь Саратовского обкома КПСС, избирался в 1993 и 1995 г. от ЛДПР, возглавляемой Владимиром Жириновским, и оба раза прошёл в Думу. Чаще всего бывшие члены Центрального Комитета последних лет существования СССР выступали в качестве кандидатов от Коммунистической партии или как независимые кандидаты и либо выигрывали выборы по одномандатным округам, либо проходили в Думу по списку Компартии Российской Федерации. В декабре 1995 г. по партийному списку были избраны в Думу бывший первый секретарь Вологодского обкома КПСС, а ныне первый секретарь РКП Валерий Купцов, два бывших первых секретаря Томского обкома КПСС Виктор Хоркальцев и Алексей Поморов, бывший первый секретарь Удмуртского рескома Николай Сапожников и бывший второй секретарь Краснодарского крайкома Борис Кибирев.